О наиболее перспективных технологиях и переменах

К середине XXI века мир изменится до неузнаваемости. К тому моменту должен быть разработан целый ряд новейших технологий.
О наиболее перспективных технологиях и переменах, которые они внесут в нашу жизнь, рассказывает руководитель теоретического отдела исследовательской группы «Конструирование будущего» Сергей Переслегин.

— Какие технологии или технологические направления окажут наибольшее влияние на жизнь человека и человечество в целом в ближайшие лет тридцать?

— Сложно сравнивать, но в целом можно выделить четыре основных типа технологий, каждая из которых окажет революционное воздействие на человека и общество. Начну с самого простого — это технологии природопользования. Мы, безусловно, за три десятилетия уйдем от экологических парадигм, которые почему-то упорно противопоставляют человека остальному миру. Мы перейдем от парадигмы охраны природы к парадигме разумного пользования природой.

Меня часто называют антиэкологом. Это, конечно же, так, но в некоторых вопросах я иду гораздо дальше, чем сами представители зеленого движения. Скажем, я утверждаю, что в мире будущего экономика будет являться частью природопользования. То есть пакет «Экономика» будет занимать подчиненное положение. Это, например, изменит структуру городов. Я не говорю о безуглеродных городах, о которых так любят рассуждать на Западе, поскольку совершенно в них не верю. А вот идея бестранспортного города, идея бестранспортной экономики мне представляется очень и очень интересной. В этой области достаточно много сделано.

— Что, например?

— Уже сейчас существуют промышленные системы трехмерной обработки объектов — далекие потомки станков с числовым программным управлением. Поскольку такая производственная система автоматически перестраивается на любое новое задание, то для ее эффективной работы нет нужды в преимуществах выпуска больших серий. Для нее два изделия — это уже довольно большая серия. А раз вам не требуется преимущество серийности, вам не нужно разобщать производство на мелкие элементы и потом долго и нудно выстраивать систему кооперации и логистики, которая крайне перегружает транспорт. Представьте: ваши города могут обходиться практически без производственных транспортных связей.

— Но без энергии-то города не смогут обходиться.

— Решать проблему энергетики действительно придется. Сегодня ввод энергетических мощностей сильно отстает от темпов их вывода. Представьте, что это продлится еще какое-то число лет… А такое вполне может случиться хотя бы потому, что энергетика крайне зарегулирована природоохранными и другими законами, и масса предпринимателей просто не желают с нею связываться. Здесь очень продолжительные сроки окупаемости вложений, очень низкая норма прибыли, и при этом ты еще и постоянно перед всеми виноват. Проблема даже не столько в том, что не хватает мощностей. Проблема в том, что существующая экономическая структура фактически не дает заниматься этим бизнесом, он не выгоден.

— Альтернативная энергетика поможет?

— Запад пошел по пути перехода к так называемой альтернативной энергетике: ветровая, солнечная, биотопливо и так далее. Вот только эти источники отнюдь не такие уж удобные и безвредные.

Солнечная энергетика — это полупроводники, которые в условиях обычной атмосферы запыляются и выходят из строя. Изготовление же кремниевых полупроводников очень недешевый и, если говорить честно, довольно грязный с точки зрения экологии процесс.

Ветряки чрезвычайно сильно влияют на передвижение птиц. Ну ладно, проживем и без птиц, но мы, в общем-то, не очень понимаем, как шум ветряков влияет на людей. Ветряки шумят в инфразвуковом диапазоне. Навскидку этот шум вроде бы не вредный и не опасный, но как на самом деле, мы не знаем. К тому же ветряки имеют весьма ограниченную предельную мощность, и они весьма дорогое удовольствие. А мы-то хотим дешевую и чистую энергию.

Гидроэнергетика… Кроме наших больших сибирских рек, все остальные ГЭС в мире, которые имело смысл строить, уже построены. Ну добавим мы еще гигаватт 10–12 на наших крупных северных реках, но они как свои 10 процентов в балансе занимали, так и будут занимать.

Вот и получается, что единственное, где можно рассчитывать на серьезное увеличение доли, — атомная энергетика. А там все зависит от того, удастся ли замкнуть ядерно-топливный цикл. То есть научиться использовать 238‑й, а не 235−й уран — это во-первых, а во-вторых, научиться если и не уничтожать все радиоактивные отходы, то хотя бы перерабатывать и безопасно складировать все отработанное — крайне ядовитое — топливо. Проблемы эти теоретически решены в 60−х годах, а вот масштабной практической реализации нет и сегодня.

— А термоядерный синтез? Запустим ITER, который подтвердит теоретические прикидки, — и мы оказываемся совсем в другой парадигме развития.

— Не бойтесь, не подтвердит.

— А вдруг. Вы же сами понимаете, каков будет масштаб перемен в результате эффективного запуска ITER.

— Поймите, если бы его можно было эффективно запустить, его бы уже давно запустили. В термоядерной энергетике давно нет продвижения.

