Если Путина перестанут бояться, придется бояться ему

На модерации Отложенный

К чести Владимира Путина, до сих пор не вышло ни одной книги под его именем. Та единственная, которую ему приписывают, это большое \"инаугарационное\" интервью 2000 года. Автор - кто берёт интервью, а не кто даёт.

Уже на первых страницах той книжечки можно увидеть ключ ко всей его дальнейшей деятельности. Рассказывает, как раздражало советских гэбэшников 70-х годов то, что политическое руководство СССР заставляло их топорно бороться с неугодными элементами: например, сносить бульдозерами картины художников-формалистов. \"Просто окостеневшие мозги были\". В то же время с удовольствием вспоминает случаи, когда \"действовали спокойно, чтобы уши не показать, не дай Бог\". Так было, когда диссиденты задумали провести \"какое-то мероприятие\" в связи то ли с годовщиной восстания декабристов, то ли с чем-то ещё. Предполагалось позвать дипкорпус, иностранных журналистов. \"Что делать? Разгонять не велено. Нас (разведчиков - А.С.) к таким мероприятиям не привлекали, но мы встречались с ребятами в столовой, и они рассказывали. Сотрудники КГБ взяли и организовали сами возложение венков, причем на том месте, куда собирались прийти журналисты. Созвали туда обком, профсоюзы, милиция все оцепила, музыка заиграла. Журналисты собрались, представители дипкорпуса - посмотрели, зевнули пару раз и разошлись\".

Такие находки называются \"активными мероприятиями\".

Если бы я был директором... В том году, когда Путин давал это интервью, ему представилась возможность показать класс нетопорной работы в масштабе, немыслимом даже для наибольшого гэбэшного генерала, не говоря о подполковнике. Перечисление заняло бы много места и явилось бы впечатляющим описанием самого мягкого режима в истории России, не считая двух кратких периодов, связанных с Керенским и Ельциным.

Он решил, что не нужно сажать тысячи - ни даже десятки - \"за политику\", достаточно посадить одного, но самого крупного из богачей-вольнодумцев, чтобы на многие годы притихли все классы и слои общества. Что касается особо смелых из вечно всем недовольных, то зачем их больно приструнивать, если можно держать открытыми границы - и катитесь колбаской по Малой Спасской?

Он не стал по-большевистски, государственным рыком, навязывать стране ни одной из недемократических идеологий - вполне хватило приглушить демократическую, и они пошли цвести пышным цветом: и \"православный фашизм\" (определение о. Меня), и нацизм, и сталинизм, и т.д., и т.п.

Зачем запрещать газетам обличать режим, если таких смелых всего две-три и читают их единицы? Зачем выключать почти диссидентскую радиостанцию, если она одна, а основные телеканалы под твоим прямым управлением?

Это всё и впрямь нетопорная работа. Это всё и впрямь тянет на большое историческое новшество. Ещё Пушкин намекал царю попробовать что-то похожее.

Тем более должно быть обидно Путину, что итог оказался неутешительным. На вопрос о главном обуревающем их чувстве все - от мелких торговцев до \"олигархов\" (если брать только предпринимателей) - уже давно отвечают без раздумий: страх. Это чувство способствует всему, кроме быстрого развития страны. И это такая вещь, которая, убавляясь в одном месте, прибавляется в другом. Престанут бояться они - придётся бояться ему.