Концлагеря в России сегодня

Какой символ тоталитарной системы, будь то фашистская Германия или Советский Союз, можно считать самым ярким? Очевидно — концентрационные лагеря. Человеческая жизнь там ничего не стоила. Заключенных если не убивали, то морили голодом, унижали, пытали, превращали в «лагерную пыль». В своё время сознание советского человека перевернулось после публикации повести «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, общественность ужаснулась, осознав то, что представляли собой сталинские лагеря — и это стало первым шагом к духовному очищению и преобразованию общества. Сейчас в стране происходят вещи, очень похожие на то, что описывал Солженицын, однако осознаётся это слабо. Я считаю, что наше общество должно наконец понять, что никакие демократические преобразования невозможны, пока не произойдёт коренная реформа пенитенциарной системы — конечно, параллельно с правоохранительной. Пока существуют концлагеря и пытки, призрак тоталитаризма будет продолжать висеть над страной.

А ситуация не может не ужасать. В современной России, по оценке правозащитников, существуют около 40 мест заключения, которые имеют репутацию пыточных зон или «пресс-зон». Это колонии, крытые тюрьмы, следственные изоляторы или отдельные внутренние участки колоний, например, помещения камерного типа (ПКТ). Именно эти «пресс-зоны» я с полным основанием могу сравнить с концентрационными лагерями.

Мне часто говорят — и старые советские диссиденты и бывшие заключенные, имевшие еще советский опыт, — что положение осужденных за уголовные преступления, по многим параметрам, в колониях стало заметно хуже, чем в брежневские или первые послесталинские времена.

Название «пресс-зона» (т.е. там, где давят, прессуют) возникло по аналогии с так называемыми пресс-камерами (пресс-хатами), в которых содержатся специально подобранные уголовники — для давления на подследственных и заключенных.

Для неофициального зачисления в категорию «пресс-зона» колония должна стать источником критического числа жалоб от заключенных или их родственников.

Подчеркну, однако, что речь идет не обо всей российской пенитенциарной системе. Всего в России сейчас около семисот колоний, в которых находится около миллиона заключенных. А репутация «пыточных» — у десятков из них. Однако существование их принципиально меняет всю систему исполнения наказаний. Достаточно в регионе иметь одну «пыточную» колонию, чтобы каждый заключённый в любой другой колонии понимал, что в случае борьбы за свои права, он будет перемещён немедленно в ту самую «пыточную» и подвергнут изощренной системе пыток и унижений. Что и происходит на практике, как это видно из писем и сообщений.

К такому положению пришли не сразу. В девяностые годы — под постоянным контролем правозащитников — происходила гуманизация системы исполнения наказания и количество «пыточных» колоний резко сокращалось.

Однако после 2000 г., после прихода к власти Путина и выходцев из КГБ, произошло стремительное падение политического веса правозащитников и либеральных реформаторов 90-х годов. Ужесточение политического режима, прежде всего, сказалось на пенитенциарной системе. Её начальники, уловив «ветер перемен», стремясь не отстать от общего вектора движения к авторитаризму, стали вводить военизированные порядки в лагерях и объявили «войну криминальной идеологии». Если путинский режим не мог терпеть принципиальной оппозиции, подавляя или подкупая, приручая ее, то тюремщики не могли терпеть рядом людей, живущих по «воровскому закону», с его архаическим стремлением к справедливости.

Как только борьба, точнее, настоящая война тюремщиков стала идеологической, она стала вестись по всем правилам борьбы тоталитарной империи с оппонентами, с «еретиками». Часть «воров в законе» была втянута в коррупционные отношения с администрацией колоний. За это они готовы были даже противодействовать жертвам произвола, когда те намеревались обратиться к правозащитникам или в Страсбургский суд. Например, именно так произошло после печально знаменитых событий в городке Льгове под Курском в конце июня 2005 года. Тогда свыше трёхсот заключенных объявили забастовку и нанесли себе раны в знак протеста против насилия. Пытками и избиениями администрация и ее подручные из пресловутых «секций дисциплины и порядка» пытались вынудить заключенных записаться в «актив» колонии.

Сама система «Секций дисциплины и порядка» (сокращенно СДиП, СДП), получила необычайное развитие, хотя не только правозащитники, но и многие юридические авторитеты считают недопустимым даже это название.