Странам на это очень жалко тратить деньги, но и не вкладывать очень страшно: а вдруг, пока мы не тратим, кто-то другой получит результат. Поэтому создаются программы типа ITER, основной смысл которой в том, чтобы вкладывать минимум денег и следить за тем, что у конкурентов в этой области делается.Модификация или симбиоз

— Какие еще есть важные технологические направления?

— Информационные технологии. Они быстро развиваются и до предела своего развития не дошли. Сейчас речь идет о «трех глобальностях». Первая — глобальная связь, связь между двумя любыми точками мира. Ее пока нет, поскольку система роуминга очень сложна и уязвима. Вот когда мы сделаем систему глобальной связи, не зависящую от Земли, когда две любые станции будут связаны через спутники, тогда подлинно глобальная связь станет реальностью.

Вторая — глобальная информация. Этот вопрос, по сути, решен, но требуется очень серьезная реформа в области авторского права. Такая реформа назрела, прогнозисты уже говорят, что рынок патентов скоро должен обрушиться, а за ним и весь остальной рынок авторских прав. Но пока передача информации сильно усложнена. Наконец, третье IT-направление — глобальная навигация.

Далее, информационные технологии могут предложить нам мир высокой виртуальности. Это не просто виртуальный мир, это мир, находясь в котором вы не сможете никаким внутренним экспериментом понять, что вы находитесь в виртуале, а не в реальном мире. Сейчас мы еще далеки от создания мира высокой виртуальности, но рано или поздно он появится, и тогда возникнет интереснейшая задача взаимодействия настоящей Земли с кучей виртуальных «земель».

— А в реальном мире какие нас еще ожидают технологические перемены?

— Еще два технологических пакета сейчас находятся на стадии создания. Это биотех и нанотех. Ситуация с биотехнологиями крайне интересна тем, что основной структурообразующий механизм — работа с рекомбинантной ДНК — уже в принципе освоен. Что задерживает развитие биоинженерии, так это то, что поколения животных сменяются очень медленно. Медленно ставятся эксперименты.

Есть такое мнение, что растение проще животных и уж тем более человека. На самом же деле растение, которое превращает солнечную энергию в питательные вещества, — это природный хайтек. А животные, которые едят другую органику, гораздо проще организованы. Так что, раз мы уже получили ГМ-растения — очень скоро ждите и ГМ-животное, и генно-модифицированные человеческие органы. Например, печень, принципиально резистентную к алкоголю, или сердце с 900−летней гарантией. Что бы с вами ни случилось, оно будет работать. Уже сейчас есть морковь, которая лечит от гепатита. Вы ее съедаете и автоматически получаете большое количество антител к гепатиту всех трех типов.

— Этические проблемы разве не сдерживают развитие биотеха?

— Тут мы сталкиваемся с целым набором проблем. Сразу встанет вопрос: до какой степени можно изменения вводить, продолжая при этом считать того, с кем вы общаетесь, человеком. В какой момент мы перестанем считать модифицированное существо человеком? Как только эта грань начинает определяться, мы сразу попадаем в зону фашизма и расизма высочайшего уровня. Потому что кто вам докажет, что негры или японцы не являются генно-модифицированным продуктом? Ведь у каждого из нас гены проходили целую стадию модификаций. Если мы начнем по генетическому принципу вводить разграничения, мы и вздохнуть не успеем, как выяснится, что только наша конкретная раса и национальность — люди, а все остальные — нет, к ним права человека не относятся.

Если же мы не видим этой границы, то мы полностью потеряем понятия «человеческая личность», «человеческая идентичность». Проблема очень серьезная. Замечу в скобках, что развитие биоинженерии может легко привести нас к бессмертию, что само по себе тоже философская и онтологическая проблема. Хотя и менее жуткая, чем проблема идентичности.

— Чего ждать от нанотеха?

— Нанотех делает все то же самое, что биотех, но другим способом. Вместо модификации человека — симбиоз человека с нанороботами, наносистемами, которые меняют структуру его крови, решают проблемы с болезнями и тому подобное. Скажем, нанороботы могут легко справиться с раком в стадии метастаз. Они просто будут уничтожать только раковые клетки, не трогая никаких других.

Нано— и биотехнологии вроде бы совершенно противоположны, но приводят нас к одному и тому же результату — к принципиальному изменению человека. Либо за счет наносимбиоза, либо за счет изменения генетического аппарата. В биотехе решающий проект был «Геном человека», он уже реализован. В нанотехнологиях ситуация сложная, там решающего проекта нет, есть набор технологий разного происхождения, которые мы условно называем нанотехнологиями. Тут пока идет конкурс больших проектов.

Отдельно отмечу, что все технологии, о которых я рассказал, уже акцептованы мировыми элитами. Созданы соответствующие институции — где-то полномасштабные, где-то частичные. И внесены значительные денежные суммы. Потому было бы странно, если бы эти технологии не были реализованы в течение 30 лет.