Часы патриарха и христианская этика

Дорогой \"брегет\" на запястье патриарха Кирилла, запечатленный киевским фотографом, стал в последние дни одной из главных тем блогосферы. Припоминая предстоятелю РПЦ, как он сам осуждал безудержное потребление, его \"уличают\" в фарисействе. Содержание пастырского визита, так много значащего и для самого патриарха, и для Украины, и для России, отошло на второй план.

Меня нисколько не беспокоят часы патриарха, как не беспокоят дорогие облачения священников или драгоценные оклады икон. Вот перстни православным священникам действительно не полагаются, но часы носят на левой руке, а благословляют правой. Иное дело папа римский. Он носит на безымянном пальце правой руки золотое \"кольцо рыбака\" и недавно, хотя его сломанная рука все еще в гипсе, \"не желая умножать литургические проблемы\", вернул перстень на положенное место, дабы благословлять паству, заждавшуюся его возвращения из больницы.

У папы есть и дорогие наручные часы, а год назад на мессе в Бриндизи он поразил всех великолепной митрой, украшенной жемчугом и огромными изумрудами.

Досужие толки об этом - суета и томление духа, как говорит Екклесиаст. Гораздо важнее и полезнее узнать, чем христианская церковь отвечает на глобальный экономический кризис, какие средства исцеления предлагает.

Было бы нелепо утверждать, что она осуждает товарно-денежные отношения, дух предприимчивости или стремление к обогащению. В знаменитой притче о талантах хозяин ругает нерадивого раба за то, что он зарыл выданные ему деньги в землю, а не пустил их в рост, как сделали двое других рабов:

Лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью. (Мф., 25: 26-27)

Конечно, у притчи есть иносказательный смысл, но ведь есть и буквальный. Иисус считает такие операции правильными и похвальными - в отличие от хранения денег в кубышке. И все же вершина христианской морали - не притча о талантах, а слова молитвы, обращенной к Отцу небесному как кредитору последней инстанции: \"Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим\". (Мф., 6:12)

Многое можно сказать о роли Святого Престола в возникновении и становлении банковского дела, родиной которого была Северная Италия. Русь XVI столетия стала ареной яростного спора между нестяжателями, то есть сторонниками отказа церкви от землевладения (уточним: феодального землевладения - церковь владела не только землей, но и крепостными крестьянами), и осифлянами. \"Русская Церковь, - пишет Георгий Федотов, - раскололась между служителями Царства Божия и строителями Московского царства. Победили осифляне и опричники. Торжество партии Иосифа Волоцкого над учениками Нила Сорского привело к окостенению духовной жизни\".

Но проповедь нестяжания не умолкла. Русский священник в огромном большинстве принадлежал и принадлежит к классу малоимущих и в этом отношении ничем не отличается от своей паствы. Так в чем же корень нынешнего зла? Вот что говорил патриарх Кирилл на встрече с клиром и мирянами в Киевской духовной академии:

Слишком много в последнее время стали возлагать надежд на маммону - деньги как синоним счастья, деньги как синоним благополучия... Сегодняшний кризис помогает понять, что это иллюзия, что не все так просто. Этот образ современного счастливого человека - мираж. Никто толком понять не может, как этот кризис возник. Где-то в каких-то американских компаниях не хватило денег, и вдруг вся экономика мира начинает валиться как карточный домик! При чем тут американские ипотечные компании и, допустим, центральный рынок в Киеве? А вдруг оказывается, что все связано.

А вот рассуждение из интервью украинскому телеканалу \"Интер\":

Очень важно научиться христианской аскезе. Аскеза - это ведь не жизнь в пещере и постоянный пост, аскеза - это способность регулировать в том числе и свое потребление идеями и состоянием своего сердца. Аскеза - это победа человека над похотью, над страстями, над инстинктом. И важно, чтобы этим качеством обладали и богатые, и бедные. Таков ответ Церкви: мы должны научиться управлять своими инстинктами, своими страстями, и тогда цивилизация, которую мы построим, не будет цивилизацией потребления.

