Перпендикулярный разговор о московских выборах

На модерации Отложенный

Популизм, ложно понимаемая социальная ответственность и коррупционные интересы не дают московской власти бороться с приростом населения

Московские выборы пришлись как нельзя кстати. Понадобившиеся для переезда упаковочные материалы нашлись прямо в подъезде: газета «Правда», как и прежде, – лучшая упаковка для посуды и елочных игрушек, брошюра «Лужков. Итоги» даже не пригодилась. Каюсь, мои прежние соседи были лишены своей порции коммунистической, единороссовской и еще какой-то пропаганды. Вряд ли они сильно пожалели об этой утрате: по моим наблюдениям, редкий москвич в состоянии не то что ответить на вопрос, за кого он собирается голосовать, но и правильно назвать дату выборов (11 октября, если я не ошибаюсь). Упрекнуть их в этом невозможно: чтобы назвать выборами надвигающийся фарс, нужна не миопия, а, прямо скажем, стопроцентная слепота.

Однако – почти вынужденное – знакомство с предвыборными платформами, как правящей партии, так и оппозиции, а также наблюдение за дискуссией, последовавшей после публикации доклада Бориса Немцова и его критики, навело на ряд наблюдений. Их, впрочем, можно было сделать и не перелистывая этот мусор – просто задумавшись о реальных проблемах огромного города.

Во-первых, на самом деле, разговор в значительной мере идет о федеральных, а не городских проблемах. Скажем, призывы КПРФ к отказу от плоской шкалы подоходного налога – вопрос, явно относящийся к федеральной юрисдикции. А всеобщие обещания бороться с коррупцией – явно не решаются исключительно на уровне Петровки, Тверской и Нового Арбата. На самом деле, это закономерно: главные проблемы Москвы как города – последствия именно что федеральной политики. Именно она на протяжении многих десятилетий приводила к сверхконцентрации в столице человеческих, финансовых и прочих ресурсов.

И даже многие из историй, кажущихся чисто московскими, при ближайшем рассмотрении, оказывается, имеют федеральную компоненту. Взять хотя бы пресловутый дефицит земель для жилищного строительства – в Москве до сих пор множество промзон, находящихся под контролем федеральных ведомств. Вы когда-нибудь, например, были на Золотой улице? В нескольких минутах ходьбы от метро «Электрозаводская» за многокилометровым забором – живописнейшие циклопические руины советского военного авиапрома. Федеральным чиновникам их ликвидация и перенос производства (если оно там еще осталось) за пределы города не нужен, а московским – невыгоден, рост предложения земли подорвал бы доходы от выделения строительных участков. И таких мест в Москве – многие десятки, если не сотни. Зачем, например, тюрьмы – практически в центре города?

Во-вторых, практически вся дискуссия – от формальной до экспертной, и даже воображаемой (той, какая она могла бы быть, начни кухонные разговоры преображаться в политические) – идет на левом поле, присутствие рыночных идей почти незаметно. Социалистическая идеология, как, например, крайне едко описал Дмитрий Бутрин в колонке на Inliberty, – неотъемлемая часть и мировоззрения якобы радикальных оппонентов власти. И для коммунистов, и для Немцова сотоварищи уродливая московская машина госкапитализма – повод для разговоров о косметике, а не о реальных переменах и решении давно перезревших столичных проблем. И, кстати, вовсе неочевидно – кто из них, дорвавшись до власти (чисто гипотетически, конечно), изуродовал бы город еще сильнее Лужкова.

Справедливости ради надо признать, что заметная социальная компонента в обсуждении городских проблем неизбежна. Большой город практически немыслим без общественных благ. Транспорт, школы, больницы, охрана правопорядка, социальная защита и многое другое в большинстве современных городов находятся если не в руках муниципалитетов, то хотя бы под их пристальным контролем. Да-да, тут возможна огромная дискуссия о пределах, в которых частные способы доставки общественных благ потребителю эффективнее государственных, или наоборот. Впрочем, даже не вдаваясь в детали, можно предположить, что в российских условиях на эффективность государственных или частно-государственных услуг куда сильнее влияет уровень коррупции: асфальт, украденный господрядчиком, с точки зрения выбоин на дороге, неотличим от сэкономленного из-за расходов на откаты частным строителем.

Конечно, немалая доля вины за московскую коррупцию должна быть возложена на Юрия Лужкова и его окружение – именно они, в конце концов, ответственны за то, что уровень госвмешательства в экономику в Москве сильно выше среднероссийского. Однако – даже абстрагируясь от этой проблемы – можно заметить, что качество общественных благ в Москве неприемлемо. Московское правительство предпочитает ублажать горожан помпезной показухой типа массовых праздников, а ситуация с реальными проблемами – в первую очередь, транспортной – все усугубляется. Популизм и отсутствие политической воли ведет к отказу от борьбы за повышение налоговой нагрузки на автовладельцев, ограничения по въезду в центр города, выделению отдельных полос для общественного транспорта, хотя бы попыток навести порядок с соблюдением правил дорожного движения.



