Русская кровь и революция

Революция 1917 года и гражданская война продолжают волновать сознание русских, вновь и вновь побуждая к ожесточенным дискуссиям. Стороны забрасывают друг друга разного рода аргументами и обвинениями. При этом основной мотивацией является желание припечатать своего оппонента, лишний раз проявив идейную убежденность.

А вот реально разобраться в произошедшем желают очень немногие. Между тем, надо именно разбираться, несколько отвлекаясь от собственных политических пристрастий.

Один из самых «горячих» вопросов — террор 1917–1921 годов. Людей мучает вопрос — кто виноват в том, что в ту лихую годину пролилась кровь сотен тысяч русских людей? Многочисленные антикоммунисты разных мастей (от монархистов до демократов) обвиняют во всем большевиков. Левые же продолжают воспроизводить старую схему советских времен, согласно которой начали белые, а красные только ответили (может быть, не всегда адекватно).

Обе стороны, конечно же, неправы. Террор был порождением революции, а сама революция разделилась, в конечном итоге, на два основных лагеря.

Был лагерь большевиков, которые выступали за октябрьские ценности радикального социализма. А ему противостояло Белое движение, верное февральским ценностям национал-либерализма. Эти лагеря с упоением колошматили друг друга, активно прибегая к жесточайшему террору. Причем мотивации у разных сторон были разные. Разобрать их — значит разгадать одну из главных загадок русской революции.

От утопии к расправе

О красном терроре в последние лет двадцать написали и сказали очень многое. «Священный порыв» осуждения был столь силен, что соединил вроде бы непримиримых оппонентов — националистов и либералов.

Большевиков представили бандой политических уголовников, которые хотели залить всю Россию кровью. Они якобы только и делали, что практиковали массовые репрессии. В этой оптике русские выглядят коллективной жертвой могущественной секты маньяков, которые принудили огромный народ жить по их чудовищному плану.

Здесь налицо гигантское упрощение. Большевики вовсе не планировали никакого массового террора и поначалу их политика была довольно-таки либеральной. Карательный аппарат знаменитой Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) был создан далеко не сразу. Показательно, что местные органы ВЧК стали формироваться только по решению от 22 марта 1918 года. И занимались они отнюдь не массовыми репрессиями.

Так, Петроградская ЧК с 1 марта по 6 июня рассмотрела 196 дел, большинство из которых было связано со спекуляцией (102) и бандитизмом. И лишь 18 дел носило политический характер, да и то 10 из них прекратили за недостатком улик, а 3 закрыли по амнистии.

Большевики даже успели выступить в качестве освободителей политзаключенных. Так, сразу же после Октябрьского переворота из тюрем были выпущены царские сановники. Бывший начальник Петербургского охранного отделения А.Герасимов вспоминает по этому поводу: «Недели через две после большевицкого переворота к нам в тюрьму явился комиссар-большевик... Нас всех собрали в коридоре, и явившийся большевицкий комиссар начал опрашивать, кто за что сидит... Когда очередь дошла до нас, начальник тюрьмы сказал: \"а это политические\".

Комиссар удивился: какие теперь у нас политические? Начальник разъяснил, что это деятели старого режима... Комиссар... заявил, что он считает наше содержание под стражей неправильным и несправедливым: \"Они по-своему служили своему правительству и выполняли его приказания. За что же их держать?\"».

Указывая на этот момент, историк А.А.Майнсурян приводит в своей книге «Другой Ленин» еще один курьез: «Осенью 1917 года вышла на свободу фрейлина императрицы Анна Вырубова (известная своей дружбой с Григорием Распутиным). Ее доставили в Смольный, и Лев Каменев даже устроил небольшое застолье в честь ее освобождения». (Ну да, «временные» были те еще «демократы» — арестовали царских чиновников, закрыли монархические газеты, наплевали на избранную Государственную Думу, затянули выборы в Учредительное собрание, самочинно провозгласили республику. При них начались и массовые убийства офицеров, и аграрные восстания.)

В первые месяцы Советской власти большевики были более чем гуманны в отношении своих противников. Так, они отпустили на все четыре стороны генерала П.Н.Краснова, двинувшего свои части на революционный Петроград, причем ограничились одним лишь честным словом — не вести борьбу с новой властью. Слово он свое, как известно, не сдержал.

