Чем думал Билл Клинтон?

42-го президента Соединённых Штатов Америки не так уж и часто называли жадным, убогим, или подверженным истерике, редко обвиняли в любви к жирной и нездорой пище.

Сравнение с его московским коллегой можно увидеть в следующей записи, сделанной 18 октября 1994 года: «Ельцин не всегда справлялся с напряжением. По рассказам Клинтона, хронические запои Ельцина были куда более серьёзными, чем культивируемый образ русского весельчака. Его поведение была тревожно, поскольку могло нарушить политическую стабильность, и только случай помог избежать скандала, а то и вообще ссоры между двумя странами в тот двухдневный визит. В одно предрассветное утро Клинтон получает сигнал тревоги - агенты Секретной службы обнаружили Ельцина, одного, на Пенсильвания-авеню, мертвецки пьяного, одетого в нижнее бельё, и ловящего такси. Ельцин вступил в громкий спор с озадаченными агентами, что то невнятно им доказывая. Он отказывался возвращаться в Белый Дом, где он остановился. Он хотел поймать такси и поехать в пиццерию. Я спросил, чем закончилось противостояние. «Ну, он получил свою пиццу», - пожимая плечами, ответил президент».

Однако, нужно отдать дань журналисту, который, во-первых, смог беспристрастно описать настолько ужасные события, и во-вторых, сохранил такие сенсационные подробности для себя, не рассказывая о них в течение 15 лет. Книга Тейлора Бранча произвела на меня более глубокое впечатление, нежели похожие по содержанию работы последнего времени, и не только фактами раскрытия удивительной информации. (К примеру, в последующую ночь приведённый в чувства Ельцин вновь сбежал из-под носа охранников Блэр-Хауса, по словам автора, подверг себя «небольшой опасности и возможности похищения». Можно было бы ожидать сенсационных заголовок в газетах об убийстве лидера посткоммунистической России, который находился в гостях у американского президента, который, в свою очередь, был в середине предвыборной гонки).

Одно из классических мультяшных образов человеческой дилеммы изображает человека, у которого ангел на одном плече, а чертёнок на другом, и каждый попеременно что-то нашёптывает размышляющему в ухо. Те, кто на протяжении бурных восьми лет были членами президентской команды, предполагали, что они играют роль демона - искусителя. Таким примером может служить Дик Моррис - известный политтехнолог, проводивший многочисленные опросы, идущий на компромиссы с республиканцами и проповедовавший политику «триангуляции» (Триангуляция - политическая игра; разрешение конфликтов происходит с помощью конструирования третьей позиции, лежащей не между позициями противников, а как бы вне и над ними - прим. перев.).

Как теперь выясняется, на другом плече примостилась принципиальная фигура Тейлора Бранча, вовсе не считающего себя ангелом во плоти, но настойчиво напоминающего своему старому другу (президенту - прим. перев.) о существовании более достойных примеров в политике, чьи методы нельзя не применять. В наше время Бранч известен своей работой о доктрине Соединённых Штатов эпохи Мартина Лютера Кинга, однако, в 1972 году это, по существу, ему и Биллу выпала неудача быть организаторами кампании кандидата в президенты от демократической партии Джорджа Макговерна в усеянном змеями штате Техас. Когда же Клинтон преодолел полосу невезения Демократической партии в 1992 году, он незамедлительно предложил Тейлору быть неофициальным летописцем Белого Дома. Настолько их беседы носили секретный оттенок, что помимо Ненси Хернрейх - официального помощника по планированию расписания президентского времени, об этом никто не знал. Находясь в хорошем настроении или просто имея свободное время, Клинтон звонил Бранчу в Балтимор, и тот ехал в Вашингтон с двумя записывающими магнитофонами, устанавливал их в Белом Доме и начинал интервью. Бранч сам никогда не слышал записей. После каждого сеанса кассеты передавались президенту, который прятал их в ящик для носков, Бранч же только мог записывать те переговоры по памяти по дороге домой в Балтимор. Результатом стало книга «Интервью с Клинтоном: История борьбы президента».

Как явствует из комментариев Бранча, он вряд ли знал о влиянии Дика Морриса (это ясно видно по числу раз, когда Клинтон с негодованием отрицает подобные слухи), и я также предполагаю, что и сам Моррис не догадывался о 79 личных встречах в период с 1993 по 2001 годы президента и убеждённого либерала 60-х годов Тейлора Бранча. Со временем, между записывающим и говорившим начала появляться некая проблема. Клинтон не просто желал побеседовать или доверить свои мысли писателю. Он хотел совета, объективного совета. Было ли справедливо использовать дружбу таким образом? Бранч довольно быстро пришёл к положительному ответу.

Читая те записи, мы словно переносимся в то время, когда посетители могли припарковать свою машину совсем близко от Белого Дома, когда Аль-Каида была всего лишь неприятным слухом, а Саддам Хуссейн был, предположительно, под колпаком секретных служб. С другой же стороны, это было время, когда вопрос системы медицинского здравоохранения был наиболее спорным в политике, а многие ведущие республиканцы считали, что федеральное правительство лучше бы расформировать и закрыть. Взрывы в Оклахома-сити и Всемирный Торговый Центр ещё впереди. (Прочее, напротив, схоже с происходящим сейчас. Клинтон жалуется своему другу о «глупом, приводящем к провалу» эмбарго по отношению к Кубе, при этом, что-либо сделать для его отмены он не в состоянии, а в это время, правящая династия Ассад в Дамаске имеет постоянный доступ к Государственному Департаменту и Белому Дому. Ежедневно присутствует обеспокоенность по поводу нестабильности израильской политики и раздражающих, но не остановимых, израильских расселений).

