Архангельская область готова стать следующим Пикалево

Архангельская область упоминается на новостных лентах в связи с запуском очередной ракеты с Плесецкого космодрома или очередной склокой по поводу Штокмановского месторождения. О людях, живущих здесь, известно до обидного мало.

После апокалипсических предсказаний экономиста Евгения Гонтмахера и событий в Пикалеве заговорили о монопрофильных городах. В Архангельской области таких несколько. Например, 42-тысячный Новодвинск, всецело зависящий от положения дел на Архангельском целлюлозно-бумажном комбинате.

Трасс здесь пока не перекрывают и премьера не ждут. Однако за обманчивым спокойствием ощущается подспудное напряжение. Как подземный огонь в торфянике. Из какой искры и когда возгорится пламя — не угадаешь.

На химии

В России — около четверти мировых запасов древесины, в Архангельской области — более 3% российского леса. Налоги лесной промышленности — основная доля доходов местного бюджета, да и вообще многие населенные пункты будут жить, лишь пока существуют кормящие их леспромхозы или целлюлозно-бумажные комбинаты. В последние полгода отрасль пришла в упадок, и 2000 архангельских лесопромышленников лишились работы.

Новодвинск, в котором еще дымит Архангельский ЦБК, — один из самых крупных не только в России, но и в Европе — встретил оглушительной тишиной и церковью салатового цвета на окраине.

— Что за церковь? — поинтересовался я у прохожих. — Комбинат построил?

— Все строили.

— Ну бог с ним, с комбинатом.

— Черт с ним!

Отношение местного населения к ЦБК сложное. Он отапливает и освещает, кормит и поит Новодвинск. Хотя, может быть, лучше бы он этого не делал. Экологическая обстановка описывается кратностью предельно допустимых концентраций той или иной отравы в воздухе, воде и земле, хотя руководители ЦБК клянутся, что с каждым годом все успешнее что-то чистят. Экологические отчисления ЦБК — 5 процентов мизерного городского бюджета (в первом квартале 2009 года, например, комбинат заплатил за загаженные воду, воздух и землю 3,3 млн рублей).

На улицах города много молодых мам с колясками. Соревнование жизни и тлена: уровень рождаемости равен уровню смертности. В организме половины детей не хватает иммуноглобулинов А, которые защищают от инфекций, зато много иммуноглобулинов Е — это вызывает аллергию. Горожане, вымирающие от рака, болезней крови, эндокринной системы и органов дыхания, выучились по запаху различать «химию», приносимую ветром с весело раскрашенного комбината (преобладают голубой и кирпично-красный колеры), по какому-то недоразумению возведенного в пяти минутах ходьбы от городских кварталов.

Удивительна и питьевая вода. Она попадает в водопровод из Северной Двины (вместе с мазутом, железом, медью и ртутью, фенолами, лигносульфонатами, метанолом и формальдегидом), чуть-чуть выше того места, куда Архангельский ЦБК сливает отходы (в прошлом году — 400 тысяч тонн). Выше по течению сбрасывают отходы еще два ЦБК — Котласский и Сыктывкарский. Поэтому рыболовство здесь, в устье Северной Двины, — занятие исключительно спортивное.

Комбинат местные не любят. Но никому и в голову не придет желать его закрытия. Такой вот сложился своеобразный симбиоз — плата за выживание. ЦБК, несмотря на физическую близость к городу и сертификаты социальной ответственности, живет отчасти в стороне от его проблем (у ЦБК даже есть собственная газета — «Бумажник»; это не о деньгах, а о целлюлозе). А большинство новодвинцев, так или иначе зависящих от конъюнктуры рынка целлюлозы, сходятся во мнении, что «бумажные» деньги не пахнут.

Кроме токсичных отходов ЦБК снабжает город электричеством и теплом. Из-за горячей воды муниципалитет и ЦБК спорят. Проектировщики комбината, которые не могли предвидеть возвращения капитализма, предложили отапливать город, предварительно пропуская воду через цикл ЦБК. Городское руководство полагает, что нагретая таким образом вода не стоит денег, теперь запрашиваемых за нее ЦБК. Проблема решилась — для комбината — тогда, когда областное правительство согласилось с точкой зрения ЦБК, одного из крупнейших налогоплательщиков региона. Сейчас долг муниципалитета составляет около 700 миллионов рублей (почти городской бюджет), и, если мэрия и ЦБК всерьез поссорятся (пока стороны соблюдают пакт о ненападении), жители Новодвинска могут остаться без тепла. Правда, до сих пор ЦБК не решался злить собственных рабочих.