Почти сразу же после Октябрьского переворота в Петрограде был составлен разветвленный антисоветский заговор во главе с монархистом В.М.Пуришкевичем. Заговор раскрыли, а его участникам были вынесены какие-то совсем уж смешные приговоры. Так, Пуришкевич получил четыре года общественных работ, а уже весной 1918 года был окончательно прощен. (И закономерно отправился на юг, к белым.)

В Москве установление Советской власти сопровождалось тяжелыми и кровопролитными боями. Противники большевиков захватили Кремль и перебили всех солдат его гарнизона — 500 человек. Но когда большевики победили, то они освободили и восставших юнкеров и руководителей восстания — в частности, председателя Комитета общественной безопасности В.М.Руднева, который после этого также побежал к белым.

В январе 1918 года было совершено покушение на Ленина. Тогда Ильич попросил помиловать террористов, что и было сделано — покушавшихся отправили (по их желанию) на фронт. И вот же какая штука — большинство отпущенных опять-таки оказались в белом стане.

Ничего себе банды кровожадных убийц! Да большевиков, применительно к тому периоду их деятельности, следует обвинить в мягкотелости и гнилом либерализме. Заговорщиков не прощают, а наказывают — это аксиома. И если бы большевики действительно наказали всю эту публику по-настоящему, то в будущем многие бы серьезно задумались — стоит ли поднимать против них оружие.

Но большевики тогда думали не столько о политическом прагматизме, сколько о великих свершениях. Их помыслы казались им настолько прекрасными, что они и в мыслях не допускали возможность какого-то серьезного сопротивления их политике.

Ленинцы были охвачены этаким футуристическим задором. «Когда мне говорят о страшных жидах-большевиках, которые хотели только уничтожить Россию, всласть ее пограбив, я брезгливо морщусь, — пишет М. Калашников. — Если поглядеть на действия даже молодой Советской власти, то в них слишком много такого, что никак не припишешь оголтелым уголовникам. Наоборот, красные с самого начала ставили на инновационное развитие.

Скажите на милость, зачем бандитам... создавать Радиевый институт, как это сделал Ленин? Ведь решение о запуске первого завода по производству радия ВСНХ (Высший совет народного хозяйства) принял в июле 1918 года...

В августе 1918 года Ленин поручает Михаилу Бонч-Бруевичу создать Высшее геодезическое управление и государственное предприятие \"Аэрофотосъемка\".

В январе 1918-го инженер (будущий академик) Генрих Осипович Графтио по поручению Ленина приступает к разработке сметы на строительство Волховской ГЭС...

Выдающийся русско-советский физик Петр Леонидович Капица в 1919 году (в разгар голода и Гражданской войны) создает при Петроградском политехе физико-механический факультет, где готовят специалистов еще неведомой миру профессии...

Николай Рынин в 1920 году создает в Путейском институте (Петроград) первый в стране факультет воздушных сообщений. Советская власть и это финансирует. Более того, Рынин начинает работу над теорией мехжпланетных перелетов, и в СССР его десятитомная энциклопедия \"Межпланетные сообщения\" выйдет в свет в 1928–1932 годах...». («Гиганты и карлики»)

К сожалению, технофутуризм сочетался у большевиков с левацким радикализмом. Ленинцам, вне всякого сомнения, был присущ нигилизм и стремление к безудержному социальному экспериментаторству. А это создавало базу для массового недовольства.

Хотя и тут не стоит давать какие-то однозначные оценки. В плане отношений с городской буржуазией многие большевики выражали готовность идти на существенный компромисс. В руководстве всегда были течения, предлагавшие отказаться от немедленной социализации и задействовать частную инициативу.

Типичным представителем подобных течений был заместитель председателя Всероссийского совета народного хозяйства В.П.Милютин, призывавший строить социализм в союзе с капиталистическими монополиями. (Предполагалась постепенное обобществление последних.) Он выступал за то, чтобы произвести акционирование уже национализированных предприятий, оставив 50% в руках государства, а остальное вернуть капиталистам.

Сам Ленин этот план не одобрил, но при этом он не собирался отказываться от идеи соглашения с буржуазий. Ильич выдвинул свою собственную версию компромисса. Он считал, что промышленные предприятия должны находиться под рабочим контролем, а непосредственное управление ими осуществляться бывшими владельцами и их специалистами.

