Дмитрий Медведев. Право на врагов
На модерации
Отложенный
Мария Сергеева: Впереди август - достаточно тяжелый месяц для России, согласитесь, и в августе у нас 2 важные даты.
8 августа - годовщина событий в Южной Осетии, грузино-осетинского конфликта - и, по сути, годовщина становления Дмитрия Медведева президентом, потому что именно на этом событии Медведев состоялся как политик.
И вторя дата - это дата 9 августа - десятилетие того момента, как весь мир узнал слово Путин. Это 10 лет Путина как политика, Путина, как тогда еще преемника Ельцина. На эту тему мы будем разговаривать с президентом \"Фонда эффективной политики\" Глебом Олеговичем Павловским.
Глеб Олегович, на сайте Liberty.ru, где Вы ведете колонку, я веду колонку, так же пишет статьи Владислава Яворская - шестнадцатилетняя девушка, пишет очень интересно про ЕГЭ. Она – представитель нового поколения. Когда появился Путин, ей было 6 лет, и она в принципе не помнит мира до Путина. Интересно, вот эти люди, которые сейчас не помнят другого мира, которые родились при Путине, и уже сейчас начинают работать, писать статьи, поступать в ВУЗы. На Ваш взгляд, какое это поколение?
Глеб Павловский: Мне хорошо знакомо это поколение, это почти мои дети. ЕГЭ для них - такие же джунгли, как для нас прежняя система сдачи экзамена. Нет большого отличия, просто они живут в другом мире. Главное отличие - не люди, отличие- мир.
МС: Страшно ли, что они не видели тот мир, мир 90-х? Потому что они выросли на пропаганде, что девяностые - это хаос, что 90-е - это плохо, хотя сами ничего из этого не видели.
ГП: Ну, как сказать: страшно ли, что мы не видели восстановление Советского Союза после войны? Я его, кстати, тоже не видел. Каждый сохраняет дорогие ему воспоминания. 90-е годы для них - абстракция. Или даже светлые воспоминания: двор, солнце и первые прикосновения жизни.
МС: Как для меня Советский Союз!
ГП: Да. И это нормально, позитивность главное свойство детей. Ребенок - это машина по оправданию всего, что было до него. Для него нет противоречий. Все, что разрывало родителей, из-за чего они расходились, с кем-то дрались, для него это все присутствует как вместе взятое, он все объединяет, он синтетик, он позитивен. Дети в принципе позитивны, и это очень хорошо, и без этого мир бы не существовал. А Путин тоже позитивен, он просто пришел синтезировать раньше, чем они родились.
МС: Недавно в Москву приезжал президент США Барак Обама, я об этом делала передачу, об этом много писали эксперты: Обамамания, которая захлестнула весь мир, не захлестнула Россию. Ну, приехал Обама и приехал... Не было восторженных толп с флагами. Высказывается мнение, что это случилось потому, что у нас был свой Обама, и звали его Владимир Путин, на которого надеялись, которого мифологизировали. Я помню это по себе, мне было пятнадцать лет, 1999 год, взрывались дома, мои родители дежурили вокруг подъездов, вместе с соседями, потому, что не знали, где грохнет. Это была всеобщая истерия. И на Путина смотрели как на Бога.
ГП: Ну, Путин сделал свою работу. Давайте вспомним: не только взрывались дома, но и шла атака на Кремль, хотели повторить Беловежские соглашения в другом варианте. У нас вообще есть такая русская категория идиотов, которая при каждой трудности, взрыве, покушении в Дагестане или Чечне, кричат: \"Пора уходить с Кавказа! Пора уходить из Сибири!\" Ну, давайте и оттуда, и оттуда уйдем... спрячемся... Это российский тип истерики, наш невроз.
Путин просто остановил истерику, хотя наверно, поначалу сам боялся внутри. Здоровые, трезвые люди боятся всего, чего следует бояться. В 99-м году был Басаев, было, чего бояться. Путин сделал свою работу, сделал ее как мог - ведь каждый выигрывает свою войну, как умеет. Довольно смешно теперь говорить, что надо было выигрывать иначе. Путин выиграл свою войну по-своему, Медведев выиграл другую войну по-другому. Он, кстати, быстрый парень и выиграл свою войну очень быстро.
