Почему за 20 лет в России не сформировалась демократия

Массовые репрессии среди элит прервали нормальный ход развития России

Как у нас в стране обращаются к незнакомцу? Гражданин? Товарищ? Барин? А, может быть, сударь или милостивый государь, как было принято до эпохи исторического материализма? Увы, нет. Обращения традиционные были «историческим материализмом» выдавлены, тогда как обращения советские не утвердились столь прочно, чтобы пережить Советский Союз. В итоге обращаемся мы друг к другу по гендерному (чтоб не сказать по половому) признаку. «Эй, мужчина!». «Послушайте, женщина!». «Девушка, будьте добры!».

Возможно, потрепанному жизнью немолодому человечку приятно обнаружить, что он еще мужчина, а дородной продавщице сильно постбальзаковского возраста хочется слышать, что она девушка. Однако это все не снимает важной проблемы. Распавшаяся культурная традиция обладает порой печальным свойством не восстанавливаться. И если бы дело касалось лишь использования отдельных слов русского языка, то сию печаль можно было бы еще как-то пережить. Однако данная проблема затрагивает некоторые принципиальные для страны моменты. В частности, формирование демократии и партийное строительство.

Виктор Черномырдин однажды справедливо заметил: «Какую бы организацию мы ни создавали - получается КПСС». Виктор Степанович наверняка даже не подозревал, насколько важную мысль он мимоходом высказал. Ведь столь низкокачественный продукт, как КПСС, получается отнюдь не из-за плохой оргработы. Есть совершенно объективные причины того, что в сегодняшней России демократия приживается хуже, чем в других европейских странах. И в тот день, когда весь мир отмечает 20-летие падения берлинской стены а, следовательно, своеобразный юбилей победы демократии в Центральной и Восточной Европе, стоит поразмышлять о том, почему Россия - не Америка, не Чехия, не Венгрия и не Польша.

ПОЛУТОРАПАРТИЙНОСТЬ НЕ СЛОЖИЛАСЬ


Не буду сейчас подробно разбирать всю эту тему. Дальнейшие размышления опираются на мою статью «Авторитарная личность на российских выборах», опубликованную в журнале «Неприкосновенный запас», № 1, 2008 год, стр. 40 - 50. Когда я писал ту статью, мне представлялось, что в России постепенно формируется полуторапартийный режим, который со временем станет напоминать политические системы, существовавшие в свое время в Мексике, Италии и Японии. Там на протяжении многих десятилетий у власти пребывала одна и та же партия, причем ее доминирование определялось не тоталитарным давлением, как в СССР или Китае, а авторитарным сознанием самого народа, которым к тому же умело манипулировали политтехнологи.

Полуторапартийность, конечно, хуже многопартийности, однако она является своеобразным переходным этапом на пути от авторитарного персоналистского режима к демократии. В какой-то мере она даже является школой демократии, хотя, увы, сильно коррумпированной, циничной и не слишком эффективной с точки зрения содействия экономическому развитию.

Если бы мои старые представления действительно подтвердились, то можно было бы сказать, что Россия в целом движется по тому же пути, по которому проходили к демократии другие страны. А наше отставание связано с тем, что мы позже начали да к тому же столкнулись с особенно сложными препятствиями такими, как многолетнее господство тоталитарной коммунистической идеологии.

Однако, похоже, Россия сегодня не приближается даже к полуторапартийной модели. То, что мы видим наверху, напоминает, скорее, КПСС (по мудрому замечанию Черномырдина), чем христианско-демократическую партию Италии, революционно-институционную партию Мексики или либерально-демократическую партию Японии. Сразу оговорюсь, напоминает не идеологически (тоталитаризма в сегодняшней России нет), а организационно.

Сейчас уже видно, что Путин не передал власть ни Медведеву, как президенту, ни «Единой России», как доминирующей в парламенте партии. Тандемократия на деле является все же персоналистским режимом.

Можно спорить о том, пытается ли Медведев развернуть Кремль к себе передом, к Путину задом, или же президент является послушным исполнителем воли премьер-министра. А можно даже не спорить об этом, поскольку в любом случае ни Италию, ни Японию, ни Мексику 40-х - 90-х гг. ХХ века наша политическая конструкция не копирует.