Так как я не был ярым поклонником Клинтона, я считаю своим долгом сказать, что его мнение и высказывания в тех интервью звучат гораздо лучше, чем я мог когда-нибудь предположить.

Клинтон демонстрирует врождённое понимание необратимого характера глобализации, а также необходимую взаимозависимость государств при её приходе. При всём этом, он и Бранч невероятное количество времени уделяет двум политически и экономически периферийным островам-государствам: Ирландии и Гаити. И в каждом случае дискуссии о вреде и пользе по отношению к этим странам занимают больше времени, нежели можно было ожидать. Да, конечно, избранный демократ вряд ли будет терять голоса, пропагандируя воссоединение Ирландии. Но всё же, Клинтон(и его лучший советник по ирландскому вопросу, Ненси Содерберг) пошёл ва-банк, поверив в серьёзность намерений Джерри Адамса* отказаться от «вооружённой борьбы», и был готов рискнуть оскорблённым самолюбием исторического союзника Великобритании. Вернувшись из последующей поездки в Белфаст и Дублин, когда стало ясно - тактика превзошла ожидания, Клинтон радостно сообщает своему другу, что лишь из-за «нескольких таких дней» стоит быть политиком.

Едва ли отправка американских частей на Гаити заручилась бы поддержкой электората, поэтому Бранч крайне деликатно настаивал на использовании военной силы для возращения сверженного президента этого островного государства Жана Бертрана Аристида (Это пока единственный опубликованный Бранчем эпизод). Жители Гаити видят настоящего друга в лице Бранча, который понимает, какую роль революция (имеется ввиду Французская революция, в 1791 году способствовавшая восстанию рабов на Санта-Доминике - прим. перев.) сыграла в нашем движении независимости, и признаёт тот долг, который мы накопили за десятилетия издевательств и пренебрежений в этой стране. Был ли Аристид выходом из этого положения, я не знаю, однако те острые реплики между Клинтоном и его неравнодушным другом, и в конечном итоге приход к пониманию о необходимости начать всё с начала в отношениях с Гаити, весьма воодушевляют. Если у Бранча и были намерения использовать личное влияние для изменения курса американской внешней политики, он, по крайней мере, может утверждать об использовании такого подхода во благо одного из самого бедного и эксплуатировавшегося народа на земле.

Переменчивость настроений президента, о которой было известно и в то время, не настолько интересна, как любовь Клинтона к политической игре как таковой. В большинстве случаев Бранч был в ужасе от сотрудничества и компромиссов с республиканцами, однако, лидер страны был уверен, что такой тактикой воспользовался бы и сам писатель, будь он на его месте. «Я говорил, чтобы они приняли бюджет. Я просил их начать работать, а не просто болтать». Можно насчитать несколько республиканцев, сожалеющих, что вовремя не поняли такую точку зрения президента. Ещё одним примечательным моментом является хлданокровие Клинтона при мысли о предвыборной борьбе за второй срок с председателем группы командующих американских вооружённых сил.(Последний такой случай был при Аврааме Линкольне: генерал Джордж Макклеллан баллотировался в президенты от демократической партии. Мог ли стать вопрос гражданского контроля военных сил при Клинтоне?). Бранч подчёркивает прагматическую сторону характера лидера страны: он разрешает, в отличии от Колина Пауэлла, геям служить в армии, а также противостоять сербским ополченцам в Боснии. Известная поговорка Черчилля, гласившая, что американцы всегда поступают правильно, но только после всех исчерпывающих альтернатив, возможно, была придумана про Билла Клинтона.

В книге, урывками, без особых сантиментов, упоминается взросление детей Бранча и Клинтона. Насколько я заметил, писатель позволил себе сделать всего две корректировки. Первый случай касался Хиллари Клинтон, вынесшей Дику Герхардту весьма выразительный вердикт из семи английских букв, который Бранч стёр с кассеты, однако впоследствии включил в книгу. Второй случай касался приостановки работы федерального правительства спикером республиканцев Ньютом Гингричом, что привело к найму временных работников и стажёров, в том числе таких, как Моника Левински. Был бы автор немного ироничней, он бы отметил тот факт, что партия Республиканцев совершенно случайно подвела Клинтона под его главнейшую ошибку. Для крайне искреннего Тейлора Бранча признание вины президентом было настоящим шоком, потому как в то самое время жена писателя начала работать с Хиллари Клинтон. Сообщество «Друзей Билла» такой результат оставил в недоумении. Мне импонирует и то, как Бранч признаётся в своей наивности, и как описывает свой приезд на съезд Демократической партии в Чикаго, поверив в необоснованность слухов по поводу Дика Морриса, только чтобы найти табличку с его именем напротив двери своего гостиничного номера.

За описание фигуры Жака Ширака можно не волноваться - хотя лучше купить книгу и прочесть самому. Ранние впечатление от Беньямина Нитаньяху более захватывающи в ретроспективе . Тему ненависти Клинтона к Саддаму Хусейну лучше посмотреть в индексе книги, и, вероятно, вы найдёте там для себя много удивительного. Я не могу утверждать, что это написано как-то красиво. В небольшом пассаже из ста слов, Бранч смог вместить такие слова, как «неизвестность», «суровое испытание», «репрессивные меры», «противостояние», «посредничество», «решение проблемы», «внезапное повышение рисков», и хотя я знаю, что означает слово «болван», я не то, что представить, но и объяснить авторский термин «твердолобая(консервативная, негибкая) панацея» не могу. И всё таки, благодаря отсутствию приукрашиваний, трогательное произведение автора может послужить началом нового способа изложения исторических событий. Таким образом, политические события фиксируются посторонним человеком одновременно с их течением. Честность и невинность автора выступает проверкой оппортунистических тендеций, которым подвержаны большинство политических деятелей.