План военной реформы

Слушать и плакать. Рыдать от умиления и снова слушать. Только так я могу отреагировать на пресс-конференцию начальника Генштаба Николая Макарова, аудиофайл которой был любезно размещен на сайте военного ведомства. Беспощадная констатация отставания в организации Вооруженных сил. Современная военная операция предполагает удары во всю глубину территории противника, что делает бессмысленным эшелонированное построение армейских соединений. В этих ситуациях отдельные подразделения вынуждены действовать на большом расстоянии друг от друга, что не позволяет при существовавшей дивизионной структуре обеспечивать их необходимой артиллерийской поддержкой и прикрытием ПВО.

Офицерский корпус, обреченный на вынужденное безделье из-за того, что 83 процента частей и соединений относятся к кадрированным или частям сокращенного состава, разлагается. Офицерам все равно, что происходит на службе. Летчики из-за слабой подготовки могут действовать только днем, при солнце, да и тогда «попадают мимо». Усиление частей за счет мобилизации – миф, так как уйдут недели на то, чтобы расконсервировать и привести в рабочее состояние находящуюся на складах военную технику.

Выход – в кардинальной реформе, которая не сводится лишь к сокращению 255 тысяч офицерских должностей и увольнению 205 тысяч офицеров (50 тысяч должностей вакантны). Впервые внятно и определенно сказано о том, что те 150 тысяч офицеров, которые останутся в армии, будут должны непрерывно учиться и повышать свою квалификацию. Чтобы получить новую должность, а с ней и очередную звезду офицеру будет недостаточно выслужить необходимое количество лет. Дабы сделать успешную карьеру офицер должен будет периодически повышать квалификацию в одном из десяти научно-учебных центров. На вершине образовательной пирамиды – академия Генштаба, где будут получать элитарное образование считанные единицы (16 человек в этом году вместо 120 в прошлом). В этой академии будут учиться без оценок «удовлетворительно» (троечников будут беспощадно отчислять), там будут преподавать лучшие профессора из МГИМО и Баумановского университета. В Вооруженных силах появится, наконец, институт профессиональных сержантов, которые способны остановить вал дедовщины, обрушившийся на Вооруженные силы.

О настоятельной необходимости именно таких реформ последние лет десять-пятнадцать упорно твердила жалкая кучка экспертов-маргиналов. В лучшем случае их считали чудаками-неудачниками, в худшем – агентами чуждого влияния (не просто так, мол, тыкают нам в глаза опытом презренных «пиндосов»). И вдруг в одночасье все это, вроде бы, стало государственной политикой. Остается радоваться и плакать от восторга.

Правда, есть, по меньшей мере, два вопроса, касающихся, так сказать, тактики реформ. И один, самый важный, относительно стратегии. Причем, даже не стратегии собственно военной реформы, а того, как ее успех (чем черт не шутит) может сказаться на будущем нашей страны.

Начнем с тактики. Прежде всего, совершенно непонятно, почему реформаторы упорно настаивают на сохранении призыва. При этом Макаров заявил, что мобилизационный резерв на случай войны должен составлять не более численности Вооруженных сил мирного времени, то есть около миллиона человек. Совершенно непонятно, зачем в таком случае ежегодно прогонять через армию 600 тысяч рекрутов. Ведь весь мобрезерв будет составлять в этом случае не более двух призывов.

Макаров утверждает, что каждое из соединений российской армии должно стать соединением постоянной готовности. То есть оно должно в течение часа после получения приказа быть готово выполнить любой приказ командования. Генерал Макаров – судя по тому, что он говорил – абсолютно вменяемый и рациональный человек. Остается понять, почему он полагает, что к выполнению боевой задачи будет готово соединение, где большая часть личного состава меняется каждые полгода. Или срочники, прибывающие на шесть месяцев в регулярные части, нужны лишь в качестве пушечного мяса. Не говорю о моральной стороне. Но такой подход просто нерационален. Если посчитать деньги, которые будут израсходованы на организацию призыва и обучение призывника, то те полгода, которые он будет служить в так называемых линейных частях, будут оплачены золотом. Забавно, что буквально на следующий день после пресс-конференции Макарова заместитель командующего ВДВ генерал-майор Вячеслав Борисов, выступая на «Эхо Москвы», весьма определенно описал такую практику: «Ключевые должности – экипажи, расчеты, командиры – это все должно быть профессионально. Ну, не может быть за год службы на БМД-4 механик-водитель.

