Вперед или назад идет Россия?

Многие аналитики считают, что в этом заинтересованы и чиновники, имеющие в этих компаниях свой интерес. Но нередко имеет место и картельный сговор. Однако, в отличие от практики западных стран, где штрафы за это могут быть разорительными, у нас они просто смешные. Это говорит и о том, на чьи интересы работают наши законодатели, поскольку Федеральная антимонопольная служба уже много лет тщетно добивается ужесточения наказания за картельный сговор.

Только ведь вопрос повышения конкурентоспособности отечественных товаров и услуг, создания здоровой конкурентной среды упирается еще и в коррупцию, «откаты», «обираловку» отечественных производителей со стороны чиновников, правоохранителей, криминала и т. д.

Сползание режима к советской практике

Как реагирует наша власть на протестные выступления? Даже если это выступление горстки не пользующихся влиянием в обществе маргинальных политиков, которое наверняка прошло бы незамеченным? Запретами на проведение ими митингов и демонстраций. Но поскольку прямой запрет запрещен Конституцией, то он обычно объясняется тем, что какая-то организация раньше подала заявку на проведение чего-то там именно в этом месте. Ну а если протестанты упорствуют, то в ход идут омоновские дубинки. А уж в ходе избирательных кампаний оппозиционным партиям неимоверно трудно найти место для проведения митинга или встречи с избирателями: и площадки, и помещения неожиданно оказываются кем-то уже занятыми.

Но больше всего власть пугает пример соседних стран. Если, скажем, в какой-то из них народ выходит на улицу в знак протеста против нищеты, неправедного обогащения близких к власти личностей, коррупции, фальсификации выборов, то ответ нашей власти почти всегда один и тот же. Вначале все свалят на вмешательство извне, а потом вместо искоренения причин, заставляющих людей выходить на улицу, будут инициировать очередные законы по ужесточению порядков. Появились даже своего рода штрейкбрехеры («Наши» и др.) для срыва протестных выступлений.

И почему наша власть ничему не учится? И до революции нагайки казаков ходили по плечам недовольных режимом россиян, и сходные организации создавались... Не помогло! И коммунисты закручивали до предела гайки, и комсомольцев натравливали на диссидентов, как натравливают ныне «нашистов» на критиков режима. И тоже не помогло!

Говорит Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты», немало проработавший во власти и хорошо знающий ее структуру: «За последнее десятилетие произошло изменение состава высшей власти - по горизонтали все те люди, которые принимают решения о финансовых потоках, - это все выходцы либо из спецслужб, либо военные, это все полковники и генералы. И все, что хорошо на военной службе, - четкость, исполнительность, прямота, не задумываясь выполнить любой приказ командира и начальника - выясняется, что в гражданской жизни, в жизни общества со сложными институтами, со сложными противоречиями, является недостатком. (Беда, однако, в том, что нижестоящие чиновники из бывших военных исправно берут под козырек вышестоящих, а дело-то не идет, бардак и коррупция в стране разрастаются, проблема достижения социально-политической стабильности на Северном Кавказе не упрощается, а усложняется. - А. К.) И с этой точки зрения мы видим, что наша внешняя политика приводит к тому, что количество наших союзников исчезает с колоссальной скоростью...»

Касаясь причин ухудшения за последние годы отношений России с соседними странами, включая Украину и даже Белоруссию, Ремчуков заключает: «Мне кажется, что это следствие того, что военным нельзя доверять политику... Кто нужен для военного человека по смыслу? Разве ему друг нужен? Военному, мне кажется, нужен враг. Потому что если у тебя есть враг, значит, у тебя есть возможность воевать - если ты военный по сути. Ты должен воевать, тебе нужны погоны, тебе нужно расти, получать награды. Вот когда военные занимают слишком много позиций, или люди с военной выправкой занимают слишком много позиций в государстве, то они действуют согласно своему уставу - вот этой их «избы», и все нормальные механизмы гражданского общества - с обсуждением, с возмущением публики - они микшируют, поскольку у них есть свой устав. И это этика, которую они впитывают с суворовского училища и далее по ходу своего служебного роста. В этой связи мне кажется, что вопросы кадров в стране являются достаточно важными, если мы думаем о каких-то изменениях и переменах». Я бы даже сказал, не просто важными, а решающими.

