Академик Шафаревич: Русскость, сила наша

Мощь России — в патриотизме, путь России — в уживчивости с другими народами, успех любого дела — в свободе выбора. Взглядом на общество, науку и кризис с STRF.ru поделился выдающийся математик, мыслитель, общественный деятель Игорь Шафаревич.

О пути России

Человеческая мысль призвана что-то творить. Кто-то из греческих классиков сказал, что творчество является переходом от небытия к бытию. И в этом смысле, конечно, общество всегда будет инновационным.

Однако я боюсь, что те инновации, к которым нас призывают, совершенно не учитывают колоссального новшества, которое нам несёт наступивший XXI век. А именно: все мы (я имею в виду моё поколение и поколение моих учителей и родителей) воспитаны на «концепции прогресса». Она была сформулирована в эпоху Просвещения и заключается в том, что всё человечество равномерно движется к какой-то определённой цели, которая и называется цивилизацией. И с этой точки зрения существуют передовые и отсталые страны — иначе это было бы бессмысленно.

Против неё разные авторы высказывали возражения. Первое систематическое изложение этих возражений принадлежит нашему соотечественнику Николаю Яковлевичу Данилевскому, которое он сделал в книге «Россия и Европа». (Затем его развил немец Шпенглер в книге «Закат Европы».) Мнение Данилевского заключается в том, что прогресс — это идеологическое оружие западной цивилизации, что сейчас господствует над большей частью мира. Это такое оружие войны. Запад (или, как говорит Данилевский, «романо-германский культурно-исторический тип») покоряет себе многие страны военным путём. Это можно видеть в Африке, Индии, Америке, Австралии. Но подспорьем этому служит идеологическая концепция прогресса. Страны делятся на передовые и отставшие.

Мне кажется, Данилевский высказывает очень глубокую мысль: цель человечества заключается вовсе не в том, чтобы всё время идти в одном направлении, а чтобы исходить всё поприще человеческой деятельности в разных направлениях. То есть, я думаю, тем самым он заменяет модель прогресса, которая предполагает одномерное движение истории, на многомерную модель, гораздо более богатую. И Данилевский как раз подчёркивал, что неприязнь к России развита на Западе именно потому, что Россия развивает цивилизацию, основанную на других принципах. Если западная концепция заключается в покорении себе космоса, то в России господствует другая точка зрения, которую многие идеологи называют «уживчивостью»: умение жить бок о бок с другими народами. Это и было фундаментом Российской империи. Это и есть путь России.

О цене науки

Я думаю, что знания в принципе не передаваемы в рынок. Они не имеют цены. Ими торговать на рынке невозможно. Возьмите историю развития советской математики. Вся она — несколько поколений! — началась из школы академика Николая Лузина, которая возникла во время гражданской войны. Тогда здесь была полная нищета, и математик и поэт Лазарь Люстерник живописал школу Лузина так: «Каток в пустынном коридоре, Горячие здесь только споры». А потом, когда была возможность уезжать за границу, из школы Лузина не уехал никто. То есть тут имеется некоторое духовное тяготение, чувство открывательства, которое и является до некоторой степени той ценой, за которую люди продают свой продукт.

О вреде науки

Польза науки довольно относительна. Человечество всё больше похоже на ребёнка, которому говорят: «Не суй пальчики в электрический выключатель, потому что он кусается», а он суёт туда пальцы. Человечество к чему-то такому приближается и в атоме, и в генных исследованиях, и в прочих отраслях науки. Это опасно атомной войной, например. Или — что значит генная хирургия? Конечно, голова у человека будет работать в любом случае, но всё зависит от того, в какую сторону направлены интересы. Например, порох был открыт в Китае за несколько столетий до того, как он появился в Западной Европе. Но он использовался для фейерверков, и никому и в голову не приходило использовать его в военных целях. А как только порох был открыт в Западной Европе, его тут же начали использовать сначала для артиллерии, потом для ружей и пистолетов.

О Российской академии наук

РАН — очень архаичное, старинное образование. Примером является наш Математический институт, в котором я всю жизнь проработал. Его в коммунистическое время инспектировали представители райкома. Они говорили разумную вещь: «Выбирайте одно из двух: либо учёные являются свободными художниками и могут жить со своих доходов, либо они должны снимать номерки». («Снимать номерки» значит отмечать своё присутствие на работе каждый день, вешая номерок на место, когда уходишь со службы.) Но наш директор как-то лавировал. Я помню, что мне звонила его секретарь и говорила, что «завтра предполагается инспекция института, позаботьтесь о том, чтобы в отделе сидели какие-то люди и писали». Я звонил всем сотрудникам отдела и просил их прийти.

Но математика развивалась! Причём как: уровень её развития определял и уровень технического и военного развития. Я помню, когда американцы создали атомную бомбу, то у нас учёным почти в три раза увеличили зарплату. С этого момента вопрос «Будешь ты сыт или нет?» перестал существовать. А до того это было вопросом жизни, для меня, по крайней мере. Потом то же самое произошло в Америке, когда у нас запустили спутник и Гагарина. Тогда я сказал остроту, которую много раз повторяли: «Вы тогда нам помогли, а теперь мы вам платим долги». Но очевидно: в уровень развития науки не следует вмешиваться.

