Как регионы пережили кризис?

Анна Очкина, социолог, кандидат философских наук (г. Пенза):

Страна в период экономического кризиса – это не дерево, в которое попала молния. Дерево одномоментно раскололось. Все, ситуация понятна. Кризис, кстати, тоже не молния, потому что он действует постепенно, он постепенно захватывает разные сектора, разные регионы. И здесь для России, особенно с ее огромными пространствами, очень важно понять, как по-разному кризис и объективно сказался на различных регионах, и как по-разному он воспринимается.

Ведь Россия не просто очень большая (очень большая!) страна, она страна с огромной разницей социально-экономических характеристик, культурных характеристик, этнических, конфессиональных, исторических характеристик регионов. И нужно сказать, что год назад, вначале, так сказать, кризиса в такой типичной провинции, т.е. провинции, которая сложилась вокруг небольшого города, который стремительно разросся во время индустриализации, в такой вот среднерусской провинции кризис вообще воспринимался, как исключительно Московская беда. Потому что это не очень бедственный регион, не очень отсталый регион, не такие как, например, как Тува или Северный Кавказ, но это более-менее депрессивные регионы.

С большой долей занятых в бюджетной сфере, которые как получали немного, так и получают тоже немного, но, правда, обесценено инфляцией, конечно. Если говорить, например, о моей родной Пемзе, о соседних областях Самарской, Саратовской, Ульяновской с довольно развитым средним и мелким бизнесом, самым мелким. Совершенно серьезно могу сказать, кризис воспринимался как там, в Москве. Очень грустно, но это факт. Я должна сказать, что даже воспринимался с некоторым злорадством.

Потом постепенно, конечно, естественно, кризис стал подкрадываться и к провинции, причем к провинции он подкрался, может быть, и раньше. К провинциальному сознанию он подкрался уже где-то в начале нынешнего года. Что самое болезненное было? Это когда не выдавались кредиты, потребительские кредиты. Или когда были какие-то проблемы с потребительскими кредитами. Да, это было самое болезненное, потому что это жизненно важно для вот такой типичной провинции потребительский кредит. Я имею в виду не крупные, не ипотеку и даже не кредиты на машину. Кредиты для того, чтобы сделать ремонт, кредиты для того, чтобы купить мебель – вот такие кредиты.

Болезненной ситуация оказалась, конечно, для малого, среднего бизнеса, потому что именно он обслуживает вот тот, с одной стороны большой по масштабу, но не очень платежеемкий спрос людей в провинции. Этот спрос быстро сократился, потому что началась реструктуризация потребления, реструктуризация трат. Это очень сказывается на том мелком бизнесе, который занят, например, в производстве и продаже одежды, строительных материалов и т.д.

В целом, я должна сказать, что панических настроений, если говорить о среднетипической провинции, нет. В отличие от провинциальных городов, развивавшихся более динамично в период экономического подъема. И уж, конечно, такая среднетипическая, полудепрессивная провинция значительно менее болезненнo и объективно, субъективно переживает кризис чем, например, такие регионы, как Самарская область. Поэтому кризис очень по-разному воспринимается. Это еще зависит от того, какие модели выживания вообще жизни сложились в регионах.

Если сложилась модель с опорой на семью, семейные связи, как вот в той среднетипической провинции, о которой говорю, на том же Северном Кавказе, так люди и к кризису относятся со сдержанным достоинством. Что опять кризис? Ничего! Если это все-таки связано с дифференцированным производством, как в Москве, в Нижнем Новгороде, в Екатеринбурге, Новосибирске, то там восприятие очень сильно зависит от того, какая сфера занятости доминирует. Если доминирует коммерческая сфера и еще такая сфера занятости «в мыльном пузыре» в финансовых, рекламных, пиар и т.д. дутые профессии, конечно, там паника будет в 100 раз выше. Экономически, конечно, нет, а вот с точки зрения экономии нервов депрессивная провинция выигрывает в ситуации кризиса, по сравнению с прошлым экономически развитыми провинциями, даже по сравнению с Москвой.

Сейчас, может быть, прогнозы такие длительные, масштабные делать рановато, но я очень боюсь, что этот выигрыш немножечко иллюзорный. Потому что как раз те регионы, которые развивались динамически и в которых созданa все-таки дифференцированная система занятости производства, они согнулись, то под ударом кризиса застыли, но у них больше свобода маневра. У них больше возможности перестроиться. И главное – больше импульса мотивационного, субъективного импульса к изменениям.

Что касается среднедепрессивной Российской провинции, наоборот, вот этот ползучий кризис и такое постепенное его осознание, боюсь, будет приводить к тому, что традиционная такая некая патриархальность или, как урбанологи говорят, полуаграрность уклада будет усиливаться. И соответственно все более разветвленной будет система личных связей, больше будет опоры на личную поддержку и, тогда возможность инновации будет гаситься. Конечно, в разных регионах это будет по-разному, но общая тенденция, боюсь, будет такой. Если можно рассчитывать на потенциал самопомощи в недавнем прошлом экономически благополучных регионов, то депрессивная провинция, как нуждалась в импульсе извне, так и будет нуждаться в еще большем в период и после кризиса.