Дело Хлебникова. Заметки о российском судопроизводстве

Три года прошло с того дня, когда судом было вынесено решение по делу об убийстве П. Хлебникова. Убийц оправдали. Я участвовал в этом процессе. По-моему, это было позорное решение. Я до сих пор задаю себе вопрос: можно ли было что-то сделать по-другому, чтоб предотвратить то, что случилось 5 мая (формально - 6 мая) 2006 года?

Предыстория. О мотивации

В советские времена на улицах не было рекламы в том виде, как мы это знаем сейчас. Тогда на щитах красовались красные флаги с силуэтами излишне мужественных рабочих и работниц и со всякими лозунгами... ну что-то типа «Народ и партия едины!» и т.п. Мне почему-то запомнился такой: «Каждый советский человек должен иметь активную жизненную (возможно, вместо «жизненной» следовало употребить «гражданскую») позицию». Тогда для меня это был пустой звук. В те времена официально политика сводилась к «визитам товарища Брежнева в ...ляндию» и «вестям с полей». Лишь изредка в «Литературной газете» проскакивали проблемные статьи на криминальную тему, которые становились предметом жаркого обсуждения в обществе. За каким чёртом советской власти понадобились «люди с активной гражданской позицией»? До сих пор не понимаю. Ведь именно «люди с активной гражданской позицией» в конце 80-х и начале 90-х похоронили советскую власть. Ну да не в этом дело.

До 1998 года моя «активная позиция» заключалась в том, что я ходил на выборы и своим голосованием поддерживал ту или иную партию, того или иного кандидата (правда, был ещё август 91-го и октябрь 93-го... но это не в счёт). Незадолго до августовского дефолта 98-го года я купил квартиру в лужковской новостройке.

Наверно, мне сильно не повезло с выбором дома. Я заплатил за свою квартиру ... тысяч долларов, но в доме не работали лифты, не было воды, вокруг дома громоздились кучи мусора, в которых копошились жирные крысы.

Я покупал квартиру у ГУПа при московской мэрии. Когда мне выдавали ключи, то так, между прочим, посоветовали побыстрей поставить металлическую дверь «во избежание вселения посторонних лиц». Вот так номер! Это почему же так?! Оказалось, что компания, которая заложила фундамент моего дома, «кинула» людей, которые инвестировали в его строительство на стадии котлована... (Здесь уместно задать вопрос: и как это всё связано с заявленной темой? Отвечу: это объясняет мою мотивацию - почему я вообще оказался в стенах суда.)

Мою квартиру никто не занял. Но безобразия, которые творились в нашем доме, множились с каждым днём. Кражи с электрощитков, загаженные подъезды, подростки с пивом и шприцами на чёрной лестнице... много чего ещё. И всё это на фоне полнейшего равнодушия местных властей.

Довольно быстро наши жители стали поневоле самоорганизовываться, так как быстро пришло понимание того, что, кроме нас самих, нам никто не поможет. Но в каких-то вопросах нам просто необходима была помощь властей. Но власть всякий раз представала в образе равнодушного чиновника, который как будто специально был посажен на своё место, чтоб не помогать, а вредить нам.

Вот так формировалась моя активная жизненная позиция - в понимании того, что моя активность пропорциональна уровню качества жизни, которую я создаю вокруг себя. Я преследовал каждый раз свои личные цели, но так как они сопрягались с интересами других людей, то возникала вот такая интересная связка, которая, видимо, и подразумевает то, что называют звучно «гражданским обществом».

Гражданская активность, по-моему, неизбежно приводит человека к тому, что он начинает пытаться влиять на власть в силу, разумеется, своих скромных способностей. То есть человек сознаёт, что если он может в принципе на что-то повлиять, то решается действовать.

Письмо. Завершение несколько занудного рассказа о мотивации

В декабре 2005 года я получил письмо из Московского городского суда, в котором говорилось, что путём случайной выборки я попал в списки кандидатов в присяжные заседатели и меня приглашают посетить суд для предварительного собеседования. Я поначалу воспринял это письмо как шутку... или как иезуитский замысел чиновников, которые решили таким оригинальным образом отвлечь меня от местных проблем. Но довольно быстро я пришёл к мысли, что не стоит разводить излишнюю паранойю, да и к тому же вряд ли наши чиновники способны на столь тонкие ходы. Поэтому, откинув «теорию заговора», мне предстояло решить - идти в суд или не идти?