Эти секции по типу организации и многим функциям напоминают заключенных-надсмотрщиков «капо» в гитлеровских лагерях. Согласно ведомственным положениям, они имеют право не только контролировать остальных заключенных, но и проводить среди них воспитательную работу, т.е. имеют полномочия, которые даны даже не всем тюремщикам. В эти современные «капо» часто идут отпетые уголовники, насильники. Поэтому «актив» колоний так часто угрожает заключенным гомосексуальным изнасилованием.

Все эти действия находятся в формальном противоречии с российским законодательством. Но противодействие заключенных этим противозаконным порядкам было названо «борьбой криминала за власть над зоной» и стало жестоко и противозаконно подавляться. Именно для психологической ломки заключенных, не готовых расстаться с личным достоинством и своим кодексом поведения, и используются пыточные или «пресс»-зоны. Внутри разветвленной российской пенитенциарной системы эти зоны образуют внутреннюю концлагерную систему, новый Архипелаг ГУЛАГ.

Дождь из нефтедолларов, обильно орошавший путинский режим, позволил улучшить питание, отремонтировать некоторые колонии и следственные изоляторы, поставить новое оборудование, компьютеры. Но это никак не снижает жестокости режима: подростки, не выдержавшие давления «активистов», восставали, например, в Кировоградской колонии Свердловской области с прекрасными компьютерными классами. Фоном для убийств и зверских избиений могут быть и цветочные клумбы.

Для того чтобы не быть голословными, опишу судьбу некоего «типичного» заключенного, нового Ивана Денисовича, начиная с его прибытия в колонию. При этом я буду опираться на конкретные показания заключенных, которые они делали в письмах правозащитникам или выступая на пресс-конференциях и публичных слушаниях после своего освобождения. Не стремясь подражать гению Солженицына, я не буду изображать переживания нашего заключенного, а просто ограничусь цитатами. Остальное, уверен, сделает воображение читателя.

Не так важно, совершил ли этот типичный заключенный то преступление, за которое отправлен в колонию. Он мог быть невиновен полностью, но из-за предыдущей судимости милиция постановила, что он виновен и на этот раз. Он мог совершить одно правонарушение, но пытками и обманом, или уговорами адвоката из числа бывших работников прокуратуры, его вынудили взять на себя еще несколько эпизодов. Наконец, он мог быть и виновным, но никак не приговоренным к тому аду, который ему уготовила система возрожденного ГУЛАГа.

Российские суды выносят сегодня примерно 0,7% оправдательных приговоров, и этот процент непрерывно падает. Суды присяжных — около 18% оправданий, т.е. столько же, сколько выносят в среднем европейские суды. Это значит, что если бы всех в России судили присяжные, то оправданных было бы в 20 раз больше, а в тюрьмах и колониях сидело бы, по меньшей мере, на 200 тысяч человек меньше.

Итак, вот после суда скорого и, возможно, неправого наш герой едет в вагон-заке.

Начнем с прибытия в колонию, типичную пресс-зону. По прибытии в пыточный лагерь заключенных, как правило, избивают. А теперь дадим слово самим современным Иванам Денисовичам.

1. Прибытие в колонию

1) Из письма Ш*, отбывающего наказание в колонии ИК-55 Свердловской области. 2007 г.:

«По прибытию в колонию был произведен обыск моих личных вещей. Обыск производился не сотрудниками учреждения, а осужденными, членами СДП. Далее происходят избиения, ставят на «растяжку». Члены СДП наделены огромными полномочиями. Они принимают решения о наложении на осужденных различных взысканий, не предусмотренных законом. Например, бег вокруг футбольного поля до 200 кругов, штрафные работы, без оплаты труда, коллективные наказания, т.е. применяемые ко всем, и другие. В день по 3 раза объявляют пожарную тревогу с целью, чтобы осужденные выносили из общежитий личные вещи, тумбочку, спальные принадлежности на улицу, а затем обратно».

2) Из заявления в Фонд «В защиту прав заключённых» Г*, находившегося в колонии № 1 г. Копейска Челябинской области с 24 января по 7 февраля 2008 года:

«24 января 2008 г. в транзитно-пересыльный пункт (ТПП) исправительной колонии № 1 Копейска (пос. Калачёвка) одновременно со мной прибыло 15-17 человек.