В марте 1918 года Ленин даже написал статью «Очередные задачи Советской власти», в которой призвал приостановить атаку на капитал и вступить в компромисс с буржуазией: «...Мы не будем так глупы, чтобы на первое место ставить \"красногвардейские\" приемы в такое время, когда эпоха необходимости красногвардейских атак в основном закончена (и закончена победоносно) и когда в дверь стучится эпоха использования пролетарскою государственною властью буржуазных специалистов...»

Иными словами, наиболее дальновидные лидеры большевизма, в частности, Ленин, предлагали начать НЭП еще весной 1918 года. И если бы не гражданская война, то мы имели бы совершенно иную историю социалистического строительства.

Но вот аграрная политика большевика отталкивала от советской власти широкие массы крестьянства. Большевики взяли курс на установление жесточайшей продовольственной диктатуры, основанной на принудительном изъятии хлеба у крестьян.

Конечно, какие-то ее элементы в тех сложных условиях были необходимы. Да они, собственно, и существовали — изъятие хлеба, так или иначе, практиковалась и Царским, и Временным правительствами. Политику надо было несколько ужесточить, но большевики со своим радикальным отрицанием любой (даже и мелкой) частной собственности здесь изрядно перестарались, чем и настроили против себя очень многих.

Но это еще полбеды. Ленинцы вознамерились расколоть деревню и опереться на бедняцкие массы в борьбе против «кулаков» (в которые записывались и середняки). Вести классовую войну было поручено новым органам чрезвычайной власти — так называемым «комитетам бедноты». Именно они и осуществили грандиозный передел собственности на селе, отняв у зажиточных крестьян 50 миллионов десятин земли — больше, чем было у помещиков.

В результате в стране вспыхнули многочисленные крестьянские восстания, во время которых повстанцы безжалостно расправлялись с красными функционерами. Так, в январе-сентябре 1918 года было убито 7309 участников продотрядов. Всего же от рук повстанцев погибло 15 тысяч человек. Только в июле противники большевиков уничтожили 4110 советских работников.

Но и большевики не сидели сложа руки, на местах разворачивался маховик красных репрессий. Особенно сильно досталась офицерам. Так, председатель Севастопольского революционного трибунала Ю.Гавен похвалялся тем, что по его инициативе были расстреляны 500 офицеров. В общем и целом озлобление нарастало с двух сторон — одна кровь порождала другую.

Причем продовольственная политика большевиков явно не дала ожидаемого эффекта. Легальную торговлю хлебом свернули, зато началась торговля нелегальная, масштабы которой были колоссальны.

Показательно, что городское население получало от государства всего лишь 40% потребляемого хлеба, в то время как частник давал 60%. Поэтому в моменты тяжелейших кризисов государство вынуждено было разрешать частную торговлю хлебом — в ограниченном масштабе.

Красная коса

Вот именно эта утопическая политика вызвала сопротивление миллионов. И для их подавления был организован массовый же террор. Количество его жертв велико и вряд ли может быть подсчитано с большой точностью. Ведь помимо фиксированных приговоров были еще и многочисленные случаи самочинных расправ.

Более того, имели место и случаи линчевания, которые охотно практиковались и многими простыми гражданами. Например, рабочий завода «Новый Лесснер» С.П.Петров вспоминал: «Мы выводили всех рабочих своего завода на антиэсеровские демонстрации... Мы тогда не стеснялись — заядлых врагов топили в барках на Лисьем Носу...»

Между тем какие-то цифры называются, причем мнения историков основательно расходятся. Так, западный историк Р.Конквест называет цифру в 140 тысяч расстрелянных. А его российский коллега О.Б.Мазохин, опирающийся на архивные материалы, считает возможным говорить о 50 тысячах жертв. Как бы то ни было, но очевиден грандиозный масштаб коммунистического террора. Это уже никому и никогда не оспорить.

Но тут необходимо внести несколько существенных уточнений. Масштаб террора часто зависел от позиции местных властей. Так, в Петрограде осенью 1918 года расстреляли 800 человек, тогда как в Москве — 300. (Надо также иметь ввиду, что не все погибшие и пострадавшие были безвинными жертвами или политическими противниками большевиков. Среди попавших под красную косу было множество уголовников — убийц, грабителей, жуликов и т.д.)