По моему мнению, у нас граждане имеют две крупные возможности повлиять на власть - на выборах и в судах. Ну, что у нас произошло с выборами, наверно, рассказывать не надо. И так все знают. А что с судом? Здесь тоже, наверно, рассказы будут лишними, так как все знают такое понятие, как «басманный суд».

Я тем не менее принял решение пойти в суд. При этом я решил для себя, что я делаю этот шаг, потому что я реально смогу на что-то повлиять (на что - я тогда не знал; я не имел ни малейшего представления, в каком процессе мне придётся участвовать), и главное - если я увижу хотя бы малейшие признаки этого самого «басманного правосудия», то я сделаю всё, чтоб разрушить это гадкое явление в том деле, в котором я приму участие.

В назначенный день я собрался и пришёл в суд.

Собеседование

Где-то в подвале городского суда есть просторный зал. В нём собралось около сотни людей. Секретарь суда быстро объяснила аудитории, в чём заключаются функции присяжного заседателя и какое вознаграждение за это полагается. Ответила на вопросы. После чего всем были розданы анкеты, в которых надо было указать простейшую информацию о себе и отметить, в процессе какой длительности мы согласны участвовать. Я - «вольный каменщик», поэтому сделал отметку напротив «длительного процесса». С этого момента я стал кандидатом в присяжные заседатели.

Отбор

Сразу после Нового года, к моему несказанному удивлению, мне позвонили из суда и пригласили пройти отбор, предупредив, что процесс будет длительным, от одного до двух месяцев. Я подтвердил своё согласие. И в назначенный день явился в суд.

У меня осталось впечатление томительного ожидания от того дня. Кандидаты собрались в одном из пустующих залов суда, им раздали беджи с номерами. Всё это происходило рано утром. А потом до середины дня мы изнывали от безделья. То, что процесс будет нетривиальным, я понял, когда возле зала появились адвокаты. Собственно сам судебный процесс, как оказалось, уже происходил в одном из соседних залов, около которого собралась кучка журналистов. Они бросились к адвокатам, которые вышли на перерыв.

Адвокаты были одеты в дорогие костюмы (это сразу бросилось мне в глаза), из чего я заключил, что под судом, видимо, весьма влиятельные персоны.

Волновался ли я? Ну в общем не без того. Хотя коленки не дрожали. Другие кандидаты выглядели по-разному - кто-то был очень бледен, кто-то нарочито громко смеялся... в общем, нервозность у каждого проявлялась по-своему.

Наконец нас пригласили в зал, где должен был состояться отбор присяжных.

Процедура отбора заключалась в том, что судья, председательствующий на процессе, повторил стандартные фразы по поводу функций присяжных и стал задавать вопросы, чтоб выяснить у присутствующих, есть ли у них какие-то предубеждения в отношении правосудия как такового. Здесь имеется в виду вот что - имеет ли человек какие-то религиозные убеждения, которые могут повлиять на его позицию при решении о виновности подсудимых; служба в правоохранительных органах и тому подобное. Те из нас, кто считал нужным ответить на тот или иной вопрос судьи, обвинителя и адвокатов положительно, поднимались, после чего им предлагалось пройти к кафедре судьи, чтоб переговорить с ним и со сторонами в процессе.

В конечном счёте прокурор и адвокаты сформировали список из 12 основных присяжных и 5 запасных. Он был прочитан судьёй. Моя фамилия была названа в числе 12 основных заседателей.

Избранники были приглашены на специально отведённое для этого место за барьером, а остальных попросили очистить зал.

С этого момента начался процесс.

Процесс. Начало

Процесс начался с того, что коллегии присяжных судья предложил избрать старшину. Мы ушли в смежную с залом суда комнату, которая нам теперь была отведена до момента вынесения вердикта. Коллегия состояла из 11 женщин и 6 мужчин. Все были старше 30 лет. Среди женщин трое были очевидно моложе остальных, среди мужчин также трое были очевидно моложе остальных. Самый старший из мужчин вызвался исполнять обязанности старшины.