Работников спецслужб, офицеров других силовых структур действительно не готовили к гражданской деятельности, тем более в условиях перехода страны от тоталитаризма и командной экономики к правовому государству и рыночной экономике. Совершенствование демократических институтов, эффективное ведение хозяйства, развитие науки, высоких технологий, дипломатическая деятельность - это не то, чему их учили. Отсюда у нас сплошные провалы едва ли не на всех направлениях деятельности государства. Многие из этих людей просто не понимают, что такое демократия, разделение властей, в чем состоит роль парламента, оппозиции, каково место компромисса в политической жизни, как строятся в федеральном государстве отношения между центром и регионами и пр.

Только этим и можно объяснить обращение высокопоставленного чиновника к членам Совета Федерации с требованием не лоббировать интересов регионов. Он, очевидно, не ведает, что именно это их едва ли не главная функция - для этого они и делегированы субъектами РФ в федеральную власть. Или такой пример: Владимир Путин в бытность президентом в порядке вещей вызывал к себе руководителей двух других ветвей власти, которые, согласно Конституции, являются независимыми от исполнительной власти, и давал им то ли советы, то ли указания, и они это принимали как должное.

Армейская закваска высокопоставленных чиновников нередко приводит к тяжелым последствиям. Очевидно, неуступчивость в их среде считается неизменным атрибутом сильного руководителя. В самом деле, когда Чечня была в огне, Ингушетия строилась, там царили мир и тишина. Но вот центр убрал оттуда генерала Руслана Аушева, возможно, справедливо, ибо, как многие аналитики считали, он слишком терпимо относился к чеченским боевикам, нередко использовавшим территорию Ингушетии как свою базу. Но присланный туда Зязиков в глазах народа, которого они (добровольно или под нажимом) избрали своим президентом, себя не оправдал, и его они невзлюбили. Скорее всего было за что. И началось массовое движение за его отставку. Но федеральные чиновники, от которых зависело решение этого вопроса, долго игнорировали волю народа, очевидно, считая, что тем самым они проявят слабость. Да и подхалимы и лизоблюды среди нашей творческой элиты такую несговорчивость, упертость высокопоставленных чиновников нередко выдают за их умение держать удар, не поддаваться нажиму, забывая или даже не зная, что демократии без компромиссов не бывает. И дело кончилось фактически гражданской войной, взрывами, гибелью многих людей в республике, в которой, подчеркиваю, еще недавно была стабильная ситуация.

И к руководству правящей партии, ставшей парламентским большинством, при помощи административного ресурса пришло много бывших офицеров и чиновников, никогда не участвовавших в партийно-политической жизни, но хорошо усвоивших на прежней работе в советские годы философию нетерпимости к инакомыслию, риторику «холодной войны», принцип соподчинения и единоначалия.

Отсюда ставшие символом нынешней властной вертикали слова о том, что парламент не место для дискуссий, что критика оппозицией предлагаемых властью решений есть проявление непатриотизма и даже подыгрывание враждебным России зарубежным силам. В духе советских времен появляются «суверенная демократия» (вместо «социалистической демократии»), «национальный лидер» (вместо «вождя», что семантически одно и то же), «враги России» (вместо «враги народа») и пр. Прошлое цепко держит за фалды будущее.

Так куда идем, господа-товарищи: вперед или назад?

С каждым годом Россия все дальше уходит в сторону от магистрального пути развития. В чем это проявляется?

Первое. Практически все страны на переходном этапе или в период глубокого кризиса имеют какой-то сплачивающий общество социальный идеал или какую-то глобальную цель. Например, Китай имеет перед собой глобальную цель построения социализма с китайской спецификой, на что, по заявлению китайских руководителей, может уйти 50 - 100 и больше лет. А ближайшей целью является реализация выдвинутой еще Конфуцием идеи «сяокан», что в переводе с китайского означает «общество средней достаточности», когда у всех граждан есть самое необходимое: работа, крыша над головой, нормальная еда, возможность учиться, лечиться и т. д. На 17-м съезде Компартии Китая (октябрь 2007 года) была поставлена задача построить такое общество к 2020 году. А еще в подсознании китайцев глубоко сидит идея вернуть Поднебесной былое могущество, потерянное всего лишь 200 лет назад или чуть больше.

В США в период Великой депрессии команда Рузвельта ставила перед собой задачу не только вывести страну из кризиса, но и воскресить в народе идею «великой мечты», фактически угасшую в годы лихолетья. В послевоенной Британии пришедшие к власти лейбористы ставили перед собой задачу построения общества всеобщего благоденствия. В Западной Германии находившийся у власти альянс консервативных партий ХДС/ХСС проводил реформы под флагом построения социально-рыночных отношений и социального государства. Де Голль проводит реформу политической системы под флагом восстановления величия Франции. Практически везде были результаты.