Обратимся теперь к рецептам католической церкви. Йозеф Ратцингер размышляет над современными социально-экономическими проблемами не первый день. Еще в 1985 году он выступил на симпозиуме, посвященном роли церкви в экономических процессах, с яркой речью, в которой утверждал, что вера в конечную справедливость и благодать рынка наивна. Идея \"высшей моральности\" рынка, говорил он, либеральна лишь на первый взгляд, а по сути - разновидность экономического детерминизма:

Этот детерминизм, в рамках которого человек рассматривается как действующий под неограниченным влиянием законов рынка, в уверенности, при этом, что он независим от них, включает еще одну, возможно, более поразительную предпосылку, согласно которой естественные законы рынка являются сущностно благими (если мне будет позволено так сказать) и с необходимостью ведущими ко благу, какой бы ни была моральность отдельных индивидов.

Неслучайно ответом третьего мира на углубление пропасти между бедностью и богатством, указывал кардинал Ратцингер, стала централизованная экономика, представляющаяся \"моральной альтернативой, к которой некоторые обращаются с поистине религиозным пылом\". Но альтернатива эта обманчива; оратор напомнил в этой связи высказывание Ленина о том, что \"в марксизме нет ни грана этики, а лишь экономические законы\". По мнению Ратцингера, пришло время нового союза церкви и экономики:

Те моральные убеждения, которые считаются способными обходиться без учета технического знания экономических законов, являются не моралью, а морализаторством. Как таковые, они противостоят морали. Те научные подходы, которые считаются способными обходиться без учета этики, основаны на непонимании природы человека.

Как современно звучат эти слова сегодня, когда крупнейшие экономисты признают, что в основе рыночных механизмов лежат иррациональные психологические импульсы и нравственные императивы!

В октябре прошлого года Бенедикт XVI впервые обратился к теме нынешнего кризиса. \"Мы видим теперь, - сказал он, обращаясь к Синоду епископов, - как при крахе больших банков деньги исчезают, обращаются в ничто, а все дело в том, что они лишь кажутся реальностью... Тот, кто строит только на видимости, такой как успех, карьера, деньги, строит здание своей жизни на песке\".

Наконец, в опубликованной три недели назад энциклике Caritas in veritate (\"Милосердие в истине\") папа посвятил справедливому экономическому устройству отдельную главу. Рыночная экономика, пишет он, способна существовать лишь в атмосфере взаимного доверия: \"Если рынок управляется исключительно принципом эквивалентного обмена, он не способен создать то социальное единство, которое требуется для его правильного функционирования. Без внутренне присущих ему форм солидарности и взаимного доверия рынок не может в полной мере исполнить свою экономическую функцию. Сегодня этого доверия не существует более, и это колоссальная утрата\". Отсюда вывод: только общее благо может быть фундаментальной основой бизнеса.

Как видим, в позициях Русской православной и римско-католической церквей относительно экономических проблем много общего. И потому так странно выглядят сетования патриарха на то, что он будто бы не может найти понимания у христианских пастырей Запада:

Я вспоминаю, как в трудные для нашей Церкви советские времена мы встречались с западными богословами и они, глядя сверху вниз, говорили: \"Мы вас призываем к мужественному пророческому служению. Выступите против своей власти!\". Мы знали, что в то время означало выступить против власти. Это означало закрыть людям возможность причащаться Святых Христовых Таин, крестить своих малышей; это означало в то время разрушить маленькие островки духовной жизни.

А вот теперь мы обращаемся к этим богословам: \"Выступите против господствующей либеральной модели общества! Скажите правду о грехе, осудите однополые \"браки\"!\". Нет. Глаза опускают вниз... Пустота все это, звон. Настолько сегодня православное свидетельство сильнее все этой политизированной мишуры!

Святейший патриарх словно нарочно отворачивается от Святого Престола, который мог бы стать его могучим союзником в этой борьбе за души христиан.