Коррупция: какого черта?

Чем Россия отличается от Перу, Израиля или Великобритании

Именно так: «Какого черта?» – думает любой нормальный человек, когда утром слушает или читает наши отечественные новости. «Какого черта?» непроизвольно произносится про себя, когда нам рассказывают, что очередного генерала, закупившего с миллионными откатами какое-то заведомое барахло, оправдывает суд. «Какого черта?» спрашиваем мы себя, когда читаем, что очередной топ-чиновник, с шумом и гамом снятый с должности за злоупотребления, вдруг тихой сапой возникает на новой «сладкой» должности. «Какого черта?» невозможно не воскликнуть, когда министр публично жалуется, что в одном из регионов России буйным цветет взяточничество, а его собственные подчиненные ничего по этому поводу не делают. «Какого черта?» – когда нам сообщают, что неприкасаемым чиновникам и правоохранителям теперь можно ездить за рулем хоть пьяными, хоть какими еще, и никто их не должен сметь тормозить. «Какого черта?» бурчим, в конце концов, мы, когда видим на экране упитанные лица, тела в костюмах «Брионии» с «Патек-Филиппами» на руках – те самые лица, тела и руки, которые, согласно поданным декларациям о доходах, буквально перебиваются с хлеба на воду.

Ничто не может так бесить любого нормального человека, как тотальная безнаказанность коррупционеров, их полное пренебрежение к праву, к общественному мнению, к возможности вообще хоть когда-либо, в принципе, понести ответственность за свои деяния. Бесят громкие слова о борьбе с коррупцией на фоне практически нулевой реакции на очевидное. Особенно, когда это очевидное доходит до абсурда.

Вот, например, совершенно трагическая история с убийством в Москве главы Хасавюртовского района Дагестана Алимсолтана Алхаматова, царство ему небесное. Искренне надеясь, что правоохранительные органы квалифицированно проведут следствие и установят заказчиков и исполнителей этого преступления, невозможно не отметить один факт. Очень говорящий факт. Когда один из центральных каналов телевидения передавал сообщение о том, что произошло, диктор совершенно ровным голосом, среди прочих разных фактов упомянул, что чиновник был застрелен неподалеку от квартиры в Москве, где у него «был бизнес», и далее тем же ровным голосом перешел к перечислению версий причин покушения, связанных со служебной деятельностью. Уверена, что изрядное количество народа в этот момент про себя воскликнуло: «Какого черта?! Вот же она, возможная причина!». Но в новостных сообщениях так и растворилась само собой разумеющаяся констатация, что у государственного служащего был бизнес. Что, так, на минуточку, категорически запрещено законом.

В этом месте читатель вправе сардонически ухмыльнуться: да у кого из наших чиновников нет бизнеса? И действительно, наличие у чиновника бизнеса (и чем выше чиновник, тем крупнее бизнес) стало почти очевидной истиной, чем-то вроде нормы и правила. Абсолютно противозаконного правила. И сил никаких не хватит орать «какого черта?» каждый раз, когда получаешь этому очередное подтверждение и ноль реакции на сей факт со стороны тех, кто, вроде как, должен был бы реагировать.

У общества все больше складывается впечатление, что наша российская борьба с коррупцией идет в таком своеобразном режиме: «только до имен определенного уровня и только до той глубины, дальше которой – ни-ни». Дальше – страшно.

С одной стороны, газеты, журналы и телепрограммы вываливают на голову читателя-зрителя тонны рассказов про тотальную коррупцию, про то злоупотребление и это, про бесконечность пропавших миллионов и миллиардов рублей, а с другой – правоохранительные органы отчитываются некоторым весьма скромным числом выявленных случаев коррупции, большее число которых – о рядовых милиционерах, врачах, учителях, начальниках каких-то департаментов и мэрах провинциальных городов. И все. Точка.

Читая комментарии к блогу пламенного борца за права миноритариев Алексея Навального, который раз за разом разоблачает какие-то совершенно чудовищные финансовые злоупотребления в крупнейших российских государственных компаниях, причем разоблачает не только в режиме риторики, а с документами, фактами и возбужденными делами, невозможно не отметить, что изрядное число откликов вовсе не про то, что «ну надо же?» – все, что Алексей пишет вовсе никого не шокирует, – а про «закажут Навального, как пить дать, закажут».

