Жестокие дети, или если твой ребенок Чучело

Как известно, дети - народ жестокий. Очень часто ребенка в школе травят одноклассники: из-за чрезмерной полноты или худобы, из-за бедной одежды, не как у всех, из-за пластинки на зубах, или просто так... по природе своей детской, жестокой

Знаете, как мелкие птахи гоняют по лесу, очумевшую от дневного света сову? Она слепо мечется между деревьями, пытается спрятаться в паутине веток, но настырная мелочь достает ее в любых укрытиях. Орет, верещит, сводя с ума... Алиса уже год чувствовала себя такой совой.
- Эй, Синий понос! - кричали одноклассники и швыряли в нее влажные от слюны бумажные комочки. Алиса молчала. Только прятала острый подбородок в высокий ворот синего свитера и молчала.

К одиннадцати годам она оказалась на голову выше всех девчонок в классе. Ее бледное лицо в обрамлении унылых прядок печальной луной маячило над рекой ребячьих голов. Светка, глядя на дочь, вздыхала: «Ну, с чего ты такая тощая? И синяки под глазами! Прямо Освенцим». От этих слов Алиса еще сильнее сутулилась и затыкала уши наушниками. В наушниках пели «Битлз». Моя подруга слишком поздно поняла смысл происходящего. Поняла, когда случайно обнаружила, что внутренности школьного рюкзака дочери измазаны какой-то вонючей дрянью. О ее происхождении думать не хотелось. Сверху лежала мятая бумажка со словами, выведенными аккуратным девчачьим почерком: «Синий понос, ты покойница!» Все встало на место. И не сходящие с коленей дочери синяки, и внезапные истерики, которые списывались на гормоны, и неприятная сцена, увиденная Светкой на днях. Три одноклассника лениво перекидывали друг другу шапку Алисы, а та, пытаясь отобрать свой оранжевый колпак с ушками, металась между мальчишками, словно неуклюжая летучая мышь. Ее дочь - чучело, изгой.

Разговор с классным руководителем ничего не дал. ВерАлексанна, сухая словно жук-палочник, громко хлопала зацеменированными ресницами. Она говорила, что не стоит превращать своего ребенка в тепличное растение. Дети так играют. Это нормально. И Светка поверила. Или убедила себя, что поверила. Вернувшись с торжественной линейки первого сентября, Алиса стремительно пересекла коридор и хлопнула дверью своей комнаты. Мать осторожно подняла форменный пиджак, брошенный темным комком на обувной ящик. Через всю спину шел ровный разрез. Бритва - убийственное оружие школьной ненависти. Пиджак оставалось только выкинуть.
- Аль, ты не хочешь мне ничего рассказать? - Светка села на скрипучий диванчик.

Алиса не шелохнулась. Она лежала, свернувшись калачиком, и разглядывала облезлый цветок на спинке дивана. Чуть оттопыренное ухо горело под облаком выбившихся из хвоста волос. Нет, она не хотела ничего рассказывать матери. Не хотела ее трагичных взглядов, натужных улыбок и беспомощного: «Нужно быть сильной!» И жить она тоже не хотела. Потому что, если жить, то завтра снова нужно сидеть за партой с полустертыми оскорблениями и ждать. Постоянно ждать нападения.

Это только кажется, что все просто. Перевести дочь в другую школу и забыть, как страшный сон. Но Света с Алисой живут в таежном поселке. Там одна единственная школа, а до ближайшего города сорок минут на автобусе. Ерунда, конечно, по сравнению с масштабом бедствия, но одиннадцатилетнего ребенка одного каждое утро туда оправлять не будешь. Устроится на работу где-нибудь рядом с новой школой и ездить вместе? Только кроме Алисы на Свете ее мать с онкологией. Она уже почти месяц не встает с постели. Умирает.
Первое, что пришло Светлане в голову, это закатить скандал классному руководителю и оттаскать за уши всех обидчиков дочери.
- Я вскрою вены, если ты пойдешь в школу. - Прочитала ее мысли Алиса. - Не надо. Будет только хуже.

Но Светка пошла. На следующее утро. Прямо к директору. С испорченным пиджаком в одной, и с письменным требованием перевести Алису в параллельный класс - в другой руке. Директриса к появлению отнеслась более чем равнодушно: «Говорите, травят? А кого сейчас не травят? Времена такие - по телевизору, что только не показывают. Да и остальные классы у нас полностью укомплектованы. Мест нет». Через полчаса я, по дружескому сговору, позвонила в учительскую, представлялась корреспондентом республиканской газеты и потребовала объяснить, почему в их школе издеваются над детьми, а педагоги ничего не предпринимают? Места в параллельных классах тут же нашлись.

