Проводы старого мира

Когда в Москве убили Шабтая фон Калмановича, все, конечно, сразу вспомнили про недавнюю смерть Япончика (Вячеслава Кирилловича Иванькова). А могли бы вспомнить - и про августовскую аварию на Саяно-Шушенской фон ГЭС. Потому что и ГЭС, и Япончик, и Калманович - составные части того самого советского наследства. Которое с тихим грохотом заканчивается прямо на наших глазах.

Среди пыльного и грандиозного прочего, постсоветская РФ получила от СССР великий криминальный мир. Этот мир, конечно, соприкасался одной из своих поверхностей с официальной вселенной погон и званий, но всё же был совершенно отдельным пространством. Со своими правилами, понятиями, авторитетами, людьми в законе, знаниями, что можно и чего нельзя, со своей сепаратной географией и канонической историей. В конце восьмидесятых - начале девяностых ХХ века криминальный мир премного помог коммерсантам, т. е. сверхновому бизнес-сословию, состояться и встать с колен. Помог финансово - ведь у столпов криминального мира уже накопились немалые по тем временам деньги, которых у постсоветских коммерсантов изначально не было и быть не могло. Помог и тем, что в сердцевине молодого хаоса гарантировал определенные правила игры. Гарантировал силой тяжелого взгляда, легкого намека, а если надо - то и пресловутым калькулятором для окончательных расчетов.
\"Среди пыльного и грандиозного прочего, постсоветская РФ получила от СССР великий криминальный мир. Калманович - составная его часть...\"

\"Среди пыльного и грандиозного прочего, постсоветская РФ получила от СССР великий криминальный мир. Калманович - составная его часть...\"

Под сенью коллективного япончика наш бизнес, т.е. коллективный коммерсант, начал свое восхождение к власти. И довольно быстро взошел - через гарь 93-го, копоть 96-го и взрывы 99-го. Накануне 2000-го Борис Ельцин, первый и последний президент, доставшийся РФ от Советского Союза, ушел в отставку. И - сразу, резко, как теплое шампанское из-под неумелой пробки, рванула другая эпоха. В которой старому советскому криминальному миру уже не было достойного места. Вчерашние «подкрышные» коммерсанты вдруг сами ощутили себя хозяевами постсоветской жизни - во всей полноте этого теплого слова «хозяин». И они поняли, что вчерашние понятия, авторитеты, человеки в законе и калькуляторы Калашникова - уже не нужны. Ведь к услугам коммерсантов оказалась вся правоохранительная система страны. Старинные стрелки с разборками утратили актуальность. Не надо было уже ни стреляться, ни разбираться. Все очень просто - даешь задание своему прокурору, он вместе со своим милиционером (или чекистом) задерживает того, кого ты почему-то не любишь, потом свой суд того, кого ты не любишь, совершенно законно арестовывает, а дальше - можно и освободить человека, если и когда он подпишет все нужные бумаги. А можно и не освобождать - а просто забрать у него всё лишнее, пользуясь тем, что в тюрьме ему очень трудно это лишнее защищать. А дальше - пусть сидит за счет федерального бюджета. Это недорого.
\"Я не осуждаю тех многих , кто пришел на похороны Иванькова и придет на похороны Калмановича.

Они знают, что и куда провожают\".

\"Я не осуждаю тех многих , кто пришел на похороны Иванькова и придет на похороны Калмановича. Они знают, что и куда провожают\".

Арест того, кого не любишь, стал не просто самым удобным способом решения всех проблем. Он стал совершенно моральным делом. Это ведь не убийство из девяностых. Убийство часто бывает несправедливым. И ничего потом уже не исправишь. Арест же, по сегодняшним правилам, справедлив всегда. Потому что арестованный, даже если не совершал тех преступлений, за которые сел, всё равно, какие-нибудь преступления обязательно совершал. Ибо без преступлений не делаются большие и даже средние состояния. А значит, сидит он всё равно за дело. И на том, кто его посадил, нет греха. Так стало принято считать в стране РФ в первом десятилетии XXI века.

В общем, после того, как место великого криминального мира заняли милиционеры, чекисты, прокуроры и судьи, сам этот старый мир стал обузой в телеге советского наследства. Япончики и калмановичи оказались лишними людьми в угаре поздней постсоветской жизни. Но сами авторитетные предприниматели так не считали. Они все еще силились доказать, что их систем существует и действует, и она по-прежнему отделена, как церковь, от государства. Что их все-таки надо, как встарь, уважать, и они все еще умеют решать вопросы. И, более того, - без них, как и без Саяно-Шушенской, ни нынче, ни в будущем нельзя обойтись.

Вчерашние же подкрышные коммерсанты так не считали. Они хотели бы забыть про япончиков-калмановичей, но те постоянно напоминали о себе. Они могли бы выжить их за границу, но заграница таких не принимает - об этом узнали еще в 1990-е. Они могли бы их всех посадить, но что такое тюрьма для человека в законе? Совсем не то же самое, что для обычного коммерсанта. Стены тюрьмы для кого-то бывают слишком прозрачными.
\"Советский криминальный мир уходит в безжалостную историю. Как и во всем советском, в нем была какая-то наивная надежность...\"

\"Советский криминальный мир уходит в безжалостную историю. Как и во всем советском, в нем была какая-то наивная надежность...\"

Стало быть, чтобы избавиться, как от паршивого пса, от призраков старого мира, приходится все равно прибегать к столь же старому и проверенному средству. Тому самому калькулятору для окончательных расчетов. И не надо говорить, что, дескать, возвращаются девяностые. Нет - это нулевые годы так огрызаются на собственное опостылевшее прошлое. Любыми доступными им, нулевым, средствами.

Советский криминальный мир уходит в безжалостную историю. Конечно, романтика того мир была слишком фальшивой, а герои - далеко не такими благородными, как хотели казаться. Но все же, как и во всем советском, в нем была какая-то наивная надежность. Теперь ее уже нет - и не будет.

Я совсем не осуждаю тех многих и многих, кто пришел на похороны Иванькова и еще придет на похороны Калмановича. Они знают, что и куда провожают.