Последняя мистификация Набокова
Да чего вы так испугались, ведь у вас, Юлия Михайловна говорила, заготовляется всегда по нескольку списков, один за границей у нотариуса, другой в Петербурге, третий в Москве, потом в банк, что ли, отсылаете.
- Но ведь и Москва сгореть может, а с ней моя рукопись.
Достоевский. \"Бесы\"
История публикации последнего текста Владимира Набокова - это роман в романе, последняя шутка великого мастера мистификаций, затянувшаяся на три десятилетия. \"Лаура и ее оригинал\" (так озаглавлен русский перевод книги под названием The Original of Laura, выходящей в свет 17 ноября) - плод эффективного маркетинга, начало которому положил сам автор, а завершили владелец копирайта, издатели и критики.
В декабре 1976 года New York Times Book Review для своего рождественского номера провел дежурный опрос знаменитых писателей: какие книги уходящего года им понравились больше всего? Позвонили и Набокову в Лозанну, где он лежал на одре болезни. Тот ответил: \"Ад\" Данте в переводе Чарльза Синглтона, \"Бабочки Северной Америки\" Уильяма Хау и \"Подлинник Лоры\". О последнем произведении он сообщил, что это \"не вполне законченная\" рукопись его собственного романа, который полность написан у него в голове и который он в своем \"бреду наяву\" (diurnal delirium) читает громко вслух аудитории, состоящей из \"павлинов, голубей, моих давно покойных родителей, пары кипарисов, нескольких юных услужливых медсестер и семейного доктора, который так стар, что почти невидим\".
К сему прирожденный литературный позер присовокупил: \"Вероятно, из-за моих запинок и приступов кашля история моей бедной Лоры пользуется у моих слушателей меньшим успехом, чем тот, который она, надеюсь, стяжает у умных рецензентов, когда будет опубликована надлежащим образом\".
Сразу после Рождества заинтригованный корреспондент New York Times отправился в Швейцарию. Романист отказался дать интервью, но поговорил с визитером полчаса в холле отеля Montreux Palace, где жил с женой Верой к тому моменту уже более 15 лет, и даже милостиво позволил себя сфотографировать. \"Так о чем же ваш новый роман?\" - не вытерпел посреди беседы репортер. \"Если я вам расскажу, - молвил Набоков c подчеркнутой учтивостью, - это будет интервью\".
2 июля 1977 года Владимир Набоков скончался. От Лауры или Лоры осталось 138 каталожных карточек, исписанных по-английски карандашом с одной стороны и перечеркнутых крест-накрест с изнанки. Перед смертью он велел жене сжечь всю пачку. Людям, которые спрашивают сегодня, почему же писатель не сделал этого сам, его сын Дмитрий отвечает: потому что он не собирался сжигать роман, он хотел его закончить и упорно работал до последнего вздоха. Это понятно: человек не знает, когда умрет; собственноручное сожжение в такой ситуации было бы преждевременным.
Вдова не смогла предать рукопись огню. Она была заперта в депозитном сейфе швейцарского банка. Время от времени ее показывали особо доверенным набоковедам, которые давали взаимоисключающие советы, а случалось, и меняли с течением времени свое мнение на противоположное.
После смерти Веры в 1991 году рукопись унаследовал Дмитрий. Вот что он сказал недавно, когда окончательное решение о публикации было принято, в интервью National Public Radio: \"Я не хотел войти в историю как литературный поджигатель. Мы собирались сохранить ей жизнь. Мои колебания были связаны с вопросом, как сохранить рукопись: запрятать ее в какое-нибудь хранилище, где ее все равно рано или поздно найдут и прочтут, или преподнести публике этот замечательный подарок сейчас, пока я еще жив и могу руководить процессом\".
Это и есть самое главное: Дмитрий не хотел потерять контроль над публикацией. Он продолжал интриговать публику и нетерпеливое племя набокоманов, утверждал, что это \"самый блестящий роман\" отца, что он не похож ни на что написанное им прежде.