Между большевистскими лидерами существовали серьезные разногласия по поводу массового террора и деятельности ВЧК. Широко известно шокирующее высказывание одного из руководителей ВЧК М.И.Лациса, которые, наверное, знает наизусть каждый сознательный антикоммунист:

«Мы не ведем войны против отдельных лиц, мы истребляем буржуев как класс. Не ищите на следствии материала и доказательства того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания и профессии. Эти вопросы должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора».

Конечно, помнить эти слова нужно. Но не следует забывать и о словах коллеги Лациса Я.Х.Петерса, которые тот сказал в интервью меньшевистской газете «Утро Москвы»: «Что же касается расстрелов, то я должен сказать, что, вопреки, распространенному мнению, я вовсе не так кровожаден, как думают. Напротив, если хотите знать, я первый поднял вопль против красного террора в том виде, как он проявился в Петербурге. К этому — я сказал бы истерическому — террору прикосновенны больше всего как раз те самые мягкотелые революционеры, которые были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать...» (Очень показательный момент — один из руководителей ужасной «чрезвычайки» дает интервью оппозиционной, легальной газете и при этом критикует своих же коллег.)

Белый кошмар

Говоря о красном терроре, нельзя забывать и о терроре антикоммунистическом, который далеко не всегда был ответом на политические репрессии большевиков.

Достаточно процитировать самих белых. Да вот хотя бы и А.И.Деникина, который писал в «Очерках русской смуты»: «Нет душевного покоя, — каждый день — картина хищений, грабежей, насилия по всей территории вооружённых сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи... Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально в тяжелой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густою сетью территорию Юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа.

Особенно прославились в этом отношении контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова (донская)».

А вот что пишет военный министр колчаковского правительства А.П.Будберг: «Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями (\"чтобы не убежали\"); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых (\"чтобы мягче было лежать\")».

Будберга хорошо дополняет В.Н.Шульгин, бывший убежденным антикоммунистом и активным участником Белого движения: «В одной хате за руки подвесили комиссара, — рассказывает Шульгин, — под ним разложили костер и медленно жарили... человека. А кругом пьяная банда монархистов... выла \"Боже, царя храни\"».

Весьма ценны в данном плане воспоминания бывшего редактора «Нового времени» А.С.Суворина, который был всецело на стороне белых: «Первым боем армии, организованной и получившей своё нынешнее название [Добровольческой], было наступление на Гуков в половине января. Отпуская офицерский батальон из Новочеркасска, Корнилов напутствовал его словами... \"Не берите мне этих негодяев в плен! Чем больше террора, тем больше будет с ними победы!\"»

Начальник штаба первого (Добровольческого) корпуса генерал-лейтенант Доставалов писал: «Путь таких генералов, как Врангель, Кутепов, Покровский, Шкуро, Постовский, Слащёв, Дроздовский, Туркул, Манштейн был усеян повешенными и расстрелянными безо всякого основания и суда. За ними следовало множество других, чинами поменьше, но не менее кровожадных».

Еще один белый генерал Е.И.Достовалов пишет (в эмиграции): «Ответ на вопрос, за что фактически умирали русские офицеры в рядах Добровольческой армии, даёт деникинский юг, и в особенности врангелевский Крым. \"Образцовая ферма\", \"прообраз будущей России\", с его кошмарным воровством и взяточничеством и расстрелами, пытками и тюрьмами, с его убогим крестьянским и рабочим законодательством, с его выжившими из ума губернаторами, воинствующими попами, контрразведкой, публичными казнями женщин и подростков, грабежами и насилием и нескрываемым, рвущимся наружу, несмотря на массовые казни и переполненные тюрьмы, негодованием распинаемого народа».

Литератор Г.Я.Виллем, настроенный против большевиков и выступавший за белых, так описывает увиденное им на белом Юге: «Прогнали красных — и сколько же их положили, страсть господня! — и стали свои порядки наводить. Освобождение началось. Сначала матросов постращали... выгнали их за мол, заставили канаву для себя выкопать, а потом подведут к краю и из револьверов поодиночке. А потом сейчас в канаву. Так верите ли, как раки они в этой канаве шевелились, пока не засыпали. Да и потом на этом месте вся земля шевелилась: потому не добивали, чтобы другим неповадно было».

