\"Фиговый\" листок ЕГЭ

Рассуждения министра образования и науки Андрея Фурсенко по целому ряду проблем вызывают серьезные сомнения. Особенно в сопоставлении с фактами, о которых министр предпочитает умалчивать.

Так, по мнению Фурсенко, «левое» образование (то есть низкокачественное, но прикрытое фиговым листком диплома) государственные вузы дают не в меньшей степени, чем негосударственные. Столь очевидный факт скрыть уже невозможно, и министр объясняет это желанием «зарабатывать деньги», прозрачно намекая на корыстолюбие вузов в целом и взяточничество преподавателей в частности. При этом он обходит молчанием объективные причины — более глубокие, чем алчность вузовских администраторов и мздоимство нечистых на руку преподавателей.

Одна из них — крайне низкий уровень школьной подготовки. Количество абитуриентов, не знающих математики, составляет около 30%. А по заявлению бывшего министра образования Владимира Филиппова, практически половина школьников не осваивает большинство учебных дисциплин. Но «положительные» аттестаты школы выдают почти всем. Поэтому, по словам Филиппова, российские аттестаты признают только в Азии и Африке. Ситуация отражает общий стиль работы системы школьного образования. Ее беда в том, что безответственность школ и массовая фальсификация результатов обучения не только не пресекаются, но и сознательно внедряются органами управления образованием в практику.

Так, бывший начальник федеральной службы по надзору в сфере образования и науки, бывший первый заместитель министра образования Виктор Болотов в публичном выступлении заявил, что хотя 20% выпускников школ не знают математики, но «положительные аттестаты выдадим 99%». «Понятливые» школы восприняли наказ главного образовательного надзирателя, и уже на следующий год после этого выступления число математических неучей подскочило примерно в полтора раза. Это значит, что в соответствии с осознанной политикой руководства российская школьная система при численности выпускников 1-1,5 млн человек ежегодно выдает сотни тысяч заведомо недостоверных, то есть по существу фальшивых документов (аттестатов).

Бывший ректор БГТУ «Военмех» Олег Ипатов дважды заявлял, что, если бы нынешним абитуриентам были предложены на вступительных экзаменах задачи, которые давались всего лишь 8 лет назад, некого было бы брать в вузы. Теперь же некоторые ведущие технические вузы Петербурга вынуждены отменять вступительные экзамены по физике — дисциплине, без знания которой изучение технических спецкурсов может превратиться в малоосмысленную зубрежку.

Так почему же вузы все-таки набирают студентов, предпочитая количество «голов» качеству «мозгов»? Причина проста — так называемое «подушевое финансирование» вузов. Его суть заключается в том, что бюджетные средства пропорциональны числу студентов. Вот и выходит, что количество квалифицированных специалистов того или иного профиля, необходимых государству, регламентируется не организационной деятельностью государственных органов и зависит не от общественных потребностей, а определяется личной прихотью или пристрастиями абитуриентов. Абитуриент-недоучка выбирает не тот вуз, который готовит специалистов, нужных стране, а тот, куда легче поступить. Да и учиться можно не напрягаясь: ведь теперь не студент держится за вуз, а вуз вынужден ублажать студента.

Причем предшествующий опыт школьной жизни и систематические фальсификации воспитывают у молодых людей безответственность, стойкую неприязнь к труду и непоколебимую убежденность в том, что можно ничего не знать, ничего не делать — «трояк» все равно получишь. А лихие взяточники-«препы» вовсю наживаются на сочетании нестабильности положения, в которое поставлены вузы, и неуютности, которую несложно организовать студенту-неучу, заставляя его многократно пересдавать зачеты, контрольные работы, экзамены.

Так что аргументы Фурсенко, указывающие только на порочность и лихоимство вузов, но тщательно скрывающие губительную для всего общественного образования деятельность управляющих структур — лукавство. «Система образования длительное время методично разрушалась и в итоге была почти полностью разрушена», — заявляет министр. С таким выводом невозможно не согласиться. Он очевиден каждому, кто не безразличен к интеллектуальной и нравственной сторонам жизни общества. Но кем система разрушалась, и кто виноват?

