Почему мы не можем признать сталинский режим преступным

Парламентская ассамблея ОБСЕ 3 июля сего года в очередной раз приравняла Сталина к Гитлеру. Или, если угодно, уравняла Гитлера со Сталиным. В очередной раз - потому что 25 января 2006 г. ПАСЕ выступила с декларацией о необходимости осуждения тоталитарных коммунистических режимов. Смысл примерно тот же: нацизм осудили, теперь давайте осудим коммунизм. Это я про официальные международные документы, а вообще-то публикаций и выступлений такого рода - не счесть.

Конечно, «приравнивать-уравнивать» - затея странная. Можно приравнять резню новгородцев, учиненную Иваном Грозным в 1570 году, к Варфоломеевской ночи 1572 года. Или уравнять битву при Калке с битвой при Гастингсе, тем самым приравняв монголо-татарское иго на Руси к норманнскому завоеванию Британии. В общем, резвиться на этой поляне можно долго и не без забавности.

Дело, однако, серьёзное. Оно заключается вовсе не в том, что некие силы решили в очередной раз оскорбить Россию, а вернее говоря, её «правопредшественника» - Советский Союз. Дело в том, что сама жизнь настоятельно рекомендует нам понять своё прошлое, а значит - самих себя.

С одной стороны, под эгидой нашего государства создаётся комиссия по борьбе с фальсификацией истории. Это не одобряют, над этим смеются. Особенно веселят (и одновременно чуть-чуть тревожат) попытки быстро-быстро составить список «фальсификаторов» и отрапортовать в инстанции: борьба ведётся! Но каковы бы ни были мотивы создателей и руководителей этой комиссии, сколько бы смехотворных циркуляров она ни рассылала, какую бы ерунду ни писали разоблачители исторических происков, - всё равно в сухой остаток выпадает острейшая необходимость познать самих себя.

С другой стороны, какие-то иностранные господа принимают юридически необязательную и исторически некорректную резолюцию о приравнивании сталинизма к гитлеризму. Можно, конечно, назвать их шутами гороховыми. Но лучше вспомнить, что в словах шутов всегда содержится если не правда-истина, то уж наверняка - некие неудобные вопросы.

«Кто мы, откуда мы пришли, куда мы идем?» Значимость этих вопросов не зависит от того, кто их задал. «Кто ты?» Этот вопрос может задать друг и враг, умник или глупец, свой или чужой. Отвечать всё равно придется. Потому что на самом деле этот вопрос человек рано или поздно задает самому себе. Кто я? Не получается промолчать или обиженно крикнуть: «Провокация!» Да, провокация своего рода. От латинского provocare - вызывать. Такой вот, значит, вызов. Надо суметь на него ответить. Самому себе, повторяю ещё раз.

Итак, сталинизм и гитлеризм, или, чтоб избежать персонификации, германский нацизм и советский коммунизм. Чем они похожи, в чём их различие. Смешно, конечно, пытаться в крошечном (особенно если сравнивать с многотомными исследованиями) тексте ответить на этот вопрос. Я и не буду, тем более, что ответ, в общем-то, ясен. Думаю, не только мне, но и большинству здравомыслящих людей. Дело именно в здравом смысле и простых моральных чувствах. Не надо исторических подробностей - бывают случаи, когда они неуместны. Устрашающие цифры и шокирующие факты только путают дело. Мериться миллионами уничтоженных людей или километрами построенных автодорог довольно-таки аморально, да и просто глупо, бессмысленно. Любую цифру можно аргументированно оспорить, противопоставить ей другую, или просто задать убийственный вопрос «ну и что?».

Не в цифрах и фактах дело.

Гитлеризм и сталинизм (точнее, германский нацизм и советский коммунистический тоталитаризм) различны почти во всём. Разные масштабы во времени: двенадцать лет - и семьдесят два года, то есть полпоколения гитлеризма-нацизма и три поколения сталинизма-советизма. Разные пространства: компактная густонаселенная Германия - и огромная, размазанная по всей Северной Евразии Россия-СССР. Разный уровень исторического развития: индустриальная Германия и деревенская Россия. Разные рамки национальной культуры: практически гомогенная (за исключением еврейской общины) «германская Германия» и имперский многонациональный Советский Союз. Отсюда разные идеологические стержни: расизм у нацистов, классовая борьба у коммунистов.

И, наконец, разные исторические судьбы. Вот главное, что мешает сопоставлять эти два режима. Разве можно приравнивать торжествующего победителя-освободителя к побеждённому агрессору-поработителю? Гитлер, а не Сталин, устроил провокацию в Гляйвице 1 сентября 1939 года, Гитлер напал на своего бывшего сообщника 22 июня 1941 года. Так стасовалось и так выпало в исторической колоде, и этот расклад уже не пересдашь: всё, заиграно! Нацизм потерпел катастрофическое военное поражение, в первую очередь от коммунистического тоталитаризма. Ну а коммунистический строй рухнул сам. Тихо, мягко и практически бескровно. Настолько мягко, что можно говорить не о крахе, а о быстрой и радикальной трансформации.

Итак: почти ничего общего, если рассуждать холодно и отстранённо. Но только почти. Есть некое главное сходство, которое бьёт в глаза поверх всех различий.

Это сходство - несвобода. Не просто отсутствие свободы (да и кто в этом мире может назвать себя полностью свободным?), а доктринальное её отрицание, издевательство над ней, глумление, публичное оплёвывание самой идеи свободы. Порабощение личности. Репрессии как главный и практически единственный механизм социального управления. Государственный садизм. Лживость пропаганды. Опора на «низменную духовность» (об этом чуть далее).