Собственно, у старшины каких-то особых полномочий нет. Разве что ему поручается в день вынесения вердикта получить опросный лист от судьи и в конечном счёте прочитать решение присяжных.

Ещё одна обязательная процедура, через которую мы прошли в первый день, - это подписка о неразглашении материалов дела и тайны совещательной комнаты. Эта подписка запрещает мне разглашать информацию, которую я в избытке получил в ходе суда, а также запрещает мне разглашать то, что происходило в коллегии присяжных за закрытой дверью совещательной комнаты. Поэтому в дальнейшем повествовании я не могу и не буду называть имена, а также некоторые события будут некоторым образом зашифрованы, но тем не менее постараюсь сделать рассказ живым и содержательным.

Действующие лица

Подсудимые: Дукузов, Вахаев, Садрединов.

Судья - Усов.

Обвинитель - Шохин.

Пострадавшие: Пичугин, супруга Я. Сергунина, адвокаты семьи Хлебникова - Масленникова, Горбачёв.

Защитники обвиняемых - Коблев, Липцер, Заколюжный, Коротков, Хасанов, Журавлёв.

Присяжные заседатели (кличка каждому дана мной по произвольному признаку):
1. Дзюдоистка.
2. Я.
3. Блондинка.
4. Дворничиха.
5. Молчун.
6. Старшина.
7. Престарелая активистка.
8. Тренер.
9. Мамка.
10. Завуч.
11. Медсестра на пенсии.
12. Лечебница.
13. Официантка (запасная).
14. Прокурорша (запасная).
15. Слесарь (запасной).
16. Великовозрастный студент (запасной).
17. Интеллигентка (запасная).
Ах да, ещё секретарь суда - просто Лена.

Процесс. Процедура

Присяжные судят только фактическую сторону дела, т.е. им представляются факты, непосредственно касающиеся совершённого преступления. Личностные оценки подсудимых и их мотивация, не касающаяся непосредственно фактов, относящихся к преступлению, присяжными не рассматриваются. Также присяжные избавлены от разбирательств в процессуальных тонкостях. Если в ходе суда между сторонами возникают процессуальные споры (т.е. споры о процедуре), то присяжные удаляются из зала и ждут в комнате для присяжных, пока судья не пригласит их обратно.

В ходе процесса присяжный не имеет права издавать какие-либо звуки. Он просто сидит и слушает. Можно делать записи. Для этого секретарь суда снабжает каждого блокнотом и ручкой. Можно подавать записки судье через секретаря. Можно задавать вопросы свидетелям, экспертам и подсудимым в письменном виде. Их озвучивает судья.

Все обсуждения по сути дела должны происходить только в совещательной комнате. За дверями совещательной комнаты всякие разговоры о содержании процесса запрещены. Нарушение этих правил может привести к тому, что коллегия присяжных прекратит свои полномочия, а вынесенный ею вердикт будет отменён.

По зданию суда коллегию присяжных выводят в сопровождении судебного пристава или секретаря суда. Это делается для того, чтоб избежать контактов присяжных с заинтересованными лицами. Однако за дверями суда присяжные предоставлены сами себе (к слову сказать, здание городского суда расположено примерно в 10 минутах ходьбы от станции метро «Преображенская»; переулок, ведущий от метро к суду, пустынный и довольно глухой). Присяжные после завершения очередного заседания разбредаются кто куда.

На первом заседании судья напоминает коллегии, что присяжные не вправе собирать какую-либо информацию о процессе из газет, ТВ, радио и интернета.

Насколько я понял, в комнату для присяжных могут заходить только присяжные и секретарь суда. Секретарь приходит, чтоб решить всякие организационные вопросы, обеспечить нас писчими принадлежностями и т.п.

Каждое утро на пороге комнаты возникает судья для того, чтоб поздороваться. Также он возникает и в некоторые «критические» моменты процесса для того, чтоб сделать какие-то комментарии. Правда, каждый раз он это делает с оглядкой через плечо, убедившись, что зал заседания пуст. Из этого можно сделать вывод, что эти действия судьи носят «не совсем формальный характер» и, скорей всего, не приветствуются законом.

Пожалуй, это всё, что можно сказать о процедуре.

