Урсуляк: \"Тихонов остался неразгаданной тайной\"

Когда родилась идея снять сериал «Исаев» о довоенных годах будущего Штирлица, на роль молодого Максима Максимовича Исаева режиссер Сергей Урсуляк утвердил Даниила Страхова. Одним из важных условий стал тот факт, что режиссер разглядел в Страхове того самого Штирлица, которого сыграл Вячеслав Тихонов. Урсуляку довелось поработать с Вячеславом Тихоновым на съемках фильма «Сочинение ко дню победы». Однако не эта работа и даже не образ штандартенфюрера СС стал для самого артиста определяющим и переломным. После известия о кончине Тихонова Сергей УРСУЛЯК рассказал «Новым Известиям» о том, какая роль на самом деле оказалась для «Штирлица» главной ролью жизни.

– Сергей, вы работали с Вячеславом Васильевичем, когда снимали свой фильм «Сочинение ко дню победы». О нем часто говорили как об очень скрытном человеке, будто он и в жизни был Штирлицем. У вас осталось такое же впечатление?

– На мой взгляд, он был не скрытным, а закрытым и обособленным человеком. И остался неразгаданной тайной. Я не могу сказать, что я его знал. Он существовал отдельно и был погружен в себя. Не то, чтобы с ним нельзя было побеседовать, но он не сразу подпускал к себе и на мои вопросы отвечал с паузами. Однако когда начинал говорить, оказывалось, что в нем живет все, что связано с его ролями. У него это не отболело.

– О Штирлице он тоже вспоминал?

– Нет, говорить об этой роли не любил.

– А с Ульяновым и Ефремовым, которые играли с ним в «Сочинении», общался?

– Не очень. И редко заглядывал в вагончик, где они обычно сидели.

– И вспоминали минувшие дни?

– Не совсем. Они великолепно поставленными голосами спорили о судьбах театра, так что, когда я к ним заходил, мне казалось, что я попал на собрание. Как-то им принесли обед. Олег Николаевич спрашивает: «А Тихонов?».– «Вячеслав Васильевич сказал, что обедать не будет». «Славка – аристократ», – сказал Ефремов…

– Аристократов он периодически играл с самого начала своей кинокарьеры – лейтенанта Горелова в «Максимке», князя Нащокина в «Двух жизнях», и постепенно этот образ стал доминирующим. Но мне кажется, что в нем были и другие актерские задатки, кинематографом почти не востребованные. Не находите?

– Безусловно. Его практически не использовали в характерных ролях, как однажды сделал Марк Захаров в «Убить дракона».

– У актеров кино бывают поворотные роли, после которых за ними закрепляется определенное амплуа и определенный имидж. Была ли такая роль у Тихонова?

– Роль Андрея Болконского в «Войне и мире». Это я слышал от него самого. Комплекс переживаний, связанных с этой ролью, сохранился у него и через 30 лет. Он мечтал сыграть эту роль. Когда узнал, что Бондарчук приступает к экранизации толстовского романа, подошел к нему в коридоре «Мосфильма» и спросил: «Сережа, говорят, ты готовишься снимать «Войну и мир»?» – «Ну, готовлюсь». – «А каким ты видишь Болконского?» – «Совершенно не похожим на тебя».

Я даже ахнул, когда Тихонов мне это сказал. Причем со слезами на глазах.

– Как же Бондарчук все-таки взял его на роль?

– По настоянию Фурцевой, которая тогда была министром культуры. Она позвала Бондарчука в министерство на просмотр «Оптимистической трагедии», где Тихонов играл матроса, и после просмотра спросила: «Сергей Федорович, вы нашли актера на роль Андрея Болконского?» – «Нет еще». – «А сейчас вы его не видели?» – «Не видел». Но Фурцева его переупрямила.

– В этой картине белого офицера играл Стриженов, который тоже мог рассматриваться как кандидат на Болконского.

– Он по каким-то причинам отказался, как и Смоктуновский, который, во-первых, хотел играть Пьера, но эту роль Сергей Федорович предназначил себе, а во-вторых, ему в то же время предложили Гамлета. Так что на главную роль своей жизни Тихонов попал против воли режиссера. И у него возник комплекс навязанного артиста. А поскольку у постановщика было свое четкое видение образа, то вы понимаете, каково пришлось актеру. Как-то Тихонов сидел у себя в палатке и готовился к съемке ключевой сцены – где он лежит со знаменем на Бородинском поле, и над ним склоняется сам Наполеон, и вдруг услышал голос Бондарчука, который закричал в мегафон: «Князь, на площадку!» «Я подумал, что не выйду – зачем, зачем он назвал меня князем?!», – вспоминал Тихонов.

– Я думаю, потому назвал, что Тихонов настолько вошел в роль князя, что назвать его иначе у Бондарчука уже не повернулся язык.

– Да, в конце концов, Бондарчук действительно сказал ему, что роль получилась. Больше того, она его перелопатила. Впоследствии он и сам это понял, и был очень благодарен Сергею Федоровичу за школу. Кстати, если вы послушаете его актерские, особенно дикторские интонации после «Войны и мира», вы почувствуете сходство с закадровым голосом Бондарчука, который читает толстовский текст. Но, если вы помните, роль Болконского поначалу вовсе не вызвала всеобщего одобрения. Тихонов мне говорил, что после «Войны и мира» ему даже хотелось уйти из профессии, потому что стало казаться, будто он ничего не умеет. И если бы не Ростоцкий, который позвал его на роль учителя Мельникова в «Доживем до понедельника», неизвестно, что бы с ним стало. Ростоцкий вообще был для него ангелом-хранителем…

– Закадровый голос Тихонова в брежневские годы стал почти официальным голосом власти…

– Советская власть умела использовать талантливых людей, этого у нее не отнимешь.

– Но почему она выбрала именно Тихонова?

– Я думаю, потому, что, когда он входил в роль, он верил в то, что говорил. Этим вообще обусловлена долгая жизнь советского кино, которое в значительной мере построено на энергии заблуждения, на энергии идеализма, который прорывается сквозь идеологию. У Тихонова был особый голос, который отбрасывал не тень, а свет на то, о чем он говорит. В этом голосе не было характерного двоемыслия.