Антикоммунистам не лишним будет ознакомиться и с воспоминаниями еще одного поборника Белого дела З.Ю.Арбатова:

«...Контрразведка развивала свою деятельность до безграничного, дикого произвола; тюрьмы были переполнены арестованными, а осевшие в городе казаки продолжали грабёж... Государственная же стража часто выезжала в ближайшие сёла, вылавливала дезертиров и не являвшихся на объявленную добровольцами мобилизацию.

Как-то вернулся из уезда начальник уезда полковник Степанов и, рассказывая журналистам о своей работе в уезде, отрывисто бросил \"Шестерых повесил...\" Результаты быстро и катастрофически дали себя почувствовать. Негодование крестьян росло с неописуемой быстротой... В городе контрразведка ввела кошмарную систему \"выведения в расход\" тех лиц, которые почему-либо ей не нравились, но против которых совершенно не было никакого обвинительного материала.

Эти люди исчезали и, когда их трупы попадали к родственникам или иным близким лицам, контрразведка, за которой числился убитый, давала стереотипный ответ: \"Убит при попытке к бегству\"... Жаловаться было некому. Губернатор Щетинин вместе с начальником уезда Степановым, забрав из города всю государственную стражу, поехал на охоту за живыми людьми в леса Павлоградского уезда ... губернатор со стражей сгонял на опушку леса сотни крестьян, бежавших от мобилизации, и косил их пулеметным огнём».

И ведь, что показательно, белые готовили широкомасштабный террор — в случае своей победы. Так, 24 ноября 1919 года Особое совещание при Деникине приняло закон, по которому смертной казни подлежали все, кто содействовал советской власти, участвовал «в сообществе, именующимся партией коммунистов (большевиков), или ином обществе, установившем власть Советов раб., сол. и кр. депутатов».

«Таким образом, — замечает историк Ю.И.Семенов, — смертная казнь угрожала не только всем членам компартии, которых насчитывалось более 300 тысяч человек, но и всем рабочим, которые участвовали в национализации фабрик и заводов или содействовали ей, входили в состав профсоюзных организаций и т.п. всем крестьянам, которые участвовали в разделе помещичьих земель и их обработке, всем, кто служил в советских организациях, воевал в составе Красной армии и т.п., т.е. большинству населения Советской России» («Белое дело против красного дела»).

Какова же была мотивация творцов белого террора? Месть устроителям и проводникам террора красного? Да, безусловно, многие горели желанием отомстить большевикам, думая, что эта месть успокоит и излечит Россию.

Однако, месть — это вторичная мотивация. На первом плане стояло желание закрыть канал пополнения элит, который был открыт большевиками. Вот, например, весьма характерное описание террора корниловцев, которое дал (весной 1918 года — задолго до всякого красного террора) убежденный антикоммунист и активный участник Белой борьбы Р.Гуль:

«Из-за хат ведут человек 50-60 пестро одетых людей, многие в защитном, без шапок, без поясов, головы и руки у всех опущены. Пленные. Их обгоняет подполк. Нежинцев, скачет к нам, остановился — под ним танцует мышиного цвета кобыла. \"Желающие на расправу!\" — кричит он. \"Что такое? — думаю я.— Расстрел? Неужели?\"

Да, я понял: расстрел, вот этих 50-60 человек, с опущенными головами и руками. Я оглянулся на своих офицеров. \"Вдруг никто не пойдет?\" — пронеслось у меня. Нет, выходят из рядов. Некоторые смущенно улыбаясь, некоторые с ожесточенными лицами. Вышли человек пятнадцать. Идут к стоящим кучкой незнакомым людям и щелкают затворами.

Прошла минута. Долетело: пли!.. Сухой треск выстрелов, крики, стоны... Люди падали друг на друга, а шагов с десяти, плотно вжавшись в винтовки и расставив ноги, по ним стреляли, торопливо щелкая затворами. Упали все. Смолкли стоны. Смолкли выстрелы. Некоторые расстреливавшие отходили. Некоторые добивали штыками и прикладами еще живых...