Об отсутствии путей отступления

— Тот, кто хочет работать, всегда найдет способ преуспеть, — сообщила начальница городского собеса, тщательно изучив мое редакционное удостоверение.

Новодвинские чиновники лучатся оптимизмом. Они подвергают сомнению предсказания экономиста Гонтмахера насчет печальной участи моногородов и объясняют, что несправедливо переносить в наши дни ситуацию 90-х, рисуя концлагеря, из которых нельзя уехать.

В самом деле, Новодвинск — это не так далеко от Архангельска и Северодвинска (эти три города скоро сольются в одну агломерацию). До Архангельска, например, можно добраться на маршрутке за полчаса и 40 рублей. Молодые новодвинцы (23,7% населения) уезжали туда и в благополучные годы, получив вместе с образованием широкий взгляд на вещи (вузов в Новодвинске нет, из средних специальных заведений — только техникум, готовящий персонал для ЦБК). Самые отчаянные перебираются в Петербург (хотя белые ночи там вполовину менее эффектны) и в Москву.

Но уехать СОВСЕМ из Новодвинска сложно. Метр жилплощади стоит здесь 22 тысячи рублей, а в Архангельске, например, — 35 тысяч. Снять квартиру в Новодвинске можно за 3—4 тысячи, в Архангельске — за 8—10. А 80 рублей в день на маршрутку, то есть 400 в неделю — для очень многих — деньги.

В Новодвинске много старомодных подкрашенных «деревяшек» (в таких живут более 2000 человек). Недавно в Архангельске, где чиновники тоже обозначают кособокие коробочки эвфемизмом «ветхое жилье» (обыватели выражаются резче), похожий дом съехал со свай. Люди, к счастью, остались живы. В Новодвинске на переселение, впрочем, мало кто надеется. Большинство новодвинцев живут в рыжих, в каких-то потеках, хрущевках. Мне попался, впрочем, около пустоватого городского рынка один новый дом. На фасаде висит плакат, удостоверяющий, что дом построен при поддержке «Единой России». Местные жители, правда, уверили, что единороссы ни при чем: дом был заложен до учреждения партии.

В городском отделении службы занятости тихо. В узком коридоре (евроремонт, телевизионные панели) шепчутся затейливо декорированные школьницы, решившие летом подработать, да вполголоса матерятся над анкетами несколько хмурых мужиков.

На стендах — списки вакансий и замысловатые графики. Уровень безработицы растет — 2,8% (в январе было в два раза меньше).

«Коэффициент напряженности» (число незанятых на одну вакансию) — 6,9 человека. В Новодвинске работоспособных граждан примерно 22 000. На муниципальных предприятиях работают 5500 человек. Почти все остальные трудятся на заводах.

Мэрия изо всех сил пытается удержать в городе предпринимателей (пока их около 900), снижая налог и арендную плату. Но поскольку доходы бизнесменов прямо зависят от количества денег в худеющих кошельках горожан, они все равно сворачивают дела (на многих киосках и магазинах висят таблички «Сдается»).

В кабинет начальницы службы занятости врывается девушка и с неповторимым северорусским выговором докладывает: — Пришел мужчина. Хочет быть бизнесменом!

Мне объясняют, что каждый такой энтузиаст на счету. Обычно потенциальных предпринимателей отпугивают формальности вроде составления бизнес-плана.

Опрошенные новодвинские чиновники сошлись во мнении, что безработные с высшим образованием переквалифицируются, а «работяги пойдут бомбить». Машины, согласно статистике — 6000, есть примерно у трети семей. Правда, поездка в такси по Новодвинску стоит всего полтинник: много не заработаешь. А в окрестных городах хватает своих бомбил, хотя новодвинские водители необычайно искусны: треть местных трасс требует срочного капремонта, а остальное полотно безнадежно дожидается (у мэрии нет денег) процедуры, кокетливо именуемой «ямочным ремонтом». Наличие авто, кстати, только теоретически обеспечивает мобильность: во многих случаях машины куплены в кредит.

К тому же в кризис ехать особенно некуда. Теоретически люди, уволенные с ЦБК, могут переместиться на похожие предприятия в Архангельске (Соломбальский ЦБК) или Коряжме (Котласский ЦБК). Проблема в том, что и у этих ЦБК затруднения со сбытом. А на предприятиях в Новодвинске — например, на относительно успешном фанерном заводе — «чужие» не нужны. И надежда на северодвинские верфи тоже, видимо, напрасна.

В кризис наниматели избавляются в первую очередь от стариков. В Новодвинске живут 13 000 пенсионеров, которых кормит бюджет (средняя пенсия — 6000—8000 рублей) и иногда — ЦБК (к 9 Мая ветеранам торжественно вручили по 4000 рублей). 4000 — это много: прожиточный минимум в области составляет около 6000 рублей. И потому пенсионеры могут при неудачном стечении обстоятельств стать кормильцами своих детей, внуков и правнуков.

