Кризис в США разовьется по сценарию России 90-х годов

Мировой экономический кризис, который де-факто начался в августе 2007 года, а как публичный фактор начал действовать с сентября 2008, пока удивительно точно «вписывается» в те теоретические рамки, которые ему были заданы российскими экономистами О.Григорьевым, А.Кобяковым и М.Хазиным на рубеже тысячелетий. Как и следует из теории, механизм стимулирования спроса за счет кредитов работал только до тех пор, пока можно было в среднесрочном масштабе снижать учетную ставку Федеральной резервной системы США, поскольку иначе рефинансирование старых кредитов за счет новых с одновременным ростом потребления просто невозможно. Разумеется, достижение абсолютного нуля тут было совершенно не обязательно, кризисные явления начали проявляться существенно раньше, но и ноль был достигнут. Как раз осенью 2008 года, что закрыло все иллюзии на тему «продолжения банкета». Для специалистов, разумеется, не для широкой публики. Но и специалисты, оказавшись под давлением мощной правительственной пропаганды (а что еще может сделать в такой ситуации любое правительство?) и того, что называется «мэйнстримовской» научной школой (см. ниже), не решились на откровенные разговоры. В результате, до сих пор практически нет серьезных обсуждений реальных последствий кризиса.

Точнее, картина несколько более сложная, но для ее описания нужно несколько слов сказать о том, как была выстроена мировая финансово-политическая элита последние десятилетия. Как уже говорилось, главным элементом стимулирования экономики с 1981 года является кредитная эмиссия. Осуществлялась она ФРС под уже выданные гражданам кредиты, причем стоимость этих кредитов все время падала. Как следствие, источником прибыли для предприятий все больше и больше становились именно кредиты, выданные потребителям их продукции. Это не только увеличивало роль финансовой системы в экономике, но и перераспределяло общий объем получаемой прибыли именно в финансовый сектор. При этом, естественно, в экономической науке все большую роль начала играть та, достаточно узкая, школа, которая основной упор в регулировании и развитии экономики делала на финансы. В период бешеного «бума» 90-х годов (которому, по большому счету, Запад обязан растаскиванием экономического наследия мировой социалистической системы) представители этой школы (либерал-монетаристы) заняли ключевые посты и в правительствах, и в основных международных экономических институтах (типа МВФ и Мирового банка), и в крупнейших частных корпорациях, особенно финансовых. Более того, официальный язык этих организаций стал откровенно монетаристским, все остальные течения экономической науки были объявлены откровенно маргинальными.

Такая скорость и успешность продвижения, в общем, достаточно неадекватного и, скорее, псевдонаучного течения (ну не считали же экономисты никогда серьезной наукой бухгалтерский учет), связана, конечно, с деньгами. Дело в том, что эмиссия не может не вызывать инфляции, однако денежные власти США никак не могли допустить, чтобы она происходила в производственном и потребительском секторах экономики. Просто потому, что цель-то была – стимулирование спроса! Хорошее бы было стимулирование, которое мгновенно обесценивалось бы инфляцией! Инструменты у властей США были – и инфляцию там сконцентрировали в финансовом секторе экономики. Как следствие, там раздувались финансовые «пузыри» (классический фондовый рынок, рынок дот-комов, рынок недвижимости, нефтяных фьючерсов и так далее), создавались новые финансовые рынки, деривативы, направленные на «связывание» избыточных денег, и так далее. С точки зрения товарных рынков (на которых цены, конечно, росли, но существенно медленнее), на финансовых образовывались сверхприбыли, которые их бенефициары могли выводить на товарные рынки. Именно за счет этого механизма образовывались скороспелые мультимиллионеры и миллиардеры.

Но с точки зрения классической экономики, прибыльность финансового сектора не может превышать прибыльности товарной экономики, поскольку прибыль-то образуется в последней! Конечный спрос, спрос потребителей, который, собственно, создает прибыль, не бывает на продукты финансового сектора, для домохозяйств акции, облигации и другие финансовые инструменты – это инструмент сбережений, а не потребления!