Во всех полуторапартийных режимах власть восходила снизу вверх. Политический лидер опирался на партию власти и управлял страной с ее помощью. Пусть даже политических конкурентов там маргинализировали, но маргинализировать собственных партийцев было нельзя. Без них система теряла управляемость.

У нас же система существует благодаря личной харизме Путина. Оставим сейчас в стороне вопрос о том, чем он ее нажил. Применительно к нашим рассуждениям важно другое: как преемник, так и партия власти абсолютно ничего собой не представляют без вождя или, как его стали у нас называть, национального лидера. Ни одна проблема страны, хоть сколько-нибудь угрожающая стабильности режима, не решается с помощью функционеров «Единой России». Она либо решается самим Путиным либо его светлым образом, либо не решается вообще.

ХОЧЕШЬ ПОРУЛИТЬ - РАБОТАЙ НА СИСТЕМУ

Настоящий режим с доминированием одной партии функционирует совсем по-другому. Партия власти становится инструментом разрешения или смягчения противоречий, объективно существующих в обществе. Пусть это разрешение или смягчение не столь эффективно, как при многопартийности, но все же они имеют место. Партия власти вбирает в себя представителей различных социальных сил, переваривает их и создает механизмы, предохраняющие общество от острых, кровопролитных конфликтов.

В любом обществе существуют работники и предприниматели, либералы и клерикалы, регионалы и федералы, студенты и силовики, аграрии и промышленники, производители и потребители, националисты и глобалисты, экологисты и матерые товаропроизводители, загрязняющие природную среду всякой дрянью в интересах роста валового продукта. Внутри отдельных групп всегда есть подгруппы. Среди регионалов имеются представители различных регионов. Среди клерикалов встречаются представители различных конфессий. Среди силовиков существуют представители армии, полиции, спецслужб.

Во всей этой пестрой компании постоянно возникают противоречия. И чем более развито общество, тем больше в нем существует групп интересов, а значит, тем более сложной является картина постоянно переплетающихся друг с другом противоречий.

В многопартийных системах партии и общественные организации представляют все эти интересы и согласуют их тем или иным образом в парламентах. Если же вместо многопартийной системы сложилась полуторапартийная, парламент перестает быть местом для дискуссий, но задача согласования интересов отнюдь не снимается с повестки дня. Она просто переносится внутрь партии власти. Или, точнее, одна из партий становится партией власти именно потому, что вбирает в себя те элиты, которые выражают общественные интересы.

С одной стороны, партия дает представителям элит порулить страной и получить некоторую долю ресурсов для использования в собственных интересах. С другой же стороны, партия требует от инкорпорированных элит обеспечения лояльности тех общественных групп, которые они представляют. Проще говоря, хочешь порулить - поработай на систему. Не будешь работать - система развалится, и рулить на твое место придут другие. Эти другие в итоге и станут элитой, тогда как люди, не способные никого представлять, элитой быть перестанут.

Наша «Единая Россия» является чем угодно, только не представителем многочисленных интересов общества. Она относительно честно пыталась им стать, но не сумела. Владислав Сурков постоянно в той или иной форме призывает эту партию стать партией в полном смысле этого слова: идти в народ, спорить с оппонентами, отстаивать свою идеологию. Но все призывы разбиваются о принципиальную неспособность «Единой России» куда-либо идти, с кем-либо спорить и что-либо отстаивать.

Формально в нашей условной «партии власти» есть «каждой твари по паре»: профсоюзники и предприниматели, православные и мусульмане, ветераны и молодежь. Почти все губернаторы туда записались. Однако влиятельных вождей, способных при необходимости разрешить конфликт и, соответственно, твердо отстаивающих интересы доверяющих им граждан, там почти нет. Возможно, за исключением пары-тройки региональных лидеров, находящихся на своих постах с незапамятных времен.

ЧТО ЖЕ ПОШЛО НЕ ТАК?

В общем, выходит, что даже полуторапартийную демократию по-настоящему строить не с кем. Неудивительно, что правительство у нас с «Единой Россией» совершенно не считается. Ключевые министры согласуют свой курс с Путиным, а парламентариев лишь ставят перед фактом и для видимости принимают во внимание их мнение по мелочам. Так не было бы, если бы национальный лидер зависел от партии власти.

