Умер известный художник-карикатурист

В Нью-Йорке на 72 году жизни умер художник-карикатурист и литератор Вагрич Бахчанян.

\"Лишний человек звучит гордо\". Как всегда у Бахчаняна, каламбур разрывается смехом и начинен философией. Лишнее – это свобода, и Вагрич берег ее всю жизнь, ибо был самым принципиальным человеком в истории искусства. Он был его рабом и хозяином. Покоряясь искусству, себе он оставлял свободу, деля ее только с любимой музой - женой Ирой. Бахчанян осознанно и мужественно выбрал трудную и завидную судьбу. Он делал всегда, давайте повторим: всегда только то, что хотел. Не было на него ни Политбюро, ни Папы.

В красном уголке харьковского завода \"Поршень\" вместо Ленина Вагрич создал омаж Джексону Поллаку. Раздав рабочим дырявые ведра с разноцветной краской, он научил их весело метаться по линолеуму цеха до тех пор, пока пол не стал горизонтальной фреской в авангардном стиле \"дриппинг\". Такого не было и в Америке.

Из Харькова Вагрича выгнали. В Москве он стал любимцем лучшей точки столицы – \"Клуба 12 стульев\" при \"Литературной газете\". Однажды на помощь редакции пришел майор. Его солдаты создали музей абсурдных вещей Бахчаняна.

Среди них были, например, ножницы. Одно лезвие кончалось ложкой, другое – вилкой.

На Западе Вагрич вел себя не лучше: он не терпел ни насилия, включая коммерческое, ни влияния, особенно - дружеского. Довлатов, который к Вагричу относился трепетно, не хотел, чтобы тот оформлял ему книги. Он резонно опасался, что обложка забьет текст.

- Ну и что? – говорил Бахчанян, и, согласившись, мы выпустили журнал \"Семь дней\", единственный орган, строившийся под иллюстрации, а не наоборот. Каждую неделю Вагрич приносил несколько дюжин работ, а мы уж ломали голову, что под них напечатать. Теперь эти номера собирают коллекционеры.

Вагричу все сходило с рук, потому что его на них носили. Общение с ним было праздником, вроде Первого мая: весна речи и труд языка. В гости Бахчанян приходил, как на гастроли, и чтобы не отпускать его подольше, я однажды придумал затеять на весь день мелкие пельмени. Каждый он сопровождал шуткой, острой и закрученной, словно штопор. А я мечтал, чтобы пельмени никогда не кончились.

Но такого не бывает. Вагрич умер. Как хотел.