В коридоре на первом этаже всех прибывших заставили раздеться догола, вещи бросить на пол, никаких лавочек или стульев не было, по коридору передвигались сотрудники ИК, в том числе женщины. Начальник смены прапорщик Ш* выкрикивал: «Вы приехали в Калачёвку! Здесь нет ни закона, ни власти! Вы запомните Калачёвку на всю жизнь!» С применением физической силы, с угрозами сексуального изнасилования, с криками и нецензурной бранью нас заставили бегом подняться на второй этаж, где в коридоре всех посадили на корточки лицом к стене в позе «руки за затылок». Затем по одному вызывали в кабинет, где снимали на цифровой фотоаппарат и заносили данные в компьютер ТПП ИК-1. Пока одни проходили в кабинет, других активисты заставляли в течение получаса заучивать «доклад» (не успеешь выучить – бьют) и надевать повязку дежурного по камере, а в случае отказа беспощадно избивали сидящих на корточках заключённых. Тут же нас заставляли здороваться с каждым сотрудником ТПП, причём с одними и теми же по нескольку раз — приветствие должно произноситься по строгой военизированной форме: навытяжку, руки по швам, заключённый перечисляет свои статьи, и т.д. Стоит немного замешкаться и не успеть поздороваться, и тебя нещадно избивают, нанося удары по голове, по рукам и ногам палками, кулаками и ногами. Шекера Н.В. бил заключённых широким кожаным ремнём.

Тут же всех стригли под ноль, независимо от длины волос. Потом с побоями и руганью нас полностью обыскивали. Все наши личные вещи выбрасывались из сумок на пол, сваливались в кучу. Если человек не успевал их собрать и уложить в сумку, то их выкидывали. Активисты присваивали себе наиболее ценные и новые вещи, предметы одежды и обуви. После обыска снова под ударами палок и кулаков нас бегом погнали в душ. После душа с руганью и побоями выдавали постельные принадлежности, но выдали не полностью. После чего разместили по камерам».

3) Из письма М*, находящегося в следственном изоляторе (СИЗО) № 1 г. Челябинска.

«Меня били трое сотрудников СИЗО, били резиновой дубинкой, руками, ногами, не менее 15 минут, пока я не потерял сознание. После избиения предложили написать заявление о вступлении в СДП, а также о переводе в хозобслугу СИЗО, я отказался. Тогда сотрудники вновь продолжили избиения. После этого меня отправили в карцер, где наручниками пристегнули к ножке стола. В таком положении я провел 5 суток. Затем привели в кабинет, где находились сотрудники СИЗО. Меня избивали более часа, били резиновыми дубинками, руками, ногами. Затем на голову надели солдатскую каску и стали бить по каске деревянным молотком, а по ягодицам резиновой дубинкой. Я несколько раз терял сознание. Затем отвели обратно в карцер. Я не выдержал избиений и забил гвоздь себе в грудь. 16.08.2005 г. меня перевели в ИК-8. За отказ вступить в СДП меня избили. После отправили в ШИЗО. Подвесили за крюк на стене (руки были в наручниках), так я провисел 3 часа. Все это время били дубинками по ягодицам, кулаками по груди, где был гвоздь».

2. Карантин (куда после приезда на несколько дней помещают всех заключенных)

1) Из письма С*, ИК-11, г. Железнодорожный, Челябинская область:

«…в карантине меня стали избивать оперативники, начальник отдела безопасности, офицеры отдела, аргументируя применение спецсредств тем, что я отказался надеть на рукав повязку. Избиение происходило в присутствии доктора, который дважды приводил в сознание меня. Потом меня увели в оперчасть, где избивали двое, угрожали изнасилованием, пытались засунуть головой в унитаз».

(«Красная повязка» — признак членства в активе колонии или в секции дисциплины и порядка.)

2) Из письма М*, 1977 г.р., отбывающего наказание в ИК-4 Мордовия, п. Ударный от 28.03.2007 г.

«… в случае если осужденный отказывается мыть полы в карантинном отделении, что входит в обязанности дневального отделения, он подвергается жестокому избиению группой осужденных в присутствии и по указанию представителей администрации.

