Закон о торговле и путинская вертикаль

Как известно, в конце прошлой недели – после многомесячных дебатов, консультаций и поисков компромисса – правительство одобрило многострадальный проект закона «О торговле». Премьер Владимир Путин публично распорядился окончательно его доработать и направить в Госдуму. Почему-то все решили, что «доработать», – означает убрать опечатки, «вылизать» юридические шероховатости – техника, одним словом. Ан нет, на следующий день выяснилось, что в тексте закона появилось принципиально новое ограничение для розничных сетей, – и количественно, и качественно изменяющее последствия от его применения. Понятно, что поправки напугали ритейлеров, – их развитие может быть серьезно ограничено. На самом деле, эта история должна заставить насторожиться и весь остальной бизнес. А может, и не только бизнес. Причем для этого не нужно вдаваться в тонкости законопроекта – напротив, следует абстрагироваться от его содержания и разобраться в процедурной, управленческой схеме произошедшего. Увы, информационная закрытость российского Белого дома, усиливавшаяся все последние годы, после переезда туда Владимира Путина стала такова, что приходится довольствоваться слухами, не вполне добросовестными версиями и вполне недобросовестными «сливами». Они, зачастую, кардинально противоречат друг другу, тем самым, усиливая ощущение невозможности разобраться в том, что там происходит.

На деле ничего невозможного нет – надо лишь задавать правильные вопросы. Причем совершенно необязательно, чтобы на них отвечали высокопоставленные чиновники, можно это сделать и самому. На прошлой неделе правильным вопросом был такой: «С ведома ли премьера в проект были внесены поправки после согласования с заинтересованными сторонами и одобрения президиумом правительства?» Ответов на него, понятно, всего два: «да» или «нет». Но этого ответа нет – у разных моих собеседников в последние дни были разные версии, а действительно осведомленных людей среди них не было. Тем не менее, похоже, что в этом случае – независимо от того, был ли Путин в курсе происходящего, отдавал ли соответствующее поручение, корпел ли лично ночью над коварной поправкой, – ответ не столь уж важен.

Первый вариант – «нет». Поправка была внесена без ведома премьера: то ли по инициативе антимонопольного ведомства, то ли ответственным вице-премьером Зубковым, то ли безвестным белодомовским клерком, столь симпатизирующим отечественному товаропроизводителю, что нарушить волю начальства показалось возможным и пристойным. С управленческой точки зрения – история возмутительная. Неспособность менеджера добиться выполнения своих поручений в том виде, в котором они даны, в любой структуре – будь то маленькая фирмочка или огромная корпорация – повод задуматься о профнепригодности менеджера или ущербности принятой в ней системы управления.

А тут вертикаль власти сбоит в нескольких шагах от кабинета премьера…

Второй вариант – «да». Путин знал про поправку и допустил ее включение в проект вполне сознательно. Иными словами, он подписался под тем, что компромисс вокруг законопроекта, достигавшийся несколько месяцев, работа сотен чиновников и экспертов, решение правительства, наконец, для него ничего не значат. Когда только что достигнутое соглашение нарушается одним из его участников, остальные обычно решают, что партнер ненадежен, больше иметь с ним дело не стоит. Как минимум, ему грозит потеря репутации, а как максимум, – потеря бизнеса. В российских политических реалиях первые лица государства – особые партнеры, по факту – что-то вроде верховных арбитров или даже «разводящих». Много лет Путину удавалось обеспечивать выполнение договоренностей в верхушке деловой элиты, демонстрировать (избранным) свою надежность как партнера. То ли это значит, что машинка дала сбой, то ли ритейлеры не вошли в число избранных, с кем считаются, договоренности с которыми заслуживают исполнения…

Буквоедства ради, замечу, что есть и третий вариант – Путин знал про поправки, но не понял, что они принципиальные, а не технические. По-человечески он, кстати, самый понятный: высшие чиновники – чудовищно загруженные люди, им приходится перелопачивать тонны макулатуры, написанной жутким бюрократическим языком, ежедневно встречаться с десятками людей, так что упреки в недостаточной квалифицированности, видимо, излишни. В остальном же, это – первый вариант: премьер позволил себя дезинформировать собственному аппарату.

Так какой же вариант ответа правильный? Думаю, это не важно – «оба хуже». Все варианты ответа на вопрос: знал ли Путин о поправках в закон о торговле? – проигрышные для премьера и созданной им вертикали власти и, как теперь принято говорить, «сувенирной демократии». Проигрышные они и для подавляющего большинства населения и бизнеса – с их мнением демонстративно не считаются, а ущербность системы управления тормозит модернизацию экономики. Не удивлюсь, что и для «избранных», для которых Путин все еще гарантирует стабильность правил игры, богатство и положение в обществе, риск проигрыша в – пусть и относительно удаленной – перспективе кажется все реальнее. Рано или поздно власть сменится, и тогда придется отвечать за свою нынешнюю избранность. Или просто – по мере того как нарушения договоренностей станут нормой – их круг постепенно сузится, а то и полностью исчезнет. А это – точнее, понимание элитами того, что власть все больше теряет договороспособность, – увеличивает личный политический проигрыш Владимира Путина и еще сильнее расшатывает пресловутую вертикаль власти.