Издан \"Перечень страданий\" Андрея Тарковского

Свои дневники Андрей Тарковский назвал \"Мартиролог\", то есть перечень страданий. В них он не стеснялся в выражениях - многие знаменитости перевернутся в гробах, а те, кому удалось дожить до нашего времени, покраснеют. Тарковский был безжалостен - и прежде всего по отношению к самому себе

Судьба этих дневников довольно странная. Странное уже название, данное самим Андреем Тарковским. \"Мартиролог\", т. е. \"перечень страданий\". Говоря высоким стилем, \"Страсти по Андрею\". Однако сам Тарковский, при всей сложности своего кинематографа, таких вычурных названий не любил.

Об этом он пишет на обложке второй тетрадки \"Мартиролога\", начатой 18 декабря 1974 года: \"Заголовок претенциозный и лживый, но пусть останется, как память о моем ничтожестве - неистребимом и суетном\".

В то же время название довольно точно подходит к сути этих дневников. В них не творческие в основном записи, а именно рефлексия бесконечно страдающей натуры, обращенная на мир, на окружающих людей, в том числе, самых близких, но, прежде всего, на самого себя. Бесконечное ощущение собственного ничтожества, греховности - рефрен дневников. И это при невероятно жестком, а часто и просто жестоком взгляде на всех, кто его окружает.

После выхода этих дневников на русском (до этого они были изданы на многих языках мира, но в Россию добрались спустя двадцать с лишним лет) побагровеет не одно известное и влиятельное в искусстве лицо. С десяток именитых покойников перевернутся в гробах.

В этом парадоксальность дневников Тарковского. Я - ничтожен. А вы - сволочи, бездарности, пошли вон!

Читать это сложно, режет глаз, рвет душу. Автора местами хочется просто пожалеть (вот ему, признанному великим режиссером во всем мире, в Москве отключают электричество за неуплату), но это не позволяет сделать сам Тарковский.

Ощущение такое, что он всегда на войне, а война не место для жалости.

Для меня всегда было загадкой, каким образом ему удавалось снимать \"Андрея Рублева\", \"Зеркало\" на советские государственные деньги. В дневниках довольно подробно излагаются его отношения с советскими киношными начальниками. Имена Романова, Ермаша, Демичева мелькают не реже имени Достоевского. Для Тарковского невероятно важна тактика и стратегия отношений с ними. Не дать слабины. Идти напролом. Ни сантиметра пленки не дает сократить по желанию начальства. А для европейского проката (там свои, чисто технические требования) - сколько угодно.

Конъюнктура? Нет. Просто он понимает: дай в СССР хоть чуть-чуть слабины и - сожрут. Заставят вставить в новый фильм немного советского. Немножечко веры в коммунизм. Самую малость академизма. Поэтому стоит насмерть. Жаждет снимать по два фильма в год (абсолютный трудоголик!), а снимает за весь советский период четыре (\"Иваново детство\", \"Андрей Рублев\", \"Солярис\", \"Зеркало\"). Рвет и мечет. Фильмы собрали все мыслимые и немыслимые иностранные призы, а у нас показывают и даже афишки не повесят. Все равно в кинотеатры - толпы. Вроде бы победитель. Но \"ой, как хочется снимать!\"

Из этих дневников становится окончательно понятно: Тарковский был один, другого быть не может и... не надо. Слишком одинокая и беспощадная судьба. Слишком много сил потрачено на обретение независимости и одиночества. Стопроцентная фигура ХХ века.

И, слава богу, закончился этот странный, страшный век!