Утро. Кипятим чай. На дворе поймали кур, щиплют их, жарят. Верхом подъехал знакомый офицер В-о. \"Посмотри, нагайка-то красненькая!\" — смеется он. Смотрю: нагайка в запекшейся крови. \"Отчего это?\" — \"Вчера пороли там, молодых. Расстрелять хотели сначала, ну а потом пороть приказали\". — \"Ты порол?\" — \"Здорово, прямо руки отнялись, кричат, сволочи\", — захохотал В-о...

\"А как пороли? Расскажи!\" — спросил кто-то... Начали их пороть. А есаул подошел: что вы мажете? Кричит, разве так порют! Вот как надо! Взял плеть, да как начал! Как раз. Сразу до крови прошибает! Ну, все тоже подтянулись. Потом по команде: \"встать!\" Встали. Их в штаб отправили. А вот одного я совсем случайно на тот свет отправил...» («Ледовый поход»).

Тут, конечно, не было никакого отмщения. Элита, к которой принадлежали господа-офицеры, «ставила на место» рабоче-крестьянское «обнаглевшее быдло», которое большевики упорно вели наверх. И здесь вовсе не следует сводить все к пресловутому «классовому эгоизму». Наряду с классовым проявилось и социокультурное.

Карающий гламур

Вообще российская элита того времени была достаточно открыта для выходцев из низов. Что уж там говорить, если отец Деникина был крепостным крестьянином.

Но здесь имело место быть дозированное пополнение, в ходе которого «новички» быстро проникались общим элитарным духом. А дух этот был очень нехорошим.

Российская элита в большинстве своем представляла собой вестернизированную верхушку, которая склонялась к либерализму в разных его версиях (от прогрессивного национализма а-ля Шульгин до кадетского полусоциализма). Это — в политическом плане. А в плане духовном — элитарии были увлечены различными оккультными учениями — теософией, спиритизмом, гностицизмом, мартинизмом и пр. Большинство их так или иначе участвовали в деятельности многочисленных масонских лож, спиритических кружков и прочих мистических сообществ.

О масонах тут даже и говорить не надо — теперь уже всем известно, насколько велико было их влияние в дореволюционной России. А вот о других течениях известно меньше. Взять хотя бы тогдашнее спиритическое движение. В своей интереснейшей поздней работе «Религиозно-философские основы истории» Л.А.Тихомиров приводит следующие данные:

«На всемирном конгрессе в Бельгии, в 1910 году, количество правильно организованных спиритов, имеющих свои кружки и собрания, исчислялось в 14.000.000 человек, и число сочувствующих, но еще не успевших правильно организоваться, — в 10.000.000... Количество спиритических кружков в России превышало в это время 3500, из которых на долю Петрограда приходилось 1000, а на Москву 672...»

Российская элита в большинстве своем представляла собой вестернизированную верхушку, которая склонялась к либерализму в разных его версиях

В России складывалось общество западного типа — буржуазно-либеральное и оккультное. В феврале 1917 года оно сокрушило самодержавие, которое еще как-то сдерживало стремительный процесс либерализации и сползания в оккультизм. Причем решающую роль в свержении «реакционного царизма» сыграла промасоненная военная верхушка, вожди которой М.В.Алексеев, Н.В.Рузкой и др. устроили самый настоящий военный переворот. (Кстати, вот показательная деталь, 32% подписчиков спиритических изданий были военными.)

Теперь, казалось бы, все было в полном ажуре. В России утвердилась демократия, «деловая элита» стала формировать правительства, а «образованное общество» получило возможность заниматься разного рода «духовными поисками» уже без всякой оглядки на «деспотизм церкви». Но тут появились «злобные большевики», которые весь этот гламур взяли и безжалостно порушили. Ну и как же теперь жить?

Ленинцы были радикальными и бескомпромиссными сторонниками модерна, тогда как либералы проявляли здесь воистину «фармазонскую» гибкость. Они были готовы использовать любые элементы традиции, выполняя разные запросы: «Хотите монархии? Почему бы и нет, давайте подумаем. Конституционная монархия по английскому образцу могла бы принести пользу стране. Хотите православия? Да, пожалуйста, свободная от синодальных оков церковь только укрепит демократию. Желаете национализма? С превеликой радостью, ведь все мы патриоты матушки-Руси, воюющей плечом к плечу с великими западными демократиями».

