Зощенко про нашу жизнь

Хотя фельетон Михаила Зощенко «Слабая тара» опубликован 77 лет назад, описанные там простые схемы по сей день применяются в отечественном деловом обиходе. Например, при проверках бизнеса. Кстати, и про грипп там тоже достаточно актуально.

СЛАБАЯ ТАРА

    Нынче взяток не берут. Это раньше шагу нельзя было шагнуть без того, чтобы не дать или не взять. А нынче характер у людей сильно изменился к лучшему.
     Взяток, действительно, не берут.
     Давеча мы отправляли с товарной станции груз.
     У нас тетка от гриппа померла и в духовном завещании велела отправить ейные там простыни и прочие мещанские вещицы в провинцию, к родственникам со стороны жены.
     Вот стоим мы на вокзале и видим такую картину, в духе Рафаэля.
     Будка для приема груза. Очередь, конечно. Десятичные метрические весы. Весовщик за ними. Весовщик, такой в высшей степени благородный служащий, быстро говорит цифры, записывает, прикладывает гирьки, клеит ярлыки и дает разъяснения.

     Только и слышен его симпатичный голос:
     — Сорок. Сто двадцать. Пятьдесят. Сымайте. Берите. Отойдите... Не станови сюда, балда, станови на эту сторону.
     Такая приятная картина труда и быстрых темпов.
     Только вдруг мы замечаем, что при всей красоте работы весовщик очень уж требовательный законник. Очень уж он соблюдает интересы граждан и государства. Ну, не каждому, но через два — три человека он обязательно отказывает груз принимать. Чуть расхлябанная тара, — он ее не берет. Хотя видать, что сочувствует.
     Которые с расхлябанной тарой, те, конечно, охают, ахают и страдают.
     Весовщик говорит:
     — Заместо страданий укрепите вашу тару. Тут где-то шляется человек с гвоздями. Пущай он вам укрепит. Пущай сюда пару гвоздей вобьет и пущай проволокой подтянет. И тогда подходите без очереди, — я приму.
     Действительно верно: стоит человек за будкой. В руках у него гвозди и молоток. Он работает в поте лица и укрепляет желающим слабую тару. И, которым отказали, — те смотрят на него с мольбой и предлагают ему свою дружбу и деньги за это самое.
     Но вот доходит очередь до одного гражданина. Он такой белокурый, в очках. Он не интеллигент, но близорукий. У него, видать, трахома на глазах. Вот он надел очки, чтоб его было хуже видать. А может быть, он служит на оптическом заводе, и там даром раздают очки.

     Вот он становит свои шесть ящиков на метрические десятичные весы.
     Весовщик осматривает его шесть ящиков и говорит:
     — Слабая тара. Не пойдет. Сымай обратно.
     Который в очках, услышав эти слова, совершенно упадает духом. А перед тем, как упасть духом, до того набрасывается на весовщика, что дело почти доходит до зубочистки.
     Который в очках кричит:
     — Да что ты, собака, со мной делаешь! Я, — говорит, — не свои ящики отправляю. Я, — говорит, — отправляю государственные ящики с оптического завода. Куда я теперь с ящиками сунусь? Где я найду подводу? Откуда я возьму сто рублей, чтобы везти назад? Отвечай, собака, или я из тебя котлетку сделаю!
     Весовщик говорит:
     — А я почем знаю? — И при этом делает рукой в сторону.
     Тот, по близорукости своего зрения и по причине запотевших стекол, принимает этот жест за что-то другое. Он вспыхивает, чего-то вспоминает, давно позабытое, роется в своих карманах и выгребает оттуда рублей восемь денег, все рублями. И хочет их подать вевовщику.

     Тогда весовщик багровеет от этого зрелища денег.

Он кричит:
     — Это как понимать? Не хочешь ли ты мне, очкастая кобыла, взятку дать?!
     Который в очках сразу, конечно, понимает весь позор своего положения.
     — Нет, — говорит, — я деньги вынул просто так. Хотел, чтобы вы их подержали, покуда я сыму ящики с весов.
     Он совершенно теряется, несет сущий вздор, принимается извиняться и даже, видать, согласен, чтобы его ударили по морде.
     Весовщик говорит:
     — Стыдно. Здесь взяток не берут. Сымайте свои шесть ящиков с весов, — они мне буквально холодят душу. Но, поскольку это государственные ящики, обратитесь вот до того рабочего, он вам укрепит слабую тару. А что касается денег, то благодарите судьбу, что у меня мало времени вожжаться с вами.
     Тем не менее он зовет еще одного служащего и говорит ему голосом, только что перенесшим оскорбление:
     — Знаете, сейчас мне хотели взятку дать. Понимаете, какой абсурд. Я жалею, что поторопился и для виду не взял деньги, а то теперь трудно доказывать.

     Другой служащий отвечает:
     — Да, это жалко. Надо было развернуть историю. Пущай не могут думать, что у нас
     попрежнему рыльце в пуху.
     Который в очках, совершенно сопревший, возится со своими ящиками. Их ему укрепляют, приводят в христианский вид и снова волокут на весы.
     Тогда мне начинает казаться, что у меня тоже слабая тара.
     И, покуда до меня не дошла очередь, я подхожу к рабочему и прошу его на всякий случай укрепить мою сомнительную тару. Он спрашивает с меня восемь рублей.
     Я говорю:
     — Что вы, говорю, обалдели, восемь рублей брать за три гвоздя.
     Он мне говорит интимным голосом:

     — Это верно, я бы вам и за трояк сделал, но говорит, войдите в мое пиковое положение — мне же надо делиться вот с этим крокодилом.
     Тут я начинаю понимать всю механику.
     — Стало быть, — я говорю, — вы делитесь с весовщиком?
     Тут он несколько смущается, что проговорился, несет разный вздор и небылицы, бормочет о мелком жалованьишке, о дороговизне, делает мне крупную скидку и приступает к работе.
     Вот приходит моя очередь.
     Я становлю свой ящик на весы и любуюсь крепкой тарой.
     Весовщик говорит:
     — Тара слабовата. Не пойдет.
     Я говорю:

     — Разве? Мне сейчас только ее укрепляли. Вот тот, с клещами, укреплял.
     Весовщик отвечает:
     — Ах, пардон, пардон. Извиняюсь. Сейчас ваша тара крепкая, но она была слабая. Мне это завсегда в глаза бросается. Что пардон, то пардон.
     Принимает он мой ящик и пишет накладную.
     Я читаю накладную, а там сказано: "Тара слабая".
     — Да, что ж вы, — говорю, — делаете, арапы? Мне же, — говорю, — с такой надписью обязательно весь ящик в пути разворуют. И надпись не позволит требовать убытки. Теперь, — говорю, — я вижу ваши арапские комбинации.
     Весовщик говорит:
     — Что пардон, то пардон, извиняюсь.

     Он вычеркивает надпись, — я я ухожу домой, рассуждая по дороге о сложной душевной организации своих сограждан, о перестройке характеров, о хитрости и о той неохоте, с какой мои уважаемые сограждане сдают свои насиженные позиции.
     Что пардон, то пардон.