Но когда партия является лишь приложением к национальному лидеру, именно так и получается.

Может проблема в том, что настоящие демократические политики не нашли общий язык с Кремлем и вышли из игры? Увы, если бы они в свое время предпочли политическую проституцию политической смерти, то по большому счету ничего бы не изменилось. Немцова или Явлинского можно было бы интегрировать в систему, однако беда в том, что они, как, впрочем, и Грызлов с Мироновым, никого не представляют. А значит, уволить любого из них или же оставить в элите - это вопрос личных взаимоотношений страдальца с Владимиром Владимировичем, но отнюдь не вопрос национальной политики.

Вот здесь мы вплотную подходим к вопросу о том, почему же в России не сложилась демократия, хотя бы в урезанной, переходной, полуторапартийной форме. Вопрос о демократии - это на самом деле вопрос о том, почему у нас никто никого не представляет? Почему элита - сама по себе, а народ - сам по себе? Почему для успешной политической карьеры требуется не отражать интересы низов, а вылизывать соответствующие места у верхов?

Ответ на этот комплекс взаимосвязанных вопросов можно дать различными способами. На каждых двух политологов есть, по меньшей мере, три мнения.

Сразу откинем в нашем анализе все персональные обвинения: виноват Путин, виноват Ельцин, виноваты Гайдар, Чубайс, Явлинский и т.д. Не потому откинем, что они не виноваты, а потому, что это все же частности. Субъективная вина лидеров, увы, накладывается на какую-то объективно сложившуюся особенность России, делающую нашу страну еще менее приспособленной к демократии, чем страны с неплохо работавшими там недавно полуторапартийными режимами.

Какова же наша особенность? Опять-таки откинем сразу целый ряд популярных в некоторых кругах объяснений, таких как широта российских просторов и широта российской души. Не потому откинем, что они у нас не широки, а потому что во многих других странах они столь же широки, но политические результаты оказываются совершенно иными.

На деле обычно самые простые объяснения оказываются самыми верными. Нужно лишь увидеть эту простоту. В нашем случае следует понять, что же на протяжении последнего столетия могло качественным образом развести исторический путь России с историческими путями других европейских стран? Что в нашей истории было сделано совершенно не так, как у соседей? Что прервало нормальный ход развития?

Революция? Но революции так или иначе сыграли большую роль и в жизни других крупных европейских стран.

Административная экономика? Возможно. Но ведь как раз задачу возврата к рыночному хозяйству мы худо-бедно решили. Во всяком случае, с ним у нас меньше проблем, чем с абсолютно не формирующейся демократией.

Что остается? Ответ напрашивается сам. Массовые репрессии. Причем, что особенно важно, массовые репрессии среди элит.

ЧТО ОТРУБИЛ КАРАЮЩИЙ МЕЧ РЕВОЛЮЦИИ?


Предвижу, что многие назовут меня русофобом, даже не дочитав до конца эту статью. Мол, из всех стран лишь в России автор нашел некую ущербность.

Нет, ущербности много было в разных государствах Европы: геноцид в Германии и Турции, инквизиция в Испании, жестокость религиозных войн во Франции и т.д. Но, перефразируя Толстого, можно сказать: каждая несчастливая страна несчастлива по-своему. Иначе говоря, последствия геноцида, инквизиции и религиозных войн были не такими, как последствия массовых репрессий. В Советском Союзе «карающий меч революции» несколько раз обрушивался именно на элиту общества. Он отрубал голову всем партиям и общественным организациям - как зародившимся до революции, так и сформировавшемся уже в недрах большевицкой системы. Разрушалось все, вплоть до структур, которых на самом деле даже не существовало, поскольку их нафантазировали следователи НКВД.

Профсоюзы перестали быть профсоюзами. Церковью стало управлять митрополитбюро. Армия потеряла даже остатки корпоративного духа. Народы, проявлявшие вольнолюбие, были переселены. А с ликвидацией частного бизнеса автоматически оказался снят с повестки дня вопрос о предпринимательских организациях и обществах потребителей.