МС: Глеб Олегович, а можно ли сказать, что для того, чтобы инициироваться, стать правителем, президентом, нужно, так или иначе, выиграть войну? Без этого нет власти?
ГП: Нет. Мы уже забыли, что у нашей страны были большие периоды, когда не было войн, когда война - это было что-то фантастическое. Советский Союз погиб отчасти потому, что не верил в реальность новой войны. А людям все говорили: готовьтесь к войне, готовьтесь... а войны не было 10,20, 30, 40 лет, и все разуверились, в том, что она вообще в принципе может быть.
МС: Мне как женщине интересно наблюдать за политиками с точки зрения их внутреннего мира, устройства того, что происходит у них внутри. Я в последнее время внимательно наблюдаю за Дмитрием Медведевым, смотрю его видеоблоги. То он устроил экскурсию в свою школу, и рассказывал, что вот за этой партой он сидел, здесь вот подтягивался на турнике. И у меня появляется ощущение, что внутри него нечто происходит. Ведь он президент, а власть меняет человека до неузнаваемости. Это моя интуиция говорит: он, как будто бы хочет сказать: да я такой же простой человек, просто стал президентом, и хочет, чтобы его люди любили, потому что он такой простой человек. У Вас нет такого ощущения?
ГП: Я не сказал бы, что Медведев подделывается под простака, да у него это и не получилось бы.
МС: Он не подделывается!!!
ГП: ведь в чем было проще Путину? Путин был в каком-то смысле действительно простым советским человеком. Важно: советским простым! Советский человек мог себе позволить быть простым, потому что на самом деле был совсем не прост. Советский народ был утонченно передовой народ, пронизанный культом знания, культом справедливости, если хотите, это был народ-аристократ. А аристократам простота дается проще, аристократы, они всегда просты. А у Медведева уже нет этого преимущества, он формировался в новой России, это другой человек, но для него есть важное обстоятельство: согласие с Путиным его личный ресурс. Зря противопоставляют популярность Путина Медведеву - путинское большинство это стратегический ресурс Медведева...
МС: А можем мы сказать, что Медведев пошел на войну с Грузией, потому что до него был Путин и он не мог оказаться слабее, чем Путин?
ГП: Здесь другое. Медведев год тому оказался перед реальной угрозой России, он не о Путине думал, когда грузины вторглись в Осетию, а о России на Кавказе. Если бы он ничего не сделал в этой ситуации, то сегодня, летом 2009 года, мы бы были Россией без Кавказа, может быть и без России вообще. Беловежские соглашения все время подстрекают пробовать: если могла тогда в 91-м группа ребят-политиков, не имея прав, тайно, сидя в санатории, распустить государство, то, может, это можно и еще раз сделать? Эта мысль засела у очень многих. Я не хочу обсуждать и осуждать эти Беловежские соглашения, но это было неправильно сделано. Советский Союз можно было по-человечески распустить, а не так по-свински, как это было сделано. И эта модель постоянно подстрекает то Басаева, то Саакашвили, то еще кого-то пробовать нас на роспуск - то с этой стороны, то с той стороны качнуть систему.
МС: То есть, фактически, выиграв эту войну в Осетии, мы защитили своих граждан, заявили внешнеполитическую позицию? Можно ли сказать, что во время приезда Обамы все эти разговоры о \"перезагрузке\" возможны лишь только после того, как мы жестко поставили себя в ситуации с Осетией?
ГП: Во-первых, мы показали, что Россия действительно существует, и она будет огрызаться при попытке поставить это под вопрос. Иначе, откуда такая антирусская ярость? А ярость ведь дикая. Без прошлогодней победы Медведева мы бы были совершенно другой страной. Но мы другой страной не являемся и не станем.
МС: Вы сказали про другую страну, про другую Росиию, которая, к счастью, не состоялась, но ведь Обаму у них критикуют за такую позицию по отношению к России! И есть такая же \"другая Америка\", которая хочет, чтобы отношения Америки и России были такими, какие были во времена президента Буша.
ГП: Обаму валят и будут валить все четыре года, и не факт, что эти четыре года вообще у него есть. Поэтому Обаму надо поддерживать. Россия должна поддерживать Обаму, конечно. не поступаясь собой. Другие будут хуже.
МС: Обама наш союзник, потому что у нас с ним общие ценности или общие враги?