Только пробками разговор о качестве общественных благ, конечно, не ограничивается: любая активность московских властей – повод для серьезных претензий. Архитектурный облик города – варварски разрушается в угоду сомнительным вкусам московского начальства. Образование и медицина – уже давно никто не удивляется, что, начиная с какого-то уровня дохода, люди отказываются от псевдобесплатных услуг, уходя в частные школы и поликлиники.

Еще хуже, что и действующие московские власти, и разнообразные претенденты на престол или просто интеллектуальную инициативу прикрывают словами об общественном благе его разрушение. Вот, например, оптовые рынки. Власти оправдывают их закрытие борьбой с антисанитарией, нелегальными мигрантами и пробками. Наиболее распространенный контраргумент: на рынках дешево, это что-то вроде социальной защиты малоимущих. Однако давайте посмотрим на проблему с другой стороны: исторически города вырастали именно вокруг рынков, торговля порождала и порождает конкуренцию, создает сигналы для производства и потребления. Уничтожение же конкуренции, ложные сигналы экономике – лучший способ уничтожения будущего.

Ну и, наконец, третье – вероятно, самая главная из выпадающих из формального разговора проблем. Москва катастрофически перенаселена: недаром второе (после «Лужковстана») народное имя для нее – «Нерезиновск». При этом ее население продолжает расти, причем даже непонятно, насколько быстро: официальные оценки – около 11 миллионов (плюс три миллиона за 20 лет), неофициальные – много выше, вплоть до 17 млн человек дневного населения. Слишком велика здесь концентрация всего, чего только можно, в результате, уровень жизни (и вероятно, качество – хотя это утверждение уже все более сомнительно) много выше среднероссийского. Поэтому, боюсь, улучшение управления городом, решение инфраструктурных проблем (сколь бы гипотетическим оно не казалось) приведет к дополнительному притоку жителей, что нивелирует произошедшие улучшения и лишь усугубит московские проблемы.

Замечу, кстати, что московские власти с этой проблемой пытались и пытаются справиться. Крайне уродливыми методами – вроде сопротивления отмене прописки, унизительных и порождающих коррупцию процедур регистрации, квотирования рабочей силы и т.п. Естественно, безуспешно. Рынок справляется лучше – по сути, единственным ограничением для роста населения Москвы стали чудовищные цены на жилье. Они же, впрочем, стали и одним из главных источников обогащения ближнего круга московских чиновников – так что стимулов для борьбы с ростом населения у них нет.

Наоборот, популизм, ложно понимаемая социальная ответственность и коррупционные интересы толкают их на обратное. Например, и московские власти, и все остальные политики очень любят говорить о борьбе с безработицей и создании рабочих мест. На деле Москве нужно обратное – стимулирование сокращения рабочих мест, выселения всех трудоемких бизнесов за пределы города и области. Льготы, вероятно, не нужны – к чему и без того зарегулированному рынку лишние искажения, но пиарить московское правительство должно не открытие, скажем, швейного цеха, а перенос колл-центра в Воронеж.

Искажены, в результате, вполне социалистических представлений московского начальства и многие другие сигналы, которые в более рыночной ситуации могли бы вести к естественному оздоровлению. Например, формально бедствующие московские пенсионеры, равно как и многие малообеспеченные граждане трудоспособного возраста, на самом деле, очень небедные люди – надо лишь учесть стоимость их квартир. Осознать этот факт им мешают низкие текущие платежи – от оплаты ЖКХ до налогообложения. Отмена льгот, повышение коммунальных платежей и введение, наконец, налога на недвижимость сподвигло бы их на переселение в более дешевое место и повышение уровня жизни. Заодно, кстати, удалось бы если не снизить, то хотя бы стабилизировать цены на жилье в столице.

Впрочем, последняя история – явно не предвыборная. Действительно, объяснить пожилым людям (самым дисциплинированным избирателям – де-факто электоральной опоре партии власти), что переезд из Москвы, возможно, не просто рациональный выбор, а единственный ведущий к мало-мальски достойной старости – непросто. Сложно и объяснить наиболее обеспеченным москвичам, большая часть богатства которых – недвижимость, почему они должны потерять часть своего благосостояния.

И таких – тяжелых, непопулярных, явно не предвыборных – историй множество. Много лет на них закрывали глаза, город, как живой организм, покрывался шрамами, но терпел вивисекторов. Рано или поздно, власть сменится – хотелось бы, конечно, чтобы в результате выборов, но это вряд ли. Хотелось бы, конечно, чтобы и московская коррупция стала предметом тщательного расследования и справедливого суда. Но и это – вряд ли. Но хотя бы новым властям Москвы мы могли бы попробовать навязать более трезвый взгляд на городские проблемы и более честный разговор с обществом.