При всех очевидных ужасах тоталитаризма и авторитаризма в других странах Европы, таких целенаправленных разрушений социальных структур не имелось нигде. И такие разрушения, естественно, никак не могли пройти бесследно. Слабость демократических институтов в России связана отнюдь не с тем, что русские, мол, не предрасположены к демократии, а с особенностью исторического пути страны, с тем, что на определенном этапе развития именно по зарождающимся демократическим институтам был нанесен особо жестокий, целенаправленный удар, от которого невозможно быстро оправиться.

Многопартийная или даже полуторапартийная системы должны согласовывать различные интересы общества. Но их невозможно согласовать, если нет структур и элит, которые их выражают. Как ни строй партию - получится КПСС, то есть организация, состоящая, с одной стороны, из номенклатуры, не выражающей ничьих интересов, а с другой - из простых партийцев, на жизни которых наличие партбилета в кармане почти никак не сказывается.

Вообще следует заметить, что значение такого явления, как номенклатура, у нас в стране сильно недооценивается. Это ведь не просто верхушка общества, использующая свое привилегированное положение для получения благ через систему номенклатурных распределителей. Это, прежде всего, элита, переставшая выражать чьи бы то ни было интересы и замкнувшаяся в своеобразную касту. Весьма характерен в этом смысле старый анекдот:

- Может ли сын генерала стать маршалом?
- Нет. У маршала есть собственный сын.

НЕФТЕДОЛЛАРЫ В ОБМЕН НА ДЕМОКРАТИЮ


Стабильность общества существует отнюдь не благодаря номенклатуре. Наоборот, номенклатура смогла обособиться, поскольку стабильность поддерживается иными методами - идеологическими, силовыми или нефтедолларовыми.

Номенклатура быстро рухнула в 1991 г. по той простой причине, что для существования общества была совершенно не нужна. Но затем она столь же быстро возродилась, поскольку другой политической элиты в стране с разрушенной системой представительства интересов возникнуть не может.

То есть, конечно, некий человек - Иванов, Петров или Сидоров - может попытаться стать настоящим профсоюзным, религиозным или молодежным лидером. И может даже добиться некоторого успеха. Но в какой-то момент он окажется перед выбором. Либо власти его маргинализируют, используя все имеющиеся в их распоряжении административные, басманные и пиаровские рычаги, либо он войдет в состав номенклатуры, станет играть по правилам, предписанным Кремлем, и перестанет отражать чьи-либо интересы. В этом смысле политическая система действует сегодня примерно также, как в последние десятилетия советской власти, хотя, бесспорно, менее жестоко. Головы не рубят, но структурам, уже разрушенным в годы репрессий, просто не дают восстановиться.

Вспомним, с чего начиналась статья. «Милостивым государям» никак не удается вернуть свои дореволюционные позиции. А ведь с ними власть не борется, не навязывает своих «мужчин» и «женщин». Насколько же тяжелее вернуть утраченные позиции той системе представительства общественных интересов (на которой только и может строиться демократия), если власть аккуратно отсекает от масс (кнутом или пряником) всех работающих в этой сфере представителей элиты.

В принципе система, в которой есть сложный клубок общественных интересов, но нет механизма их согласования, долго существовать не может. Она рассыпается и уступает место либо череде революций, либо череде военных переворотов, после которых система согласования интересов худо-бедно формируется.

Однако в наших сегодняшних условиях действует два фактора, смягчающих остроту проблем. Во-первых, это приток нефтедолларов, позволяющий подкармливать всех тех, кто начинает выражать недовольство. Во-вторых, это телевизионная машина по промыванию мозгов, дающая возможность власти напрямую работать с обывателем, минуя посредников, которыми исторически во всех демократических странах были представители элит. Проще говоря, как только возникает некая проблема, власть вместо переговоров сразу лезет в кошелек (вспомним, например, монетизацию 2005 г.), а затем проводит сеанс групповой психотерапии.

Если при такой ситуации всю «Единую Россию» посадить в космический корабль и отправить на Луну, в стране ничего ровным счетом не изменится. Тогда как в классических полуторапартийных системах общество без «партии власти» быстро начнет путаться в сложном клубке противоречивых интересов.

Похоже, вероятность реальной демократизации у нас невелика. Разве что власть вдруг начнет сама выращивать элиту, представляющую интересы, а не замыкающуюся в номенклатурную касту? Или может быть кончатся нефтедоллары?


ОПРОС: Демократия - это хорошо?