ГП: Давайте не будем заблуждаться, Обама нам не союзник. У нас могут быть общие ценности, но он сам еще не знает, какие именно.Ему не на что опереться, он висит над пропастью: слишком многие в него верят, и слишком мало он им может предложить. Путин, когда пришел 10 лет назад, принимал быстрые решения, он знал, что предложить: отпор в Чечне, выплата украденных зарплат и пенсий, олигархов к черту... У Обамы нет таких простых средств. Мы нужны ему больше, чем он нам.
МС: Значит, мы должны грамотно воспользоваться этой ситуацией?
ГП: Да, конечно.
МС: На ваш взгляд, возникла ли взаимная симпатия между президентом Медведевым и президентом Обамой?
ГП: Ну да, эмпатия, вероятно, возникла, но в политике ей очень опасно доверяться. В частности, отношения Путин-Буш это показали: это были эмоционально прекрасные отношения, разговор шел легко, а результатов - ноль. Это отчасти от того, что Буш не понимает части вещей, которые ему говорят, а, отчасти, потому что ему это не нужно понимать. Обама с Медведевым чем-то похожи, ведь Медведева так же, как Обаму, многие валят, и хотели бы завалить, поэтому здесь еще один момент их понимания, но без иллюзий: ни Обама не ждет, что Медведев его спасет, ни Медведев не думает, что Обама может помочь ему в решении проблем, которые он должен решать сам.
Но все равно, оба атакованы, и из страны, и извне ее, только по-разному.
МС: Кем атакован Медведев внутри страны?
ГП: Это широкий фронт, к зиме мы его рассмотрим. Коалиция паразитов эпохи стабильности, которая выросла в гигантское бремя для нашей экономики. Что такое кризис в России? Кризис - это оплата долгов, которые все банды паразитов наделали в течение 10 лет за счет нефтяных денег. Там не разберешь, в какой пропорции присутствуют олигархи, бюрократия, охранники и так далее. Все это паразиты, это накладные расходы нашей экономики.
Конечно, они хотели бы вернуться обратно. Дескать, Путин вернул бы их обратно, а Путин бы их не вернул, потому что он-то всегда отличал себя от них. Кстати, и убийство Натальи Эстемировой – это, конечно, тоже атака на Медведева. Причем, я не знаю, кто эти люди. В политике верить нельзя никому. Эти люди могут сидеть в государственных службах, эти люди могут сидеть в лесу. И, как чаще всего и бывает, часть из них сидит в лесу, а часть – в государственных кабинетах. Но атаки такого рода буду нарастать, и это важно понимать.
МС: Неизвестно, кто эти люди, но понятно, чего они хотят. Вы знаете, после жестокого и трагического убийства адвоката Станислава Маркелова и журналиста \"Новой газеты\" Анастасии Бабуровой я написала в своем блоге, что убийство адвоката ровно в то время, как президент говорит о правовом нигилизме – это пощечина лично Медведеву. Убийство правозащитника сразу после визита Обамы – так или иначе – такая же пощечина.
ГП: Да, но эту пощечину могли нанести те, кто ходит с докладами в госучреждения. Надо понимать, что в политике друзей нет. Удар может быть нанесен с любой стороны. И Медведев это, впрочем, хорошо понимает.
МС: А какова их цель? Проедать советское наследство, чтобы вот точно так же потом выкрутиться с Беловежскими соглашениями? Или это все-таки борьба за власть?
ГП: Вы видели, какова стратегия вируса свиного гриппа? Заполнить собой все возможное пространство и сожрать собой все, что можно. Хотя после этого труп для вируса бесполезен. Мы же все это видели. Я и отчасти Вы пережили эпоху, когда одно \"тело\" они \"съели\". И \"съели\" бы и еще одно.
МС: Что есть советское в нас? Это зло, добро? Стоит ли от этого избавляться? Вот с одной стороны в Путине советское, а с другой - он делает все, чтобы не быть в этом состоянии, он растет и развивается.
ГП: Наша экономика - это просто советская экономика, нерыночная, но с рыночными присосками. Как выяснилось, советский человек способен на многое, раз мы до сих пор живем на ренту от СССР. Мы не должны были существовать, но Новая Россия была придумана советскими людьми и осуществлена в короткие сроки. Советский человек - это вообще очень интересно, - думаю, что в ближайшем будущем будет даже какой-то его ренессанс. Не в том смысле, что мы вернемся в прошлое. Ведь если общество умирает, а если его культура была очень сильной, то она систематизируется и дальше живет сама. Античная культура - основа всей европейской культуры.