Процесс. Эпизод

Декабрь 1997 года. Москва. Престарелая мать и её сын готовятся к встрече Нового года. Они едут на машине сына по городу, чтоб купить подарки. Рубли у них заканчиваются. Поэтому они заходят в обменник и меняют 300 долларов. Едут дальше. Потом направляются домой.

От обменника им на хвост садятся двое и преследуют ничего не подозревающую семью по улицам города.

Мать и сын подъезжают к дому. Паркуют машину и поднимаются по лестнице в подъезд. Вызывают лифт. Лифт медленно спускается и открывает свои двери.

В этот момент в подъезд входят двое и подбегают к дверям лифта.

Мать и сын заходят в лифт. Кабина тесная и довольно хорошо освещена.

Преследователи втискиваются в лифт, и один из них отработанным боксёрским ударом бьёт в лицо сына. Тот с рассечённым лбом сползает на пол. Другой преступник, угрожая ножом, отбирает у матери сумку. Всё это происходит, что называется, лицо в лицо. Преступники не скрываются под масками. Расстояние между жертвами и бандитами измеряется считанными сантиметрами при довольно ярком свете лифтовой лампы.

Разбой завершается в одно мгновенье. Бандиты выбегают из лифта и покидают подъезд. Мать и посланный в нокаут сын поднимаются к дверям своей квартиры. Их встречает отец и младший сын. Один немедленно вызывает милицию, а другой спускается в подъезд и выглядывает на улицу. Но бандиты уже скрылись.

Отделение недалеко от дома, поэтому милиция прибывает через несколько минут. Оперуполномоченный снимает показания у пострадавших. Другие милиционеры осматривают место преступления. К своему несказанному удивлению, один из милиционеров находит на полу около лифта среди разбросанных рекламных листков документ. Это регистрация иногороднего гражданина в городе Москве. На документе наклеена прекрасного качества цветная фотография владельца регистрации. Её показывают жертвам разбоя. Мать без колебаний опознаёт одного из нападавших. Того, который ударил её сына в лицо.

Милиция ведёт проверку по найденному документу и отправляет наряд по указанному в нём адресу. Там живёт миловидная молодая чеченка, которая узнаёт на фотографии своего мужа. Правда, она добавляет, что он недавно звонил и сказал, что не вернётся домой. Милиция уезжает.

Розыск по горячим следам не приводит к поимке преступника, поэтому милиция привычно засовывает дело под сукно.

Когда мать вошла в зал суда и судья спросил её, узнаёт ли она кого-либо из подсудимых, то женщина без колебаний указала на одного них. При этом она добавила, что на всю жизнь запомнила глаза грабителя. Это были очень красивые глаза и красивое лицо, но это были жестокие глаза.

Суд. Мотивация судьи

Как люди составляют суждение о чем-либо? Обычно они не задумываются над этим. Процесс установления причинно-следственной связи происходит автоматически. Но когда дело касается важных вещей, то требуется чёткая формализация. Я приучен к этому торговлей на бирже. Если у человека есть ясные критерии оценок, то ему понятно, по каким причинам он совершает ту или иную сделку и как он собирается управляться с этой сделкой в дальнейшем. Если критериев нет, то действия приобретают хаотический характер и всецело подчиняются эмоциональному фактору. Это плохо. Эмоции - плохой советчик. Всё-таки лучше действовать строго рационально... хотя это довольно трудная задача.

Я внутренне вынес не подлежащий сомнению обвинительный вердикт по вышеизложенному эпизоду одному из обвиняемых по следующим мотивам: 1) он имел глупость потерять на месте преступления свой документ; 2) его опознала жертва преступления, которая имела все необходимые условия (освещение и ограниченное пространство; непосредственный зрительный контакт), чтоб разглядеть грабителя; 3) этот документ действительно принадлежал подсудимому, т.к. это подтвердила его жена; 4) после разбоя и визита милиции к ней подсудимый больше не появлялся у ней в квартире.

Процесс. Взгляд изнутри. Сегментация коллектива

Говорят, что присяжные судят сердцем, т.е. под влиянием эмоций. Возможно, в этом есть доля правды.

Говорят, что среди присяжных в коллегии выделяется лидер, который навязывает свою точку зрения остальным или, во всяком случае, оказывает серьёзное воздействие на мнение остальных. Возможно, и в этом есть доля истины.