А значит, сложившаяся в 80-е-90-е годы финансовая элита не могла не понимать, что она просто перераспределила в свою пользу доходы от эмиссии, что сверхдоходы этих лет она получала за счет большей части населения. Последнее уже страдало от роста задолженности и еще должно было пострадать от роста инфляции, которая неминуемо должна была «прорваться» в потребительский сектор (что, отметим, и произошло в августе 2007 года).

Отказываться от невероятного счастья, колоссальных сверхдоходов, ужасно не хотелось, да это и трудно было сделать по политическим причинам: уже во времена Рейгана политическая элита США начала активно использовать монетаристскую фразеологию и свойственные этому течению причинно-следственные цепочки, а уж в эпоху Клинтона это стало обязательным ритуалом. Отказ от них неминуемо ставил перед обществом вопрос об ответственности, который очень хотелось бы перенести на как можно более дальний срок. В результате, начало кризиса все оттягивали и оттягивали, все более и более его углубляя.

И теперь самое время перейти к последствиям. Во-первых, поскольку за это время все альтернативные монетаризму экономические школы существенно захирели, а сама она, напротив, сильно расцвела, в том числе и за счет поддержки правительственных структур разных стран, реальное обсуждение причин и последствий кризиса до сих пор невозможно. Маргинализация альтернативных теорий по прежнему один из самых сильных аргументов в руках чиновников и монетарных «гуру», а триллионы долларов эмитированных денег, которыми они распоряжаются (не с полной волей, разумеется, но достаточно для того, чтобы поддержка «нужных» экономических течений на порядки превышала возможности их конкурентов) делает монетарный «язык» единственно возможным на официальном уровне.

Во-вторых, как следствие, правительства вынуждены ограничиваться крайне узким набором мер, которые, к тому же, неадекватны ситуации. А значит, кризис не только будет продолжаться существенно дольше, чем предписывает теория (3-5 лет, по аналогии с периодом экономического кризиса весны 1930 – конца 1932 года, который предшествовал «Великой» депрессии), но и будет существенно более глубоким.

В-третьих, он радикально изменит экономические механизмы, поскольку стимулирование спроса станет невозможным. Это означает, что структура конечного спроса принципиально изменится (и никто не может гарантировать, что она вернется, например, к ситуации 60-х годов), а значит, изменятся и механизмы получения прибыли и, как следствия, инвестирования. Именно это станет главной проблемой финансового сектора в период кризиса и после него: даже в ситуации, когда возможно делать прибыльные инвестиции, соответствующие институты, вооруженные устаревшим инструментарием и, главное, возглавляемые монетаристами, неминуемо будут раз за разом совершать серьезные ошибки, принося своим клиентам крупные убытки.

В-четвертых, ключевым моментом на пути выхода из кризиса станет создание альтернативных монетаризму научных экономических школ. Как мы уже отмечали выше, лидеры современного монетаризма «срослись» с бюрократической верхушкой на почве «распила» сверхприбылей (в США – образованных за счет эмиссии, в других странах – за счет продаж в США или паразитировании не тех или иных финансовых «пузырях») и рассчитывать на то, что они по доброй воле откажутся от власти и возьмут на себя ответственность за содеянное не приходится. А значит, нужно ждать углубления кризиса и готовиться к политическим методам смены экономической парадигмы.

В-пятых, как это ни странно, наилучшие перспективы в этой ситуации у России. Да, состояние экономики у нас много хуже, чем в Европе или США, но они сейчас вступили на наш путь 90-х годов и у них есть все шансы если не догнать нас (у них, все-таки, есть национальные элиты, в отличие от наших, компрадорских), то существенно к нам приблизиться. Но зато альтернативные монетаризму экономические школы у нас не просто существуют, но и активно развиваются и демонстрируют результаты, до которых на Западе еще очень и очень далеко. И есть серьезная уверенность, что именно в рамках их развития будет создана и реализована та программа, которая начнет вывод мировой экономики из кризиса.