Как он пошёл, так пусть и идёт! Если реформировать что-то в Академии, то лучше не будет, станет только хуже. Мы же видели, что началось, когда начали страну реформировать. То же самое и в Академии будет.

О свободе выбора

Я думаю, что не нужно навязывать учёным какие-то «прорывные» направления. Это решают сами учёные. Должен быть интерес к какой-то области. Когда она интересна, идеи начинают занимать и молодых людей. В Америке тоже вопрос ставили так: для военного ведомства нужно развивать такие-то разделы математики, и мы будем давать на них деньги. А потом математик Джон фон Нейман, эмигрировавший в Штаты, объяснял: выгоднее давать деньги просто на науку. Уже потом, как результат, разовьются те области, которые интересуют военные ведомства. Конечно, деньги нужны в каком-то количестве, но я думаю, что превалирующим моментом является наличие интереса.

Посмотрите на русских крестьян. Как говорят о них исследователи? В начале XX века появилась большая школа так называемых аграрников, исследовавших сельское хозяйство. Это Чаянов, Кондратьев, Чупров и прочие. Может быть, ещё Менделеева стоит упомянуть, который подчёркивал большую роль артельного начала в любой деятельности. Так вот, они писали, что к крестьянской политической экономике не применимы категории стандартной политической экономики: выгода, эксплуатация и т.п. Поэтому крестьянское хозяйство в критических условиях, например, в случае недорода, оказывается гораздо более устойчивым, чем хозяйство, ориентированное на доход. Для крестьян доходом является возможность заниматься тем, чем они хотят. Крестьянин мог бы бросить деревню и уйти в город. А большинство из них этого не делало. Это проявление того, что была в них какая-то сила.

Это же относится и к науке. Для успеха науки важно помнить, что это творческая область, так же как земледелие или поэзия. Важно то, что человек может заниматься тем, чем ему хочется в данный момент. Тогда это даёт необыкновенные результаты. В земледелии это видно по тому, что исследовавшие этот вопрос аграрники до революции (а отчасти и после, в период нэпа) говорили, что сельское хозяйство даёт поразительные результаты. Именно потому, что человек занимается любимым делом. Он родился на своей земле, знает каждый клочок, знает, где что сеять надо. Нужно просто предоставить крестьянину возможность начинать на одном участке, на который больше светит солнце, работать раньше, а на другом, где больше тени, позже. В разных местах своей собственной земли надо работать в разное время. Так и в науке, и в бизнесе: надо дать людям возможность делать то, что им нравится. Мне так кажется. В результате всё получится неожиданно продуктивным, намного более, чем если ставить себе цель эту продуктивность развивать — как задачу.

О кризисе

Кризис произошёл из-за того, что весь мир подчинён западной цивилизации, которая сейчас переживает явный экономический и демографический конец. Это очень похоже на то, что происходило с Римской империей где-нибудь в V веке. Лучший специалист по Римской империи Михаил Ростовцев писал: «Самые дееспособные легионы состояли из тех самых варваров, с которыми они должны были воевать». То же самое сейчас происходит во всём мире. Катастрофически падает количество людей европейского происхождения. Их места занимают представители того самого мира, с которым, как европейцы сами считают, они ведут войну. Я имею в виду исламский мир: можно видеть арабов во Франции или турок в Германии. Они, конечно, готовы идти на любые условия, когда речь идёт о работе, но уже их дети заявляют, что они такие же французы, как коренные жители. Отсюда рождаются конфликты: эти люди начинают переворачивать машины в знак протеста, сжигать их, и эту катавасию показывают по всем телевизорам. Вот это и есть причина кризиса — то, что эта цивилизация приходит к своему логическому завершению. Она была очень активной вначале, имела колоссальный творческий потенциал. Но он выдыхается. Это ещё Шпенглер заметил, он писал: «Где же теперешние Моцарты и Рафаэли?». Нет Сервантесов, Диккенсов — кого угодно из великих. Всё в прошлом. Это была колоссальной силы цивилизация, она была очень обаятельна. Она создавала слой людей, зачарованных этой цивилизацией. Сейчас их имена звучат так же, как имена каких-то античных деятелей: Эсхил, Пракситель…

Что будет с Россией после кризиса? Я думаю, что русский народ выработает какое-то свойство... Если он не сойдёт с арены истории, он навсегда будет связан со своими представлениями об уживчивости. По какой модели будет развиваться Россия, сложно предположить. Я думаю, что это будет связано с чувством «русскости». В результате кризиса правящие круги оказываются менее зависимы от Запада, больше вынуждены полагаться на народ. Наше положение очень похоже на положение перед войной и после войны, которое я помню хорошо: был патриотизм. И мне кажется, что Сталин это прекрасно понимал. По крайней мере, Черчилль в мемуарах о военных временах писал: когда он разговаривал со Сталиным, тот сказал: «Вы думаете, они за нас воюют? Они воюют за матушку-Россию». Что-то в этом роде лидер чувствовал. Конечно, это была не какая-нибудь сформулированная концепция «матушки-России», а просто люди дрались за свои дома и землю, не желая подчиняться. И сейчас правительство должно помнить, что люди, выживая в кризис, будут «драться за свои дома». На это надо опираться.

Записала Елена Укусова

Кирилл Плетнев биография