В дискуссию \"сжечь или не сжигать\" вовлекались авторитетные литераторы. Против сожжения обычно приводились два примера. Первый - Вергилий, который просил своих наследников уничтожить \"Энеиду\", но император Август не допустил этого и спас шедевр. Второй - Кафка, завещавший своему другу Максу Броду сжечь все свои бумаги, но тот не послушался и подарил человечеству \"Процесс\" и \"Замок\". Набоков, считавший Кафку одним из величайших гениев литературы, не раз высказывался о решении Брода одобрительно.
\"Сожгите ее\", - призывал со страниц Times драматург Том Стоппард. \"Сохраните ее\", - возражал ему в той же газете романист Джон Бенвилл.
Дискуссия плодила собственных мистификаторов. В 1998 году в Интернете появилась статья, подписанная именем швейцарского профессора литературы Мишеля Десоммелье, который будто бы прочел фрагменты \"Лауры\", выкраденные приставленной к умирающему Набокову медсестрой (напрасно он, стало быть, жаловался на невнимание аудитории). Цитаты оказались столь мастерской стилизацией, что многие поверили в их подлинность. Автором пастиша оказался библиотекарь Пенсильванского университета и страстный поклонник Набокова Джефф Эдмундс, ныне один из признанных набоковедов.
В ноябре 2005 года со страниц New York Observer раздался истошный вопль: \"Дмитрий, не сжигай Лору!\" Вопль принадлежал нью-йоркскому журналисту Рону Розенбауму, который утверждает сегодня, что именно он спас рукопись. Розенбаум изобразил Дмитрия Набокова Гамлетом, не решающимся исполнить загробную волю отца. На склоне лет, утверждал он, Дмитрий может и впрямь лишить мир бесценного шедевра. Что если Дмитрий умрет, так и не приняв решения, и унесет в могилу сведения о местонахождении рукописи?
Результатом был хор голосов, убеждавших Дмитрия не баловаться со спичками. Дмитрий, в свою очередь, говорил, что он \"истерзан\" дилеммой, а однажды на прямой вопрос, собирается ли он сжечь \"Лору\", вдруг заявил: \"Может, я уже сжег, просто не хочу говорить, каким способом\". В январе 2008 года Розенбаум сообщил: еще не сжег, но уже решил сжечь.
И вот наконец из Палм-Бич донеслась благая весть: неоконченный роман будет опубликован. На это Дмитрий будто бы получил виртуальную санкцию отца: \"Я вообразил, как он, спокойный и счастливый, улыбается своей лукавой улыбкой и говорит мне: \"Ну что ты наводишь тень на плетень? Публикуй и веселись\".
После такого пиара какой набокофил не будет отсчитывать дни и часы до появления книги?
На противоположном полюсе люди, считающие, что все это гнусная спекуляция. Таково, в частности, мнение поэта Алексея Цветкова, написавшего, что Дмитрий, который \"оживленно заламывал руки, ожидая знака от папы из загробного мира (он его якобы в конечном счете получил)\", на самом деле \"продал труп отца\". Сказано изрядно. О Дмитрии, бонвиване и любителе дорогих автомобилей, говорят, что здоровье его сильно пошатнулось и ему попросту нужны деньги на оплату дорогих врачей и клиник.
Судя по опубликованным в журналах \"Сноб\" и Playboy отрывкам (а это, как утверждают, самая связная часть текста), говорить о \"недописанном романе\" оснований нет. Перед нами разрозненные фрагменты, черновики. Там есть занятные обороты и яркие детали, набоковский сарказм, чудесное описание женского тела и ледяной холод в сцене интимной близости. Все это заслуживает внимания, но место этим наброскам в последнем томе академического собрания сочинений, а не в отдельном издании, где драгоценные карточки воспроизводятся факсимильно.
Случай обратный описанному Булгаковым. Роман Мастера не сгорел, потому что было чему гореть. \"Лауру\" не сожгли, потому что сжигать было нечего.
Комментарии