А где сегодня тот народ и те люди? Их следов и не осталось. Примерно, то же самое будет и с Советским Союзом. Абсолютно уверен - это была великая мировая культура.
Культура эта работает, мы просто не замечаем, что работает именно она. А человек? Это же самое интересное – на что способен советский человек? Как выяснилось, на многое. Мы ведь не должны были, строго говоря, существовать. Новая Россия – это завоевание советских людей. Она была придумана советскими людьми и осуществлена наспех, импровизированно в короткий срок. Двадцати лет не прошло. Двадцать лет назад, если не ошибаюсь, 6 июня Валентин Распутин впервые высказал мысль о том, что Россия может выйти из состава СССР. Через год Россия уже существовала. Вы знаете, мы такие, мы умеем собирать из подручного материала государства, даже великие. Путин – это огромный успех нашей политической системы, что она его нашла и смогла выдвинуть в качестве политического лидера. Он сделал свою работу. Медведев, стбственно говоря, теперь должен превратить этот плотик в современный нормально действующий океанский корабль.
МС: Глеб Олегович, мы можем сказать, что Новая Россия состоялась при Путине? До Путина ее не было. А если да, то когда при Путине?
ГП: Я не хочу отрицать ничьих достижений, потому что Борис Николаевич Ельцин, - как и Никита Сергеевич Хрущев - он настолько черно-белое существо, что его можно и ненавидеть, и восхищаться им. Эти люди - как явления природы. Он очень много разрушил и очень много создал.
МС: Да, у него такая животная энергия
ГП: Она не животная, не будем себя обижать...
МС: Первобытная, может быть. Направленный хаос...
ГП: Это герой той России из сказок Афанасьева...
А теперь уже другое время, и мы должны выполнить пропущенные уроки. Допустим, спор властей с оппозицией. Так называемой либеральной, к примеру. Дело не в том, что они предлагают плохие вещи. Они напоминают мужчину, который двадцать лет спустя предлагает женщине прийти на свидание, которое он в свое время решил пропустить.
Программу либерализации нужно было выполнять в конце 80-х - начале 90-х. Либерализовать управление и в СМИ, и в аппарате сблизить с людьми все институты. Это не было сделано, по своим иногда корыстным причинам. Сегодня другие задачи. Другая повестка дня. Сегодня это предлагать поздно, сегодня совсем другие задачи. Путин - это постсоветский человек, а Медведев, как человек Новой России...
МС: Не советский человек?
ГП: Да, он не советский человек, но это не должно означать, что с ним будет легче. Многие надеялись, что с Медведевым будет полегче, а, оказывается, что нет. Американцы были очень расстроены, что Медведев был неуступчив.
МС: Это случилось из-за Осетии? После этого они поняли?
ГП: Нет, тогда это еще был шок, и этот шок перешел в кризис. Сегодня они ждали, что Медведев будет счастлив, только от того, что с ним разговаривают, а могли бы и с Путиным говорить, не замечая Медведева... Они думали, что они это будут решать. Но они не понимают, что если бы Медведев не позволил, они бы и во Внуково не сели. Медведев им может твердо говорить, что свобода лучше несвободы, поскольку, это тоже манифестация советского сознания - это опыт освободительной войны 1941-45 гг. Опыт советской антифашистской идентичности. Мы знаем точно, чего не можем позволить, мы знаем, что мы нация.
МС: Мы были не империей-завоевательницей, а тем народом, который освободил Европу от нацизма.
ГП: Советское сознание - антиимперское. Когда меня судили в антидиссидентские времена, одно из обвинений по каким-то статьям в моем журнале - это что мы Советский Союз называли империей. Это уголовно преследуемое преступление. Это было оскорблением.
МС: Это удивительно, а Проханов тем временем пишет \"Империя\" с большой буквы, и множество мальчиков вслед ему кричит: \"Слава Империи! Мы вернем Империю!\"
ГП: Я думаю, что он просто подзабыл, что такое империя. Империя - это когда барин может позвать тебя, да высечь на заднем дворе. Все это исключено для нас благодаря победе 1945 года.