Обучаться в Омске 6 месяцев или 5 месяцев, потом ехать с самого востока до Пскова – он будет ехать еще месяц, 2 недели там в поезде. Потом будет осваивать свою технику, а ему уже через 3 месяца увольняться. Ну, когда он эту машину проведет, испытает?»

Единственный логичный вывод – военное руководство уже решило отказаться от призыва. Но темнит, боясь, что потенциальные призывники разбегутся до того, как дата перехода к добровольческой армии будет объявлена официально (подозреваю, что этот подарок народу будет сделан в 2012 году – накануне президентских выборов).

Однако при этом оно лишает себя народной поддержки.

Второй вопрос – как будут увольнять тех офицеров, которые оказались не нужны Вооруженным силам. Заместитель министра Николай Панков, участвовавший в пресс-конференции Макарова, сообщил, что в этом году предстоит уволить 38 тысяч офицеров. А из 10 тысяч уже уволенных 2,5 тысячи уволены по достижении предельного возраста, 3,2 — по оргштатным мероприятиям, 1,4 — по состоянию здоровья, 400 — по собственному желанию, 900 — по невыполнению контракта. То есть не меньше четверти уволенных покинули армию без положенного социального пакета: квартиры и единовременной выплаты. Если экстраполировать эту цифру на общую численность офицеров, которые должны быть уволены, то получится 50 тысяч человек. То есть подавляющее большинство тех, кто покинет Вооруженные силы, не выслужив пенсии. При этом Панков, сославшись на собственный опыт, заявил, что офицер, который, сняв погоны, продолжит служить в Вооруженных силах в качестве гражданского чиновника, не должен претендовать на положенный ему «социальный пакет». Подозреваю, что такой «сугубо добровольный» отказ и станет главным условием того, будет ли у отставника работа в армии. Проблема лишь в том, что у замминистра Панкова квартира наверняка есть, а тот, кто уволится по собственному желанию, вынужден будет полагаться на честное слово командования, что его сохранят в очереди на получение жилья. Кстати, предстоящие массовые увольнения странным образом не увеличивают саму очередь. Макаров утверждал, что сейчас в жилье нуждаются около 90 тысяч семей, а в одобренной год назад Стратегии социального развития Вооруженных сил говорилось, что таких 122 тысячи.

Военные реформаторы спешат побыстрее, правдами и неправдами, освободиться от тех, кого считают балластом для армии. Однако, видимо, не отдают себе отчета в том, какой ущерб наносят самим реформам. Ведь непрерывность образования, концентрация офицера на постоянном самосовершенствовании должна принципиальным образом изменить его отношение к службе, побороть равнодушие. Но откуда возьмется такое отношение, если офицер, защитник Отчизны, остается совершенно бесправным существом?

И, наконец, вопрос, на который у меня, человека вполне либеральных взглядов, нет ответа. Какое влияние такая реформа может иметь для будущего страны? Отдают себе в этом отчет ее авторы или нет, но она носит вполне либеральный характер. Отказ от концепции массовой мобилизационной армии фактически разрушает основу русского милитаризма – идею, что подготовка к войне является самой главной функцией государства. А с ней подрываются и главные идеологемы путинского государства – представление о России как вечно осажденной крепости и уверенность в том, что гражданин всегда в долгу перед начальниками. Но все не так просто. Рационально, правильно устроенная армия может стать и страшной реакционной силой. Вспомним о немецком примере. Шарнхорст и Клаузевиц заложили в начале 19-го века основы современной армии. Именно им принадлежит идея о необходимости непрерывного образования офицеров. Более того, это были настоящие либералы. Шарнхорст стоял на позиции, что солдат – это гражданин в военной форме, и, стало быть, гражданские права и свободы важнее воинских уставов (спустя полтора века эта идея будет взята на вооружение бундесвером). Увы, Германия позапрошлого века к восприятию либеральных концепций готова не была. А вот рациональную организацию армии, систему подготовки офицеров восприняла успешно. И получила в результате отличную военную машину и одновременно – реакционнейшую социальную группу. Вывод очевиден – общество должно тщательнейшим образом контролировать то, чему и как будут учить офицерский корпус. Мы должны быть гарантированы от того, что учебники по истории и обществоведению будут писать очередные полковники ковалевы. Но получить такой контроль общество может, только кардинально изменив государственное устройство страны.