Битье сопровождается угрозой изнасилования и другими оскорбляющими человеческое достоинство действиями. Всеми этими действиями руководит начальник оперчасти колонии. По окончании избиений и унижений осужденных отправляют в штрафной изолятор. Осужденные, занимающиеся избиениями, чувствуют свою безнаказанность, ведут себя очень вольготно».

3. Коллективные избиения

Из обращения (всего 465 жалоб, полученных Фондом «В защиту прав заключенных) осуждённого Ч*, отбывающего наказание в п. Тахтамыгда ИК-5 Амурская область, о событиях 16 и 17 января 2008 г.: «…они зверски избивали осужденных руками, ногами, резиновыми дубинками и пускали в ход электрошоки. Чтобы избежать издевательств осужденные начали резать себе вены на руках, шейные артерии и животы, но это не остановило сотрудников ОМОНа и они продолжили избивать осужденных, истекающих кровью. При этом присутствовали Л* и Ш* и никаких мер ни принимали, тогда мы обратились к начальнику учреждения полковнику в/с Ж* с просьбой прекратить необоснованные неправомерные действия сотрудников ОМОНа, но все продолжилось. Также ОМОН чинил расовый беспредел, жестоко избивая лиц нерусской национальности, именно поэтому я и еще 694 человека были вынуждены пойти на крайние меры и совершили попытку суицида».

(Подчеркнем: издевательства привели к тому, что в прошлом январе около 700 заключенных нанесли себе раны на лагерном плацу в этой колонии.)

4. Быт, условия содержания

Из коллективных заявлений осуждённых ИК-6 Самарской области, май 2008 г.:

«…мы, осуждённые, находящиеся в отряде № 9 СУС ИК-6, живём в помещении, непригодном для жилья. Вопреки законам РФ нас содержат в камере, т.е. в камерных условиях содержания. В данной камере отсутствуют самые элементарные бытовые условия проживания человека. Так, камера не оборудована вентиляционной системой, потолок камерного помещения обшит листовым железом, на окнах — решетки. На полу под деревянным настилом нет утеплителей, прямо под настилом находится бетон, в камере сильный холод, сырость. Из-за сырости и холода мы спим одетыми, в телогрейках. Данное помещение отряда № 9 СУС не было принято комиссией в качестве жилого помещения, оно было рассчитано только как подсобное помещение, предназначенное для хозяйственных нужд, и не соответствует минимальным нормам безопасности. Так, оно не оборудовано пожарным выходом, стены помещения не покрыты противопожарной пропиткой; установленные на окнах решетки открываются не изнутри помещения, а только снаружи, что представляет серьёзную опасность для жизни находящихся в помещении людей в случае возгорания помещения. Огнетушители отсутствуют. Размеры помещения не соответствуют жилым стандартам. Жилая секция в камере составляет 24 кв. м на 16 человек. Комната приема пищи 9 кв. м, и она же является комнатой ПВР. Сушильное помещение отсутствует, не хватает камерного инвентаря (например, тумбочек), комната эмоциональной разгрузки также отсутствует. Освещение камеры — 36 В. Умывальник оборудован одним сливным краном, горячая вода отсутствует. В туалете нет вентиляции, из-за неправильной конструкции возле писсуара на полу постоянно стоит вода. Туалет не оборудован в соответствии с УПК РФ, отсутствуют унитазы, осуждённым приходится оправляться в лунку, туалет всего 5 кв.м, умывальник составляет 4 кв.м. В прогулочном дворике условия также тюремного режима».

5. Питание

Из письма осуждённого А*, ИК-18 Республики Мордовия:

«Нам каждый день выдают на завтрак, на обед и ужин одно и то же месиво, густо заправленное томатной пастой. Что там намешано, непонятно. Нет ни кусочка положенного по нормам мяса, сплошная соя. От такого питания постоянная изжога. Овощей не дают вовсе. Сахара тоже не видим».

6. Работа

Из письма Д*, ЛИУ-23 [ЛИУ — это лечебное исправительное учреждение], Волгоградская область, от 03.04.2007 г.:

«Большинство осуждённых работает без оплаты труда. Большая часть осуждённых работает на очистке лука. Чистят этот лук регулярно, без выходных и праздничных дней. Работают на очистке больные туберкулёзом. При появлении проверок заключённых на очистку лука не выводят. Осуждённые работают в закрытом помещении, где грязь, пыль, луковые пары. Многие жалуются на бронхи и общее недомогание. Администрация продаёт очищенный лук супермаркетам, никто из осуждённых при этом не получает никакой заработной платы. Осуждённые чистят лук круглые сутки, и ночами, без ограничения времени, меняясь большими бригадами».