Прямо сразу после телефонного интервью и освободились. Финальной сценой постановки было появление в школе нашего со Светкой одноклассника - Вовки Филимонова - начальника поселкового отделения милиции. Он грозно вращал глазами, стоя перед классом. Если учесть, что один глаз у Вовки косит - «Крик 2» рядом с ним курит в углу.

Только Алиса оказалась права. Стало хуже. Пенал жалко. Он утонул в унитазе мужского туалета. Вместе с тетрадкой по математике. А полет со школьного крыльца только чудом не закончился переломом пары конечностей. Класс мстил. Кажется, его ненависть вошла в ту фазу, когда угрозы взрослых уже не пугали. Они добавляли азарта.

На следующий день Алиса осталась дома. Иногда школа - это последнее место, куда стоит отпускать ребенка. Вот Светака и не отпустила. Завтра ее дочь ждут в новом классе, а пока пусть передохнет перед битвой. Часов в семь вечера кто-то зашел за Алисой, и она бросила матери, что отойдет минут на пятнадцать. «Соседка» - поняла Светка и не стала волноваться. Она не заволновалась через полчаса, когда дочь так и не появилась, и даже через час - у Алисы было плохо с чувством времени. Только немного рассердилась и позвонила соседям. Дочери там не было. Совсем.

Алиса нашлась часа через три после исчезновения. К тому моменту Вовка поставил на уши всех своих подчиненных, а Светка сорвала голос, бегая по дворам и зовя дочь. Зареванную, но целую девочку привел пожилой мужик со смутно знакомым лицом. В маленьком поселке все лица кажутся смутно знакомыми. Он услышал крики и стук, доносившийся со стороны шеренги сараев у его дома, и отправился «разобраться». Алиса была заперта в одном из них. Пришлось возвращаться за ломом и вскрывать замок - владельца сарая мужик не знал. Дочь уткнулась в шею матери, и та ощутила горячую волну, ошейником стянувшую горло. Алискины слезы текли по шее, груди, забирались за шиворот.

Из сбивчивого рассказа стало ясно: к Алисе заглянули две ее одноклассницы - главный источник всех проблем. По словам Светки, коренастые, жульковатые девицы, похожие друг на друга как две виноградины одного сорта. Они пришли просить прощения. Только не в квартире - мол, стесняются, а на улице. Поклялись в вечной дружбе и в знак внезапного мира пообещали показать свое тайное убежище. Когда Алиса, не желая выдавать страха, шагнула в пропахшее плесенью нутро сарая, скрипучая дверь за ее спиной захлопнулась...

- Все, завтра забираю документы из этой клоаки! - кричала Светка в трубку. - Танька Григорьева обещала помочь. Она сейчас в Ухте. С дитем дома сидит. У них во дворе гуманитарная гимназия. Я уже с директором по телефону разговаривала, объяснила ситуацию - обещал взять Алису. Пока она в будние дни будет жить у Таньки, а на выходные приезжать домой. Там, глядишь, я работу в Ухте найду. Квартиру здесь продадим - там купим. Мать перевезем...

- А что с девочками? - прервала я Светку.
- Заявление в милицию написала. Пусть теперь Вовка с ними разбирается. С засранками этими! Кстати, у одной из них фамилия Табаева. Ничего не напоминает? Ее мать вместе с нами до шестого класса училась. Помнишь, такая полная, в синей кофте ходила...Вику Табаеву я вспомнила почти сразу, а вот ее кофточку только через несколько часов. Читала рассказ [info]tuksa , когда меня пронзило яркое, как весеннее солнце, воспоминание. Шестой класс. На нашу со Светкой парту приземляется записка. В ней две рифмованные строчки, посвященные Вике. Очень обидные строчки. Что-то про «синий понос»... Первый порыв - выкинуть записку. Мы с подругой единственные в классе, кто всегда защищает толстую девочку в нелепой кофте, но неожиданно в мою голову приходит продолжение стишка. Рифмы выстраиваются в красивый ряд, и на бумажке уже не две, а целых восемь строчек. Как жалко это выкидывать - все-таки стих! Светка хихикает и запускает записку путешествовать от парты к парте. Одноклассники начинают один за другим давиться от хохота...

Как же я могла забыть глаза Вики, когда она узнала, кому обязана очередной порцией своего мучения? Как я могла забыть это палящее чувство стыда, что преследовало меня потом долгие годы? Кажется, она больше не ходила в нашу школу. Родители забрали дочь из серпентария. Нет-нет, вряд ли спустя двадцать лет, взрослая Вика мстит нам, истязая Алису. Я никогда в это не поверю. Просто судьба очень любит замкнутые сюжетные линии.