Поняв это, немного иначе начинаешь смотреть на коренные идеологические различия между гитлеризмом и сталинизмом. Да, раса была куда более прочным клеймом, чем класс. Славянин навеки унтерменш, еврей и цыган приговорены к смерти по факту рождения. А классовая идеология как будто предоставляла возможности перековки, добровольного перехода из класса эксплуататоров в класс трудящихся.

Да, предоставляла, но именно как будто, в теории. На практике происхождение «из дворян» или «из попов» было почти таким же приговором, как расовая неполноценность у нацистов. Сокрытие в своей родословной отца-буржуя (или «кадета», или, позже, троцкиста) при Сталине было равно сокрытию еврейской крови при Гитлере. С другой стороны, были «старые специалисты», которым позволялось жить и работать на благо рабоче-крестьянского государства; маршал Борис Шапошников в прошлой жизни был полковником царской армии. Но и Геринг говорил в ответ на упрёки в потере расовой бдительности: «В моём ведомстве я сам определяю, кто еврей, а кто нет»; фельдмаршал Эрхард Мильх был евреем по матери. С третьей стороны, чистокровный советский пролетарий мог быть обвинен в «буржуазном перерождении», а среди чистокровных арийцев вдруг выявлялись «евреи по образу мыслей и кругу общения». С четвертой стороны, жена-дворянка у революционного матроса - это было в порядке вещей, и никто ей классовую чуждость в строку не ставил: женщина-трофей. Но и при нацизме жёны и мужья арийских мужей и жён тоже не отправлялись в газовые камеры, им дозволялось жить под защитой законного брака - тяжело, бесправно, унизительно, но всё-таки лучше, чем смерть. В истории любого самого бесчеловечного режима есть куча человеческих подробностей и частностей.

В общем, истинным арийцам, как и стопроцентным пролетариям, жилось тревожно. Хотя оба режима подкармливали свою социальную базу. Советский Союз из бывших крестьян форсированно создавал городское население, рабочий класс. Я уже писал, что для недавних жителей нищих деревень сама по себе пролетарская городская жизнь 1930-х (зарплата, продуктовые карточки, жилье с центральным отоплением и водопроводом, школа, поликлиника) - была огромным социальным взлетом, переходом от деревенской цивилизации к городской. В нацистской Германии подкармливание народа было куда более прямым и жирным: это была, наверное, единственная страна в истории, где во время войны простым людям жилось богаче и сытнее, чем в мирное время. Немецкий историк Гётц Али в книге «Народное государство. Грабеж, расовая война и национальный социализм» (2005) рассказывает, какими потоками шло в Германию награбленное на захваченных территориях добро, от золота и драгоценностей до мяса и куриных яиц. Оказывается, даже совестливый Генрих Белль посылал домой с фронта (!) продуктовые посылки и в письмах рассуждал об удобствах будущей немецкой жизни на «колонизированных» территориях.

Однако ни продуктовые карточки для советского рабочего, ни «млеко-яйки» для его немецкого брата по классу не были главным. Пропаганда и репрессии были важнее, как справедливо пишет Самсон Мадиевский; о книге Гётца Али я узнал в его обстоятельном критическом пересказе.

Но тут, как мне представляется, необходимо важное уточнение. Пропаганда не просто славила режим и позорила его врагов. Пропаганда кормила людей идеями расового (или классового) превосходства, идеями великой державы. Заветная историческая миссия и глобальные задачи страны - вот наживка, которую радостно проглатывали простые и небогатые люди по обе стороны великого противостояния коммунизма и нацизма. Готовность беззаветно трудиться и жестоко воевать ради фантазий о «земшарности», ради призрачного «счастья грядущих поколений»; терпеть нищету, унижения, репрессии, самоё смерть принимать как должное - ради чего? Ради великого государства, которое тебе лично, его воину и строителю, не даст ничего. А может и отнять. Но оно - великое, и его величие примиряет с личными тяготами и утратами.

Это я и назвал низменной духовностью. Духовность - потому что эти блага в самом деле нематериальны, а в некотором смысле даже «контр-материальны». Низменна же эта духовность потому, что она адресуется к агрессивным импульсам души, к детским мечтам о всемогуществе. Либо же, того пуще, включаются какие-то до-человеческие, до-сознательные, стайные мотивы сохранения вида за счёт отдельных захромавших особей. Так что бывает духовность, которая гораздо хуже, опаснее, кровожаднее самого пошлого материализма.

Возможно, обобщение слишком грубое, но: общество бывает мотивировано психологически или социально. Оно бывает нацелено на торжество великой идеи или на человеческое благополучие. Сделать материальное благосостояние великой идеей получилось очень ненадолго, в конце XVI века, когда протестантская этика сформировала дух капитализма. Великие идеи разрушительны, повседневный труд утомителен. Попытка объединить торжественную революционную взвинченность и рутинную прилежную работу была предпринята в обеих версиях тоталитаризма - гитлеровской и сталинской. Там и тут упорно и жестоко топтали человека, свободную личность. Но человек в конечном итоге победил - и там, и тут. Социальный мотив возобладал. Хотелось жить для себя и своих близких. А для этого нужна свобода. «Если дорог тебе твой дом», помните? Так вот: если дорог тебе твой дом, то сначала победи нацистов, а потом разберись с советской властью. Что и было сделано.

Итак, можно ли приравнивать сталинский режим к гитлеровскому? А можно ли сравнивать крокодила со стервятником?

Для меня, собственно, вопрос состоит в другом - почему мы не никак не можем ясно и недвусмысленно, без оговорок и экивоков, признать сталинский режим преступным. Независимо от гитлеровского. Отдельно. Без всякой связи друг с другом. Есть крокодил и есть стервятник - в равной мере неприятные существа. Зачем всё время повторять: «Ваш крокодил стервятистее нашего, а наш стервятник - не такой уж крокодилистый»?