7. Медицина в местах лишения свободы

1) Из письма осуждённого Л*, Владимирская область, Т-2 [Т-2 — это печально знаменитая Владимирская крытка, закрытая тюрьма для особо опасных], апрель 2008 г.:

«…болею открытой формой туберкулеза, идет необратимый процесс распада легкого и бронха. Состояние здоровья критическое, постоянная повышенная температура тела, слабость и прочие недомогания. Лечения мне никакого не проводят уже третий месяц. Я, находясь в холодных сырых камерах постоянно один, в виду заразности, не принимаю никаких противотуберкулезных препаратов, вообще чувствую себя приговоренным к смерти».

2) Из письма осуждённого Е*, Республика Башкортостан, ЛПУ ИК-17 (больница), ноябрь 2007 г.:

«…я ВИЧ-инфицированный. Ремонт в палате не делался много лет. В палате находятся люди с разными заболеваниями, в том числе с инфекционными, а в палате нет кварцевания, в палате постоянно стоит духота и повышенная влажность. Сейчас у меня плеврит и подозрение на туберкулез легких. Моя болезнь прогрессирует, а мне по-прежнему дают две таблетки от кашля и полтаблетки аспирина, моя постоянная температура теля 39-40 градусов».

8. Секции дисциплины и порядка

1) Из письма Х*, ИК-24 г. Озерск, Челябинской области:

«Нас держат в изоляторах, в сырых холодных камерах, отнимают теплую одежду в зимнее время, раздевают догола, заставляют голыми приседать, затем ставят на растяжки к стене и бьют. Если бы я согласился вступить в «Секцию дисциплины и порядка», стать активистом, репрессии ко мне прекратились бы, но тогда я должен буду маршировать, кричать лозунги в адрес администрации, унижать и избивать других осужденных».

2) Из письма З*, отбывающего наказание в ИК-3 г. Товарково Калужской области от 10.09.2007 г.:

«Нас заставляли просидеть на согнутых ногах 2 часа, затем подписать заявления о вступлении в «Секцию дисциплины и порядка». В случае отказа осужденные были жестоко избиты резиновыми палками и скамейками. После этого человека увозили в санчасть, либо водворяли в ШИЗО. В ШИЗО также продолжались избиения и ежедневные досмотры с раздеванием догола».

3) Из письма Р*, 1970 г.р., ИК-6 Владимирская область, от 26.06.2007 г.:

«Меня сотрудники ФГУ ИК-6 дежурной смены, осужденные и ряд инспекторов избили и пытались изнасиловать. Отказали в предоставлении медицинской помощи. Заставили подписать заявление о вступлении в секцию дисциплины и порядка. Заставляли ходить по 4 часа по аллее с красной повязкой на рукаве маршировать и выкрикивать разные команды».

4) Из акта опроса М*, 1975 г.р., ИК-8 п. Ягул Удмуртской Республики, от 19.10.2007 г.:

«Ко мне подсадили осужденных-активистов секции дисциплины и порядка Антонова и Савко, которые мне пояснили, что будут заставлять меня отказаться от своих показаний о нарушениях прав в колонии, данных мною журналистам. Они мне сказали, что они выполняют прямое указание начальника колонии. Меня долго били. Я стоял на своем. Затем меня увели в кабинет к начальнику колонии А*, мне пригрозили, если я не скажу, что оклеветал администрацию колонии, то на моих глазах сначала «опустят» [этим словом обозначают ритуальное гомосексуальное изнасилование] Ж*, а затем З*. Я, опасаясь за жизнь своих товарищей, согласился опровергнуть свои показания».