МС: Я не просто так заговорила о прошлом. Я бы хотела спросить о будущем. Будущему, которое нас ждет. Те же самые инновации, это слово хуже нанотехнологий засело у всех в устах, проникло в анекдоты, рекламу. Но мы, тем не менее, понимаем ли, что без этого рывка нам не жить?
Меня пригласили на конференцию, которая пройдет в Ярославле с 13 по 15 сентября, которую устраивают ИНОП, ИНСОР и \"Русский институт\" под патронажем президента страны Дмитрия Медвеедва, и которая посвящена инновационному развитию России. Я понимаю, что для Медведева это не просто тема для пеара, тема, чтобы отвлечь народ от кризиса, как некоторые полагают. Это, действительно, его живая тема. То, что он чувствует, чем он дышит. Оказавшись президентом страны, которая входит в кризис, кризис экономический и кризис внешней политики, что показала война в Осетии, Медведев ищет выход в инновациях, в новом вообще.
ГП: .Все правильно, только давайте не будем забалтывать самих себя. У нас есть любовь к иностранным словам. Мы их любим повторять как мантру и думать, что все меняется. Инновации - это ломка обычной экономики.
МС: Ломка советской экономики?
ГП: Даже советского и постсоветского. Нынешней трофейной экономики, паразитирующей на советских остатках. Нужно будет и резать, и ломать. И это проблема Медведева, потому что сложившееся в эти десять лет путинское большинство и средний класс, оказались очень инертными, политически пассивными. Лет пять назад это казалось хорошим, ведь ранее средний класс был невротиком, он кидался из стороны в сторону, он был готов отказаться еще раз от государства. Но сегодня проблема именно в этой инертности. Я считаю, что идеальная политическая формула на будущее - медведевский авангард во главе путинского большинства! Это то, что нам сегодня нужно.
МС: И что половина этого авангарда поляжет, когда пойдет в атаку. Точнее станет врагами, новыми Чубайсами, Зурабовыми, но при этом добьется своего. Или не добьется...
ГП: Конечно, есть норма потерь, ее даже можно рассчитать. Вопрос в другом, вопрос в том, куда идти - ведь опасна ошибка. Горбачев ведь тоже хотел хорошего, говорил, что огромный потенциал сосредоточен в народе, предлагал открыть этот потенциал. Правильно, но только не в той последовательности и не тот потенциал открылся. То же самое сегодня. Сегодня проблема в том, чтобы найти окно и коридор инновационного движения. Сама Россия - это инновационное изобретение, мы вокруг нее сорганизовались, ради ее безопасности, ее единства, и теперь нужно экономически конвертировать политическое русское чудо. Проблема в том, что Россия существует как политический объект, но экономически она не котируется... Вот это надо изменить, вот в этом главная проблема.
МС: Медведевский авангард, если это не средний класс, кто это?
ГП: Авангард - это штучная работа, Медведев набирает его из малых групп, микросред. Из отдельных людей... Медведев его строит, и я не считаю, что эта работа закончена, хотя бы в общих чертах. Тандем - это механизм чрезвычайного управления, он строился именно под эту - инновационную задачу, но из-за кризиса его превратили в антикризисный штаб. А он должен был быть штабом модернизации. Но с сентября пошел кризис. Тандем справляется с этой задачей. Но нельзя наступать в двух стратегических направлениях одновременно. Так не бывает. Это проблема внутренней мобилизации, проблема, которая будет решаться этой осенью, в частности и на этой конференции.
МС: Мы можем сказать, что на этой конференции Медведев будет пытаться собрать свой авангард?
ГП: Нет, я думаю, что здесь скорее это площадка для дебатов, где должны обсуждаться идеологии движения. Идеи движения, куда идти. Не только мы в растерянности, Европа тоже в растерянности - куда выходить из кризиса? Какими мы выйдем из кризиса? Будут ли работать старые экономики в послекризисный период?
Это площадка для обсуждения того, что такое современное государство. Что такое государство в послекризисном мире, на что оно должно рассчитывать и как оно должно взаимодействовать с людьми. Это, если хотите, интеллектуальная площадка, но серьезная площадка. Не круглый стол просто. Иначе Медведев туда бы не пошел.
МС: Для России сегодня ставки высоки. Как мне кажется, у нас есть вилка между чудовищным проедающим все загулом напоследочек, а после тотальным разрушением, когда России уже не будет, и постепенным занудным строительством сквозь пот и слезы, по живому, строительством плюс-минус справедливого, плюс-минус комфортного общества, - я не говорю сейчас о Великой России или Империи - просто общества, в котором можно жить. Россия, которая жива.
