Признание члена участковой избирательной комиссии

Месяца два назад я откликнулась на объявление, призывавшее в ряды наблюдателей на выборах в Мосгордуму. Объявление обещало от тысячи рублей за день. Ну, почти полстипендии. Мой наниматель назначил встречу, пожелав поговорить исключительно лично. Выяснилось, что я - член участковой избирательной комисии от партии «Справедливая Россия», что тысячу рублей я получу официально от государства, а сверху - еще две тысячи: за то, чтобы «все прошло хорошо». Я напряглась. Собеседник успокоил: речь идет о незначительных нарушениях, которые могут иметь место, и мне просто нужно будет закрыть на них глаза.

Не то чтобы я не понимала, что согласилась добровольно поплавать в мутной воде. Но было ясно: ВСЕ и так ПРОЙДЕТ ХОРОШО, независимо от того, соглашусь я или нет. А любопытство терзало.

Рано утром 11 октября 2009 года я отправилась на свой избирательный участок № 2523. Он располагался на втором этаже небольшой московской школы на улице Говорова. Меня посадили «на книги» в помощь более опытной бабушке Наташе, которая, как вскоре выяснилось, уже много лет сидит на этом участке от коммунистов. Задача была простая - регистрировать пришедших избирателей и выдавать бюллетени.

Голосовать шли мало, и в основном старики. В восемь вечера подсчитываем бюллетени и приступаем к чуть ли не ритуальной процедуре вскрытия урн. Всем присутствующим торжественно демонстрируются неповрежденные восковые печати, также торжественно они ломаются, и содержимое урн вываливается на стол. Начинаем сортировать бюллетени на розовые и голубенькие (выборы не только в Мосгордуму, но и по округам).

Вдруг в мои руки попадает сложенная вдвое розовая пачка бюллетеней приблизительно из ста штук. Листаю - в глаза бросается стабильный крестик-галочка напротив третьего пункта. С этой пачкой направляюсь к председателю комиссии и, волнуясь, пытаюсь объяснить: что-то не так - если представить, что каждый избиратель опускает в урну по два бюллетеня разного цвета, невозможно, чтобы бюллетени в урне лежали спрессованными пачками одного цвета. Замечаю в глазах председателя страх. Цыкает на меня, просит не говорить громко, нервно оглядывается, забирает у меня пачку и смешивает ее с другими, уже рассортированными, бюллетенями.

Возвращаюсь к столу и вижу другую такую же пачку - теперь уже голубенького цвета. Ситуация застопоривается. Бюллетени уже рассортированы. Тихо спрашиваю бабушку-коммунистку, собирается ли она что-то с этим делать.

Получаю отрицательный ответ. Звоню своему непосредственному нанимателю - налицо явный вброс бюллетеней, не нужно ли сообщить в «Справедливую Россию»?

На том конце провода нервно кашляют. Через несколько секунд объясняют: мне платят деньги именно за то, что я ничего не замечу. Пытаюсь протестовать - это отнюдь не мелкое нарушение, более того - с утра мне звонили из штаба «Справедливой России», давали инструкции и особо просили следить за тем, чтобы не было массового вброса бюллетеней. В ответ - тишина, выдох и неожиданное признание: «Справедливая Россия» здесь ни при чем, меня, оказывается, спонсирует совсем другая партия, и, если я что-нибудь предприму, у всех будут большие проблемы.

Решение дается нелегко. Набираю телефон штаба «Справедливой России», объясняю ситуацию, спрашиваю, что делать дальше, - отвечают, что выезжают. И, действительно, приезжают. Первое, что говорят: я ничего не смогу доказать. Сетуют на то, что я не сделала фотографий, на будущее советуют останавливать в таких случаях пересчет и вызывать кого следует. Говоря это, «штабисты» мягонько отжимают меня в сторону, где уже прямым текстом советуют утихнуть.

Меня обступает женская часть нашей комиссии, начинают доказывать, что жизнь тяжела, что зарплаты маленькие, что бесполезно бороться в одиночку с системой. Время подписывать протокол комиссии - само собой, все цифры идеально совпали. Говорю, что хочу выразить Особое мнение (как наблюдатель, я имею на это право). Замечаю красные глаза женщины, которая протягивает мне чистый лист бумаги. Ее прорывает: со слезами рассказывает, как пыталась отказаться от участия в выборах и как ее вызвал начальник цеха и пообещал уволить, если будет артачиться.

- Женя, - плачет она, - мне сорок пять лет! Куда я пойду?

Ревем уже вдвоем. Она тихонько рассказывает, что ТАКОГО не было даже на президентских выборах. Я так же тихонько пишу свое Особое мнение. Затем его прикрепят к акту о голосовании и со всеми бюллетенями похоронят в архиве. Вот и все, что останется от моей попытки оторвать от пола умывальник.

P.S. На следующий день, ближе к вечеру, - телефонный звонок. На определителе - номер нанимателя. Неожиданно довольным тоном он сообщает мне, что раз выборы прошли успешно, я в любое время могу получить свои деньги. А он-то и не в курсе...