5) Из письма С*, 1980 г.р., ИК-2 Свердловской области, от 21.08.2007 г.:

«Будучи осужденным, я занимал должность старшего дневального в секции дисциплины и порядка. Мне давали поручения, которые я должен был выполнять. На тот период в ПФРСИ находились Х*, Г*, Л*, М*, все являются подельниками по одному уголовному делу. Мне была поставлена задача надавить на М*, чтобы он дал нужные показания следствию против Х*. Мы избивали М*, угрожали «опустить» его человеческое достоинство. Чтобы не было синяков, мы наматывали на кулаки полотенце. Во время работы адвокатов со следствием были специальные комнаты, где были якобы электрические розетки, на самом деле подслушивающее устройство. Все записывалось, а затем относилось к оперативному работнику.

Так же подобные действия были применены к Л*, который должен был взять на себя несколько эпизодов и оговорить своих подельников. Мы, в количестве 6 человек, избивали Л*, но он оказался крепким орешком. Тогда мы распределили, кто его держит, и, достав мужское достоинство, «опустили» его. Только тогда мы получили то, что нам было нужно. Вот таким образом мы отрабатывали свое УДО [условно-досрочное освобождение]».

9. Пытки

1) Из письма осужденного С*, ИК-8, Омская область:

«…в камерах применяются методы психического воздействия (пытки) посредством акустических шумов: громкоговорители в камерах воспроизводят радиопередачи с жуткими помехами, шипением и треском. Вследствие этого меня терзает головная боль, которая утихает лишь тогда, когда отключают громкоговорители (перед отбоем).

При выходе из камеры я должен сотрудникам обязательно кланяться, они требуют, чтоб я нагибал голову и туловище под углом к полу. Выполнения указанных незаконных требований сотрудники ИК-8 добиваются с применением грубой физической силы: заламывают мне руки за спину и, выкручивая их вверх, добиваются того, чтобы я им поклонился при выходе и стоял, согнувшись в коридоре.

В течение дня, минимум дважды, сотрудники ИК-8 без законных оснований заставляют меня подвергаться полному личному обыску: вынуждают в присутствии около десятка сотрудников раздеваться догола, раздвигать ягодицы, поднимать мошонку».

2) Из заявления К*, Кировская область, КП-26, март 2008 г.:

«… капитан и ст. лейтенант поставили меня лицом к стене, подошли сзади и начали распылять мне в лицо газ из баллончиков. Я упал от удушья, тогда они втроем стали избивать меня резиновыми дубинками. В бессознательном состоянии меня забросили в камеру и ознакомили с постановлением о водворении меня в ШИЗО на том основании, что я был пьян, хотя я был абсолютно трезв. Начальник медицинской части отказался делать мне освидетельствование от нанесенных побоев. За время нахождения в ШИЗО у меня было три гипертонических приступа, давление составило 190 на 110, помощь мне не оказывалась».

Это все происходит сегодня. Руководят этим люди, которые хвастаются перед европейцами тем, как старательно они приближают российскую пенитенциарную систему к «современным европейским стандартам», которые упорно судятся с журналистами и правозащитниками за свою деловую репутацию и которые имеют отличную защиту среди правящих Россией силовиков.

Некоторая надежда на возможность изменения ситуации возникла после принятия закона «Об общественном контроле мест содержания под стражей…». В соответствии с этим законом Общественная палата РФ в регионах России создала наблюдательные комиссии, назначив в некоторые из них правозащитников, имеющих большой опыт борьбы с пыточными условиями в колониях. Однако «система» не могла этого допустить и начала борьбу с наиболее успешно работающими правозащитниками. Взят под арест по сфабрикованному делу екатеринбургский правозащитник Алексей Соколов, член наблюдательной региональной комиссии. Не попал в окончательный список волгоградской наблюдательной комиссии правозащитник Игорь Нагавкин, после получения Общественной палатой клеветнического письма от волгоградских правоохранителей.

Правозащитное сообщество борется за освобождение Алексея Соколова и восстановление Игоря Нагавкина в наблюдательной комиссии. Многое будет зависеть от позиции руководства Общественной палаты — позволит ли оно превратить наблюдательные комиссии в очередную синекуру власти.

Повторю ещё раз — пока вся наша общественность не осознает весь ужас сложившейся ситуации, пока будут существовать концлагеря, ни о какой свободе и демократии в стране не может идти речи. Если человеческая жизнь и достоинство ничего не стоят в одной сфере, значит, они не ценятся нигде. Это — тот зародыш, из которого снова и снова будут прорастать ростки тоталитаризма, несмотря на любой внешний лоск.