РПЦ идет в народ со страхом и упреком

Испуг перед обществом, современной культурой и чужой верой мешает отечественному православию в его миссионерских усилиях

Русская православная церковь под водительством патриарха Кирилла пошла в миссионерское наступление. Умелый ритор и опытный проповедник, патриарх выступает на стадионах, собирая молодежную аудиторию и пытаясь найти с ней общий язык.

Кирилл хорошо понимает, что будущее церкви зависит от того, сумеет ли она донести свое учение до нового поколения.

И верно, оставаться в культурном гетто и молиться на прошлое, вздыхая о безвозвратно ушедшей Святой Руси - тупиковый путь.

Но как представляет себе церковь то общество, которому она несет Благую весть? Слушая инвективы иных миссионеров в его адрес, понимаешь, что представления эти окрашены в весьма мрачные тона. Невольно возникает впечатление, что эти люди глядят на современные культуру и общество как на закоренелых врагов церкви, которые спят и видят, как бы ее погубить. А другие конфессии и религии представляются им коварными соперниками, только и мечтающими умыкнуть простые души и увести их в лабиринт ложных верований.

Во многом эти мрачные образы - следствие слишком долгого пребывания в том самом гетто, из которого церковь как раз и хочет вырваться. И они мало соответствуют действительности.

По большей части общество не видит в православии врага (горстка завзятых антиклерикалов не в счет). Скорее, оно относится к нему благодушно. Но это благодушие имеет отвлеченный и безразличный характер.

Да, православие - это хорошо, но в чем заключается его «хорошесть» большинство людей ответить не смогут. Или ограничатся общим местом, что Россия всегда была православной, пусть ею и остается. И это неудивительно. Потому что православные миссионеры ровно о том и говорят. Но говорят с паническими интонациями: православию, этому национальному достоянию грозит неминуемая порча. И первейшая задача церкви заключается в том, чтобы защититься от этой угрозы. Какое все это имеет отношение к реальной жизни людей, что может изменить в ней вера - подобные вполне конкретные вещи в этих потоках витийства различить крайне трудно (одно из немногих исключений - выступления патриарха). Пока благожелательный индифферентизм сохраняется. Но если личностная проповедь веры будет вновь и вновь подменяться битвой с химерами, благодушное безразличие сменится скукой, или, хуже того, неприязнью. Слишком далеки эти абстрактные страшилки от тех проблем, с которыми сталкиваются россияне.

Современная культура даже в самых радикальных своих проявлениях тоже не видит в православии врага. Более того, в отличие от большинства публики, актуальные художники испытывают живой интерес к религиозным вопросам самим по себе.

Когда художник пишет на логотипе «Кока-колы» - «Сие есть кровь моя», он нисколько не посягает на образ Спасителя.

Напротив, выступает как ярый борец с обществом потребления, которое запросто творит суррогат священного из предмета купли-продажи. Кощунствует как раз оно, а не художник. Как ни дико это прозвучит для иного ревнителя православия, художник бьется с кощунством гораздо смелее, чем он, подвергающий его работу яростному остракизму.

Если стихотворец в мрачной поэтической грезе сталкивается с собственным ангелом хранителем, который своим непотребным обликом скорее пугает, чем вдохновляет (да и ангел ли это?), стихи свидетельствует о его безжалостной внутренней честности. А вот желание ревнителей православия привычно обвинить его в сатанизме говорит об их духовной слепоте и следовании пустым стереотипам благочестия.

Нелепо бесконечно подозревать инославие в прозелитизме, попытке обманом залучить в свои сети простодушных россиян. Даже если такие вещи имеют место, не они должны определять отношения между религиями. Христианские конфессии достигнут гораздо большего на пути сотрудничества, а не чрезмерной подозрительности.

Когда православные борцы за чистоту веры набрасываются с подобными (часто беспочвенными) обвинениями на католиков и протестантов, выставляя их чуть ли не главными врагами церкви, это вызывает недоумение у самой широкой публики. И миссионерским усилиям вовсе не способствует, а только подрывает авторитет церкви.

Между тем именно католицизм первым стал успешно создавать массовые молодежные движения, а протестанты накопили большой опыт в борьбе с алкогольной и наркотической зависимостью. И гораздо продуктивнее было бы на этот опыт опереться, а не отвергать его с порога как происки нечестных конкурентов.

О скандальном выяснении отношений с нехристианскими религиями и говорить не хочется. Попытки выставить их в качестве преступных сообществ, стремящихся к наживе, а то и сборищ экстремистов, да еще и науськивать на них государство, сильно вредят церкви в ее миссионерском наступлении. Уж слишком они смахивают на доносы, до которых негоже опускаться организации, рассуждающей о незыблемых моральных принципах.

В чем же причина столь негативного взгляда на общество, культуру и чужую веру, который характерен для немалого числа людей, выдающих себя за радетелей православия? Причина одна - страх.

Именно он заставляет видеть за церковной оградой толпы врагов и недоброжелателей, которых надо сокрушать мечом истинной веры. И тратить кучу сил на битву с химерами, порожденными воспаленным воображением. Этот страх - результат невежества, но еще в большей мере неизжитой осадной психологии, которая впрямую противоречит миссионерской открытости. И, самое печальное, он выдает неуверенность в себе. Если этот испуг не будет преодолен, миссионерское наступление, предпринятое РПЦ, быстро захлебнется.