Сын пенсионерки Марии Семеновны, которую я застал за изучением ценников в продуктовой палатке (новодвинские цены на провиант, кстати, сопоставимы с московскими), недавно лишился работы, и теперь, пока он метет улицы за «чистые» 4700 в месяц, ей приходится кормить его семью.

Берегись пожара

Местные жители тихи и сосредоточенны. Гуляя днем по городу, я встретил на бульваре бабулю в темных очках, толкающую коляску с младенцем. Рядом семенил мальчик лет восьми.

— Я хотел бы поговорить с вами о жизни.

Бабуля отрезала:

— Я не разговариваю с журналистами.

Думаю: надоели.

— А все-таки? О жизни.

— Я не разговариваю с журналистами!

Мальчик, выслушав, объявил:

— Дядя, понимаете ли, у нас нет денег. Ни копеечки!

Юный джентльмен, кажется, принял меня за попрошайку.

Немногословными оказались и взрослые обитатели Новодвинска, покидающие ЦБК после смены. Им есть о чем задуматься. С ЦБК связана половина трудоспособного населения Новодвинска. И если у комбината возникнут сложности, то они немедленно появятся у всех.

Начальство ЦБК уверяет, что не пойдет на сокращение зарплаты, но готово (и, по некоторым свидетельствам, уже делает) сокращать премиальные, зависящие от прибыли. И, хотя дела Архангельского ЦБК обстоят лучше, чем, например, соседнего Соломбальского, до конца 2009 года, как сообщили в отделе кадров ЦБК, на комбинате сократят 703 штатные единицы (по неофициальным данным — 850).

Недавно руководство ЦБК заявило, что «сокращение, безусловно, будет, но не на 20—30%, как на некоторых кризисных предприятиях… Оно станет обуславливаться внедрением нового оборудования, автоматизацией процессов, организационными совершенствованиями… Массовых увольнений мы не допустим».

От боссов профкома ЦБК никто не ждет героизма в отстаивании прав рабочих. Что касается «внедрения нового оборудования», то, по агентурным данным, в планах ЦБК сокращение штата до 3500 человек (сейчас работают 4820 человек, в 2007 году было 5435, а в 2002-м — 7640). А под «организационным совершенствованием», вероятно, подразумевается выведение производств, непосредственно не связанных с варкой целлюлозы, и всевозможных обслуживающих организаций за рамки ЦБК. Они приобретают формальную самостоятельность, и если за обстановкой на ЦБК много кто следит, то с «непрофильных» предприятий человека можно уволить без шума. Например, женщина, уволенная из охраны ЦБК, рассказала мне, как ее начальство уговаривает людей уйти или угрожает уволить «по статье» за мелкую провинность.

Прошлой осенью депутат Госдумы от Архангельской области Артур Чилингаров (злые языки утверждают, что его чаще можно встретить не во вверенном регионе, а на одном из полюсов планеты) заявил, что следит за развитием ситуации: «В отличие от Байкальского ЦБК, чьи собственники не предпринимают никаких шагов по выходу из кризисной ситуации, руководство Архангельского ЦБК делает все возможное для минимизации негативных последствий мирового финансового кризиса».

Депутат-полярник никого не успокоил. Байкальский ЦБК, как и треть Архангельского ЦБК, принадлежит структурам, аффилированным с «Базовым Элементом». Еще две трети акций принадлежат австрийской компании Pulp Mill Holding (бенефициар — Хайнц Циннер, он же председатель совета директоров ЦБК), за которой, как подозревают, стоит Владимир Крупчак, бывший зубной врач, бывший председатель совета директоров ЦБК, бывший депутат Госдумы и местный олигарх, из-за проблем с законом уже несколько лет не посещавший Россию. Хайнц Циннер, кстати, тоже давно не появлялся в Новодвинске (и тоже из-за интереса правоохранительных органов к его деятельности).

Если ситуация на ЦБК станет критической и окажется, что его хозяева в бегах или испытывают финансовые затруднения, то горожане по традиции отправятся за справедливостью в мэрию. То есть туда, где ни денег, ни работы нет в принципе. А перекрывать, кроме реки, по большому счету нечего.

Местное начальство опасается роста преступности, особенно связанной с отъемом собственности. «Народ будет грабить дачи и ларьки, как в середине 90 х», — так говорят в Новодвинске. И молятся на отравляющий их комбинат с его Дерипаской и беглыми совладельцами. Несмотря на то, что тепло, произведенное ими же самими, им могут и отключить.