Лет восемь назад на развитие образования (впервые в истории России) было выделено средств больше, чем на нужды обороны.

Но как и на что «утекли» эти деньги? По Фурсенко выходит, что кто-то методично использовал их для уничтожения интеллектуального потенциала страны. За общее состояние дел в стране, в частности, в образовании, несет ответственность президент. Свои полномочия в области образования он делегирует Министерству образования. Президентом страны восемь лет был Владимир Путин, но не он распоряжался «образовательными» деньгами. Большие средства были выделены на реализацию национального проекта «Образование» — как одного из четырех важнейших направлений деятельности государства. До вступления в должность президента курировал этот нацпроект Дмитрий Медведев. Но распоряжалось этими деньгами опять-таки Минобразования, которое в это время уже возглавлял Фурсенко. Круг замкнулся…

Министр в свою очередь заявляет, что с появлением ЕГЭ «очевидное» стало явным, и надеется подобной мерой реанимировать образование. Конечно, объективный, свободный от своекорыстной заинтересованности экзаменаторов способ контроля необходим. И ЕГЭ как тестовый метод, продуманный, разработанный профессионалами высокого класса — педагогами, психологами, юристами, врачами, менеджерами, специалистами спецслужб, мог бы стать очень хорошим инструментом контроля качества работы школы, но не ученика. Фурсенко справедливо подчеркивает, что оценка, даваемая ЕГЭ, является «внешней» по отношению к школе. «Внешней как по отношению к тем, кто учит, так и по отношению к тем, кто собирается воспользоваться результатами». Но при этом он умалчивает о том, что окончательную, действительно объективную оценку знаний каждого отдельного выпускника дает потребитель «продукции» — вузы, техникумы, производство, армия.

Уже хотя бы поэтому ЕГЭ не может быть «входным билетом» в вуз. Ведь понятно, что требования к объему и глубине знаний одного и того же предмета различны в разнопрофильных вузах. Например, знания физики, оцениваемые как отличные в Институте сервиса и экономики, при поступлении в Политехнический университет могут быть сочтены всего лишь удовлетворительными. А в том виде, в каком ЕГЭ внедряется в практику сейчас, он оказывается «внешним» не только по отношению к школе, но и по отношению к «потребителям», мнение которых просто-напросто игнорируется.

Кстати, и объективность самой оценки знаний выпускников с помощью ЕГЭ, организуемого чиновничьей системой по чиновничьим принципам, вызывает сомнения, если принять во внимание то, что начальник Рособрнадзора объясняет провальные результаты по математике излишней «сложностью» ЕГЭ. Зная общее положение дел с образованием, нацеленным не на получение положительного результата, а на представление отчета с «положительными показателями успеваемости», нетрудно предвидеть, что альтернативные ответы в тестах будут составлены таким образом, чтобы выбор правильного варианта даже полным неучем был гарантирован. Например, среди вариантов ответа на вопрос, чему равно дважды два — помимо очевидной «четверки» — могут фигурировать цифры: «двадцать два», «единица», «девяносто семь» и «минус восемь».

Обязательный контроль посредством ЕГЭ производится только по двум дисциплинам. Способ оценки уровня подготовки школьников по остальным учебным предметам остается прежним, то есть, вопреки рассуждениям «рулевого» системы образования, массовая фальсификация результатов сохранится, и легкое припудривание посредством двухпредметного ЕГЭ не изменит неблаговидного облика школьной системы. Более того, насаждаемый чиновниками способ контроля убивает само понятие общего образования и образованности.

Но с одним из утверждений министра невозможно не согласиться: «Учителя в массе своей разучились учить, а школьники — учиться. Это объективная ситуация, и она гораздо более сложна и страшна». Хватит ли ему мужества повторить сказанное на будущий год, который будет объявлен Годом учителя? Сумеет ли он не встроить свой голос в слащавый поток словесной патоки, которой будут лицемерно обмазывать «самоотверженных тружеников», представителей благородной профессии, сеятелей «разумного, доброго, вечного»…