То есть люди, искренне поддерживающие Алексея и восхищающиеся его смелостью, в подавляющем большинстве уверены: здесь речь идет о таких именах и о таком уровне, где никогда и ни при каких обстоятельствах победы над коррупцией не одержать. Потому что это тот уровень, на котором все схвачено. Тот уровень, на который и правоохранитель-то руку поднять забоится. Это тот уровень, про который и шепотом говорить страшно. Какая уж тут борьба… О чем, в том числе, свидетельствует и тот факт, что из многих сотен отписавшихся «молодец, Навальный!» лично присоединиться к его деятельности вызвалось сколько? Два-три десятка человек. А реально присоединилось?

Уверена, что так же часто, как и я, «какого черта?» восклицают и все те люди, которые приходят в наши приемные, которые приносят нам заявления о фактах взяточничества или просто ставшие им известными коррупционные истории. Но практически все они на вопрос «А вы готовы выступить официальным заявителем?», тут же качают головой: «А может лучше вы?…» (И что, и пишем, и заявляем вместо них, что уж тут делать).

Все боятся, и никто не верит. Об этом же нам говорили на одной из встреч представители милицейского руководства: «Дайте нам заявителей!». Потому что нет заявителя – нет дела. (Хотя тут я могла бы поспорить, что есть такие дела, ну уж такие очевидные дела, которые надо заводить просто по совокупности очевидных фактов, безо всяких заявителей, но об этом в следующий раз).

Вот такой вот заколдованный круг: все всё знают, все всё видят, все возмущаются, все кричат «какого черта? где уже настоящая борьба? хватит общих слов! подавайте нам уже сюда этих коррупционеров во плоти и крови!», многие реально хотят положить этому конец, некоторые хотят этому как могут поспособствовать, но вот как доходит до реальности, до того, чтоб вступить в эту самую борьбу, – тут практически все и заканчивается. Слишком хорошо все помнят, чем закончилось, например, дело о «Трех китах», где назывались высокие имена, что случилось с Юрием Щекочихиным, об этом и не только об этом писавшим, да и вообще, что обычно происходит в нашей стране с человеком, решившим пойти против системы. Коррупционной системы.

Вот и выходит у нас борьба с коррупцией такой как бы карликовой, немного игрушечной, росточка невысокого, чуть выше среднего сенбернара…

И именно поэтому лично я еще «какого черта?!» восклицаю и в тех случаях, когда читаю вот такие новости: «экс-президент Перу получил шесть лет за коррупцию», «в Израиле начались слушания по делу экс-премьера, обвиняемого в коррупции», «спикер Британского парламента ушел в отставку из-за вскрывшихся фактов неэтичного поведения»…

Ну, скажите мне, ну чем это Перу лучше России? Почему публикации в израильских СМИ приводят к реакции следствия, а у нас – нет? И почему в Британии высшее должностное лицо уходит в отставку из-за того, что не из тех источников оплатил корм для собачки, а у нас, у нас (тут могло бы быть перечисление вилл, яхт, марок машин и привычных курортных местечек)…

Всесилие коррупции зиждется на страхе. Никакая коррупционная система не жизнеспособна без запуганного общества, без общества, лишенного голоса, без общества, у которого в подкорке прошито слово «репрессии». Коррупционерам-то и делать особо ничего не надо, а лишь время от времени выдергивать из толпы одного-другого особо несогласного и говорливого, да проводить показательную порку.

После которой ручки наши коллективные опускаются, исподволь констатируется «все бесполезно», в бессильном отчаянии что-то сделать с властью, мы начинаем тыкать друг в друга пальцами: «Это вы ничего не делаете! Нет, это вы отделываетесь общими фразами! А вы пойдите и поборитесь уже! Нет, только после вас!..» и тэдэ, и тэпэ.

А в воздухе реет, реет торжествующая ухмылка системы. Какого черта?