У меня есть навык ещё со студенческой скамьи - я всё записываю. Когда пишешь, то тренируется зрительная и т.н. тактильная (стереоскопическая) память. Поэтому когда секретарь суда сказала, что процесс будет длительным и объём информации большим, то я решил всё происходящее подробно фиксировать на бумаге.

Потом, когда процесс закончился, я подсчитал, что в ходе суда были заслушаны показания около сотни свидетелей, десяток экспертов и были продемонстрированы несколько сотен документов в качестве доказательств.

Как в этом можно разобраться, не ведя записей?

Удивительно то, что, кроме меня, записи среди присяжных вели два-три человека. Остальные делали вид, что записывают, а на самом деле рисовали узоры в блокнотах.

Ещё один удивительный факт - я уже писал о том, что присяжные могут задавать вопросы записками, - у меня возникали вопросы по большинству эпизодов, и я подавал судье одну за другой записки с вопросами. У него была специальная папочка для этого заведена. К концу процесса она довольно заметно распухла. Так вот, кроме меня, вопросы почти никто не задавал. Я даже как-то спросил остальных: «А почему вы не задаёте вопросы? Вам что, всё ясно?!» После этого некоторые из них изредка стали посылать записки.

Что ещё удивительно - это оставило у меня особенно неприятный осадок, - в комнате присяжных, когда мы собирались и коротали время, когда нас удаляли из зала, совершенно не ощущалось, что мы участвуем в чём-то важном и очень трагическом. Ведь в деле фигурировали два убитых человека, ещё одного бандиты пытались убить, но по случайному стечению обстоятельств у них это не вышло... В комнате присяжных обсуждалось что угодно, но совсем редко разговор заходил о сути дела. Это касается именно коллективного обсуждения. Небольшие группки, на которые разбилась коллегия, внутри себя вели обсуждение, но «посторонние» к этим дискуссиям не допускались.

Вообще интересно, что в нашем случае коллектив разбился на несколько групп. Первая пара групп разделилась по половому признаку - женщины предпочитали кучковаться отдельно от мужчин. Мужчины тоже разделились на две более мелкие подгруппы - по признаку курения: курящие и некурящие. Женщины разделились на три подгруппы: более молодые; более пожилые; кулинарно-лечебная подгруппа.

Явного лидера среди нас не было, хотя отдельные личности, разумеется, заявляли претензии, но группа в целом не поддержала ни одного из претендентов. Зато к концу процесса выяснилось, что есть неявный лидер, который (верней сказать, которая) сыграл роковую роль в его исходе.

В начале процесса доминирующим настроением в коллегии было такое: нам всё ясно! На скамье подсудимых сидят гады, которых расстрелять мало! Об объективности и непредвзятости здесь и речи не было.

Вообще, я думаю, что главное качество, которым должен обладать судья, - это непредвзятость. Если к этому добавляется честность, то суд становится и законным, и справедливым. Судить непредвзято - значит судить без эмоций. Есть факты и закон, и есть здравый смысл и жизненный опыт. В общем, я думаю, что дополнительная формализация не требуется, понятно, о чём идёт речь.

Это в детективах Агаты Кристи выстраивается чёткая логическая цепочка, которая ведёт от преступника к жертве и которая подтверждается уликами, оставленными убийцей на месте преступления. Авторская мысль никогда не оставляет и тени сомнений в том, что именно этот человек виновен. В жизни это не всегда так. Здесь особую роль играет доверие к правоохранительной системе. Именно поэтому Агата Кристи ставит в центр своих романов людей, непосредственно не работающих в полиции. Мы не должны сомневаться в их беспристрастности.

Наши граждане в подавляющем своём большинстве осведомлены о тех безобразиях, которые творятся в милиции, прокуратуре и судах. Пытки, возбуждение дел против заведомо невиновных, приговоры по звонку... и взятки, взятки, взятки. В этих условиях трудно требовать от людей, чтоб они верили в то, что утверждают люди в серых или синих мундирах, а также в чёрных мантиях. Это недоверие ко всему государству по большому счёту разрушительным образом воздействует на общество в целом, так как если мы имеем суд, которому нельзя доверять, то в обществе рождается самосуд (бандитские и ментовские «крыши» - это разновидность самосуда, по-моему).