ГП: Эта вилка существует. Люди - смертные существа. Они не готовы долго ждать. И, с другой стороны, не готовы много платить. Почему те, кто живет сегодня, должны быть готовы приносить жертвы для грядущих поколений? Многие говорят - а почему, собственно, мы? Ну, хватит! Мы живем, выращиваем детей, почему мы должны мобилизоваться, еще раз швырять вое благосостояние в какую-то топку, откуда неизвестно что еще выйдет? И власть обязана это учитывать. Она не может сказать людям: отдайте свое масло, нам нужны инновации. Так сказать нельзя, это тонкий момент. Власть лавирует. Это видно и по пенсионной реформе, и по тому, как тратятся деньги. Она боится слишком жестко дернуть за канаты.
МС: Вы говорите, что Медведев должен построит свой авангард, без которого Рссии не выжить. Идеология Путина и идеология Медведева. Насколько они различаются притом, что цели-то у тандема одни?
ГП: Как у союзников по государству, у них идеология действия общая, все прочее разное: стилистика, опыт, ощущения... думаю, они часто бывают не в восторге от того, что делает другой. У них есть манера попеременно вырываться вперед - то один, то другой. И аппарат к этому как-то приноровился.
Не надо притворяться, что мы точно знаем, как действовать в ближайшее десятилетие. Мы ищем, мы додумываем... У нас по поводу ценностей даже разногласия. В стране существует громадное согласие вокруг безопасности государства. Мы на своей шкуре поняли, что такое свобода без безопасности. Европа, между прочим, которая нам напоминает постоянно о свободе, она сперва создала безопасное пространство. Отцы Европы говорили - сначала безопасность, а потом свобода. И они уже внутри могут бороться уже два-три века за свободу как универсальное понятие. А мы еще совсем не в безопасном состоянии. Почему Медведев вышел со своей инициативой именно в сфере безопасности? Потому что Россия - гигантское государство, безопасность которого не гарантирована никем, кроме Организации Объединенных Наций. А это слабая гарантия.
МС: Да, слабая гарантия. С Ираком и Косово не сработала. А с нами – так тем более не сработает.
ГП: Да. А есть оппозиция, которая говорит, да бросьте вы все эти разговоры, кто нам угрожает? У нас же есть ядерная кнопка. Но в современном мире особенно на ядерную кнопку не понажимаешь.
МС: Мне кажется, сегодня ядерная война стала одной из разновидностей войн информационных.
ГП: Ядерная война – это идея сдерживания. Ядерное оружие работает. Оно каждую секунду работает. И сейчас оно действует. Оно действует как сила сдерживания. Мы можем сейчас разговаривать, не думая о том, что прилетит вдруг какой-нибудь волшебник на Стелс, только благодаря тому, что существует такой потенциал. Он очень важен сам по себе. С ним-то все в порядке. Проблема в том, как нам двигаться дальше, не потеряв внутреннее согласие. Путин его создал. Это огромная ценность. Но Путин сам тоже не очень знает, как с ним быть дальше. Становясь инертной, эта сила потихоньку распадается.
МС: Энергия обычно появляется на противоречиях, трениях, на сломах. А из согласия взять энергию нельзя. Это задача Медведева.
ГП: Да, это проблема известная как проблема победителя. Да, вы победили, вы триумфатор, и тут все начинает разваливаться. Вы не знаете, как управлять ситуацией, у вас нет врагов. А они-то есть, они сами еще не знают, на что способны.
МС: Как я понимаю, враги Медведева, они же враги Путина, они же враги России - это огромные силы инерции, пусть даже у этой инерции есть паспортные данные, имя, фамилия, должность, кабинеты. У этой инерции нет ничего, кроме остатков прошлого, шаблонов. Медведеву сейчас предстоит пройти по лезвию бритвы, чтобы обрести Россию?
ГП: Да, но это большая честь - завоевать себе право на врагов. Для этого надо идти вперед, и враги вас найдут. А если стоять на месте, то и врагов нет как нет.
Комментарии
Прямо какие-то подпорки для них, без коих рухнет вся идеология.
Я не враг, -
Враг врагу -
Друг! (не помню, чьи это слова)