Большевики, однако, этой гибкости не признавали и требовали довести революцию Модерна до конца — выкинув любую «духовность» и надстроив над политическим эгалитаризмом социальный радикализм.

И тем самым они поломали изящную игру, которую вели гламурные промасоненные элитарии. А это вызвало у последних изумление и озлобление одновременно. Разгневанные февралисты поднялись против большевиков, причем в авангарде встали военные элитарии, приверженные масонскому национал-либерализму.

Разумеется, к белым примкнули и армейцы-монархисты (типа Р.Ф.Унгерна фон Штенберга), но они были на вторых ролях, не определяя политического лицо движения. В то же самое время многие монархисты пошли на службу в Красную армию — именно по идейным соображениям. Они видели в большевиках единственную на тот момент альтернативу либерализму.

Вот ярчайший пример — генерал Н.М.Потапов, руководитель военной разведки, установил контакты с большевиками еще в июле 1917 года. О том, что большинство спецов-кадровиков были убежденными сторонниками монархии, сообщает Деникин.

«В связи с такой оценкой становятся понятны и \"откровения\" выдающихся командиров Красной армии, пришедших в ее состав из рядов кадрового офицерства армии царской, — пишет Ф.Вергасов. — \"Я был и остался монархистом, — убеждал своего приятеля, известного барона Врангеля, генерал Одинцов. — Таких, как я, у большевиков сейчас много. По нашему убеждению — исход один — от анархии к монархии... В политике не может быть сантиментальностей и цель оправдывает средства\"... \"Мы убежденные монархисты, — так пересказывал признания командования 1-й Революционной армии, в том числе Тухачевского, его приятель и однополчанин капитан лейб-гвардии Семеновского полка барон Б.Энгельгардт, в 1918-м служивший в штабе Тухачевского, — но не восстанем и не будем восставать против Советской власти потому, что раз она держится, значит, народ еще недостаточно хочет царя. Социалистов, кричащих об Учредительном собрании, мы ненавидим не меньше, чем их ненавидят большевики.

Мы не можем их бить самостоятельно, мы будем их уничтожать, помогая большевикам. А там, если судьбе будет угодно, мы с большевиками рассчитаемся\"... В этом \"откровении\" в сущности раскрывается тайна неосознанного полностью и многими идеологически \"недопустимого\", но внутренне глубоко естественного, органичного и логичного альянса монархистов и большевиков. Судя по свидетельствам современников, монархистами по своим убеждениям были также Альтфатер,... начальник штаба фронта, комкор Петин... профессор, бывший генерал Свечин, который в свою очередь полагал, что генерал Зайончковский по методам своего мышления представляет собой реакционера 80-х гг., восьмидесятника с головы до ног, и ни одной крупинки он не уступил ни Октябрьской революции, ни марксизму, ни всему нашему марксистскому окружению». («Россия и Запад. Советская военная элита 20–-30-х гг. и Запад»)

Армейцы-февралисты весьма опасались того, что большевики рекрутируют в элиту огромные массы «черного люда», который растворит их гламурную верхушку. И надо сказать, что так и произошло. Миллионы выходцев из народа просто смели либерально-оккультный гламур.

«Все эти ложи, ордена, \"рыцари\", театры, салоны и т.д., — пишет в своем блоге Ю.Шевцов. — И в этот город вломились массы не ведающей ни сном ни духом об этих сложностях крестьянской молодежи буквально за лет 10-15. Если бы индустриализацию задержали лет на 10 и обошлось бы каким-то чудом, при том без войны, города бы породили, видимо, очень сильные оккультистского толка структуры, способные переваривать часть крестьянской миграции. В принципе, именно это произошло в Германии и др. странах западной Европы».

Вот отсюда и то озлобление, с которым «добровольцы» карали «пестро одетых людей... без шапок, без поясов» еще в самом начале гражданского противостояния, до всякого красного террора. Не будь этого озлобления, не было бы и таких выпадов со стороны красных. Впрочем, красные тоже сделали все для того, чтобы усилить градус озлобления в обществе.

***

В гражданской войне нет ни правых, ни виноватых. Вместе с расколом нации на воюющие лагеря происходит и разрыв национальной правды. То же самое и с террором — вина за пролитую русскую кровь лежит на всех — и на белых, и на красных.