В преступлении Евсюкова виновато окружение Нургалиева

Наконец-то российский министр внутренних дел Рашид Нургалиев нашел виновных в побоище, устроенном майором Евсюковым. Это, оказывается, \"лихие 90-е\", когда профессионалы уходили из органов, уровень подготовки был низким, а в милицию только и стремились попасть разного рода проходимцы. Так и хочется после этого воскликнуть: \"То ли дело сейчас!\" Профессионалы косяком идут в органы, сплошь с качественным высшим образованием, а подготовка их на зависть европейским и американским коллегам. Теперь еще в жизни каждого милиционера будет исследование на полиграфе, личное поручительство, кодекс этики и цитирование на память обращений министра к личном составу.

В голове Нургалиева явно наступает ренессанс российской милиции. При ближайшем рассмотрении

позиция министра оказывается штамповкой из давно известных манипулятивно внедряемых стереотипов.

Стереотип первый: в 90-х из органов ушли профессионалы.

Кем они были? Главным образом, это люди 30-40 лет, имевшие 10—20-летний стаж работы в органах внутренних дел, то есть начавшие службу до горбачевской перестройки в 1975-1985 годах, в сказочный период застоя. Тогда Советский Союз не знал организованной преступности, рэкета, финансовых пирамид, наркотрафика, повальной коррупции. Зато была фарцовка, мелкая спекуляция, валютные операции, самогоноварение, тунеядство и \"хищения социалистической собственности\".

Первым громким делом о коррупции в Союзе было так называемое \"узбекское дело\", в рамках которого в 1986 году был арестован первый замминистра внутренних дел СССР, зять Брежнева Юрий Чурбанов. Суд по одному из первых дел о бандитизме — явлении, тщательно до того замалчивавшемся по указанию сверху, — о деятельности преступного сообщества \"Теплоконтроль\" состоялся в Казани в 1980 году. По статье \"Бандитизм\" было осуждено 28 человек, четверо из них были приговорены к смертной казни. Им вменили 36 грабежей, 4 убийства, 15 покушений на убийство.

Работа в органах в 70—80-е годы характеризовалась стабильностью, обеспеченностью, уверенностью в завтрашнем дне, умеренной загруженностью, страхом перед общественностью и уважением к ней, поддержкой партийной и комсомольской вертикали. В начале 90-х жизнь в стране поменялась настолько, что былые профессионалы не могли справиться со средой. Опера просто не имели опыта реагирования на новые вызовы, а меняться в 35-40 лет могут единицы.

По статистике, через 5 лет работы в органах у сотрудников наступает окончательная профессиональная деформация. Уйти из системы по собственной воле после этого они почти не имеют шансов. Это случается либо по причине конфликта с начальством, либо в связи с \"залетом\", когда заявление \"по собственному желанию\" пишется взамен на невозбуждение уголовного дела (дабы не портить статистику подразделения).

Ближайший момент \"выхода\" — пенсионная выслуга, когда некоторые категории силовиков (пожарные, сотрудники колоний) к 36-38 годам становятся пенсионерами и уходят с желанием успеть прожить вторую жизнь. Очевидно, что подвигнуть на массовый исход сотрудников правоохранительных органов в начале 90-х могла только наконец вставшая с головы на ноги жизнь в стране.



Ни единого шанса успешно реагировать на новые вызовы у старых гвардейцев просто не было. Их уход был закономерен, полезен, единственно возможен, объективен, и сожалеть об этом не имеет смысла. Ни один из уходящих в первой половине 90-х годов старый профессионал просто не мог пересечься с Евсюковым,

в 1998 году только приходящим на службу.

Стереотип второй: в 90-е пришла молодежь с плохим образованием.

Чушь несусветная. Даже в 1995-1997 годах все без исключения юрфаки в стране учили праву по еще советским учебникам и программам. Те, кому в 1990-1993 годах было по 20-25 лет гарантированно учились ровно так же, как и прошлое советское поколение юристов.

В милицию шло много ребят после армии. Как и любая закрытая система, армия инерционна и крайне тяжело восприимчива к изменениям среды. Как в саму милицию, в российскую армию внешняя жизнь со всеми ее плюсами и минусами стала проникать ближе к концу 90-х годов. В начале же оных это была типичная Советская армия, разве что в Афганистан уже никого не отправляли. Еще одна немаловажная деталь: Денису Евсюкову 32 года. Это значит, что в 1990 году ему было всего 13 лет. В органах он служит с 20 лет, с 1998 года, то есть с момента прихода к власти в России Владимира Путина. Таким образом,

все становление Евсюкова, обвиняемого в особо тяжких преступлениях против личности, пришлось не на \"лихие 90-е\", а на \"стабильные нулевые\".

Хочется посоветовать министру Нургалиеву бросить морочить людям голову и не искать виноватых далеко от себя. Гораздо более важными для выводов о причинах поступка майора Евсюкова могут оказаться некоторые другие особенности. Будучи всю сознательную жизнь сыном милицейского полковника, в друзьях у которого вся верхушка сначала курской, а затем и столичной милиции во главе с ее начальником (в 2001-2009 годах начальник ГУВД Москвы Владимир Пронин, в столице на начальствующих должностях с 1997 года, в 1981 году — начальник УВД Железногорского райисполкома Курской области), Евсюков как личность формировался именно в этом окружении.

Денис копировал модели поведения именно отца и его друзей, включая начальников УВД Южного административного округа Москвы, ГУВД столицы и их замов,

что впоследствии и определило его поступки на начальствующих должностях в органах, включая вольную интерпретацию законов и бахвальство связями и безнаказанностью.

И уж вовсе никаких сомнений нет в том, что система отбора кадров, что старая \"плохая\", что новая \"хорошая\", не имела и не могла иметь никакого отношения к вопросу милицейского трудоустройства Евсюкова. С такими генералами за спиной никакое личное поручительство и полиграф, медицинское и психологическое обследование не остановили бы в 1998 году будущего милиционера-убийцу Дениса Евсюкова на входе в органы внутренних дел. Как не останавливают они будущих евсюковых и сейчас.