От Онищенко больше шума, чем проку

Главный санитарный врач страны в очередной раз спас здоровье нации. После изнурительной семидневной войны на белорусском молочном фронте он заставил-таки противника капитулировать и признать российские ГОСТы. Или противник вынудил нас признать их кефир нормальным. После долгой публичной канонады на всех теле- и радиофронтах теперь уже трудно понять, кто кого победил и что в результате наступило - мир или перемирие. Вчера первые фуры с молочной продукцией братских нам коров уже мчали к Москве, а не братские нам белорусские таможенники отступили к Минску, открыв для нас вновь свои шлагбаумы.

Вроде можно перевести дух и, в ожидании кефира, порадоваться мирной тишине после грязной канонады. Но неприятный осадок все же портит радость победы. Это как в ссоре с близким человеком - наорали в запале друг другу гадостей посреди улицы, распугивая соседей, а затем тихонько помирились в спальне. Казалось бы: теперь радуйся - не хочу, однако в глаза друг другу смотреть неловко и на улицу выходить неудобно. Тем более что все прекрасно понимают - и повод для ссоры был мелочный, и обвинения надуманы, и публичность излишня. Успокаивает лишь то, что главным героем молочного трагифарса был наш неувядаемый герой товарищ Онищенко. Его на постсоветском пространстве наши недруги давно уже воспринимают как солдата Чонкина, от которого больше шума, чем проку. Но мы, истинные патриоты отечественного кефира, видим в главном санвраче настоящего Дон Кихота наших дней, который с пипеткой наперевес раз за разом бесстрашно бросается навстречу чужеродному боржоми, вину или кефиру. Не жалея себя, своего белого халата и светлого имени, он спасает нас от грузинской минералки, от молдавского вина, от норвежского лосося, от американских окорочков, от польского мяса, от белорусского молока...

Всякий раз его смертный бой с очередной ветряной мельницей невольно совпадает с осложнением отношений между большими политиками наших стран, но совпадения эти, конечно же, случайны. Большие политики потом мирятся, жмут друг другу руки, поднимают бокалы, а про маленького бойца с пипеткой никто и не вспоминает, словно его и не было.

Обидно, однако. И за мелкого героя, которого использовали в качестве большого пугала, и за братские народы, которые после каждой такой пирровой победы чувствуют себя немножко оплеванными. Народам мечтается, чтобы большие политики свои отношения выясняли по-взрослому - тихо и уважительно, не распугивая соседей, а тут раз за разом на площадь выкидывают бедного Онищенко, и тот давай всех стращать то бациллой, то тяжелым металлом, то параграфом.

Его уже давно никто не боится, жалея сердешного и понимая, что не со зла шумит, а исключительно по нужде. В смысле - по принуждению. Но мы, патриоты отечественного боржоми, им, безусловно, гордимся. Пусть недруги и полагают, что большие политики давно превратили его в боксерскую перчатку, для нас же он истинный защитник от всяких мифических угроз. Мы даже готовы быть его Санчо Пансами в борьбе с ветряными мельницами, только бы враг не прошел и бацилла не пролетела. Да что там готовы, мы уже давно и санчи и пансы: вместо хороших молдавских вин с радостью пьем родную бормотуху, которая в магазинах остроумно именуется российским вином. Мы покорно заменили грузинскую хванчкару на абхазское нечто. Мы с легкостью переплачиваем за подорожавшие овощи, минералку, колбасу и молочные продукты только ради того, чтобы наш маленький герой с большой пипеткой чувствовал себя победителем в молочной, винной или поросячьей войне.

Мы же понимаем, как ему трудно без конца воевать со всем миром, вжавшись в большое кресло, которое на весь экран словно уши Чебурашки возвышается над его печальным ликом. Мы понимаем, что и кресло ему такое специально придумали - унижающее, и роли такие предлагают - скандальные. Но он все равно наш. Отечественный. Как бормотуха или рассол. Поэтому просим соседей не серчать, обид не копить и на шум не обижаться. Милый же бранится - только тешится. А мы, хоть и патриоты, но все равно ждем боржоми, лосось, пуркарское и хванчкару. Чтобы вместе выпить и закусить - за мир во всем мире.