А куда идет наша страна? Какой великой идеей одержим наш правящий класс? Или, скажем по-другому, какое общество он хочет построить? Ответов как не было в годы президентства Ельцина, так они не появились и в годы президентства Путина. Да, в ельцинские и уже в путинские времена возникали благие намерения что-то предложить обществу, но появлявшиеся идеи, скорее идейки, как мотыльки, тут же и угасали. Очевидно, слишком засорена почва под нынешней социально-экономической, политической и духовно-нравственной конструкцией государства, что не позволяет прорасти здоровым, объединяющим народ идеям.

Второе. Практически во всех развитых и среднеразвитых странах мировой финансовый кризис был воспринят как сигнал к переменам. Кризис - это ведь не причина, а следствие, свидетельство неблагополучия в экономическом организме. Поэтому везде идет санация экономики, которая из кризиса должна выйти более здоровой, жизнеспособной, современной, производящей не только более качественную продукцию, но и менее затратную, менее материалоемкую и энергоемкую. У нас же кипучая энергия правительства Путина в основном направлена на развитие инфраструктуры для все той же сырьевой экономики, которая так убедительно продемонстрировала свою уязвимость в период кризиса. И почему-то чиновникам в голову не приходит простая до наивности мысль: на что мы будем жить, когда то ли рентабельная добыча углеводородов кончится, то ли резко уменьшится в них потребность мировой экономики? Ну и совсем «праздный» вопрос: что мы оставим потомкам, если не следовать принципу «после нас хоть потоп»? Причем это касается не только нефти и газа, но и леса, и руд цветных металлов, железной руды, коксующегося угля и пр.

И для сведения. Объединенные Арабские Эмираты имеют такой огромный запас нефти, что, по некоторым подсчетам, при нынешнем уровне добычи ее хватит на 100 лет. Однако же они упорно и весьма успешно развивают промышленность и высокие технологии, и товары из ОАЕ можно встретить и в наших магазинах. А можно ли встретить наши промышленные изделия в магазинах ОАЕ, я не уверен. В наших условиях ресурсная экономика не способствует развитию промышленности и высоких технологий, как в развивающихся странах или высокоразвитой Норвегии. Напротив, она убивает реальный сектор экономики! Во-первых, потому, что она притягивает к себе капитал, поскольку норма и масса прибыли здесь во много раз выше, чем в других секторах экономики. И, во-вторых, цены на энергоресурсы при активном содействии чиновников, которые, как считают, имеют свой интерес в этом бизнесе, постоянно растут, что в холодной и растянувшейся на тысячи километров России делает невыгодными вложения в обрабатывающие отрасли.

Третье. Мы любим равняться на Америку, когда-то даже хотели ее догнать и перегнать. По крайней мере это лучше, чем догонять Португалию, еще недавно глухое захолустье Европы. Ну, так давайте же брать пример с Америки, не бездумно штампуя ее государственную структуру, а в том, что действительно заслуживает подражания. (Хотя скоро придется уже брать пример и с Китая, который, напротив, не так уж давно ставил задачу нас догнать.) Президент США Барак Обама, выступая в апреле 2009 года на ежегодном собрании американской Национальной академии наук, заявил: «Наука нужна как никогда раньше». И это говорит президент страны, которая дает миру около 70 процентов инноваций и имеет едва ли не больше лауреатов Нобелевской премии, чем остальные страны. Но Обама не только произнес красивые и лестные для американских академиков (как у них часто называют ученых) слова, но и инициировал крупномасштабную программу научных исследований и разработок. И это должно стать четвертым в новейшей истории США крупномасштабным проектом, цель которого - выход США на передовые рубежи прогресса по всем направлениям и опережение всех своих потенциальных конкурентов. Напомню, что первый такой проект - это реформы Рузвельта. Второй - это рывок в космических исследованиях, позволивший не только догнать СССР, но и создать такой мощный инновационный задел, которого хватило почти на полвека. Третий, не менее масштабный проект - это формирование многорасового общества.

То, в каком жалком состоянии находится наша наука и насколько упали социальный статус и общественный престиж российского ученого, я говорить не буду. Об этом и так уже много сказано, только результатов - нуль или почти нуль. Но наука требуется инновационному сектору, а тот в свою очередь в значительной степени работает на реальный сектор экономики. Китай стал ставить задачу перехода к инновационной экономике только после того, как осуществил индустриализацию, серьезно взялся за науку и создал сектор высоких технологий. У нас же по факту за годы наших псевдореформ произошла деиндустриализация, поэтому, прежде чем ставить вопрос о переходе к инновационной экономике, необходима реиндустриализация.