ЕГЭ - результат развала российского образования

Также это отказ от вековых традиций отечественного образования и очередное поражение в холодной войне. Выгоден ЕГЭ в первую очередь американцам и другим врагам. Они финансировали тех, кто развалили великую страну и продолжают разворовывать остатки. Когда-то весь мир восхищался нашим образованием. В любой стране русский человек находил себе применение и выдерживал самую вопиющую, самую несправедливую конкуренцию. Но это всё в прошлом. Злые ветры перемен занесли чуждую нам новую бюрократию, которая удумала лишить выпускников радости общения с экзаменаторами и романтических абитуриентских переживаний, а преподавателей - возможности применить на практике свой бесценный педагогический опыт. Университет превращается в тупое продолжение общеобразовательной школы. Появляется новая влиятельная прослойка, не имеющая никакого отношения к науке и образованию, - составители немыслимых тестов и невесть откуда взявшиеся эксперты. Да мало ли ещё чего. Беда не приходит одна.

Конечно, исковое заявление не содержало культурных и геополитических обобщений. Не тот жанр. Проблема сводилась к тому, что ЕГЭ опирается на государственные стандарты в сфере образования, а они до сих пор не приняты. Следовательно, требования, согласно которым сформулированы тестовые задания, исключительно произвольны и законных оснований не имеют. Нельзя не признать, что составителей ЕГЭ поймали на слове. Другое дело, что любые основания так или иначе конвенциональны, и от того, что какие-то из них оказываются легитимными, «по сути» ничего не меняется. Претензии же к ЕГЭ как раз не формальные, а сущностные. Протестный дискурс не только апеллирует к традиции и предсказывает растрату символического капитала, но и предостерегает о заведомой коррумпированности ЕГЭ. Здесь есть своя паранойяльная логика: если раньше форпостом коррупции была приёмная комиссия вуза, то теперь им станет (или уже стал) группа товарищей, сертифицирующая результаты выпускников. Кто-то непременно стоит в дверях и пропускает - кого по билетам, кого за деньги в карман. Таков неписаный закон. Как с милицией, например. Или с налоговыми органами.
В 1997 году я переехал в Петербург из Тарту, где незадолго до того закончил университет. Как выяснилось, я учился в исключительно девственной обстановке. На моей памяти был один эпизод, когда сын одного известного таллинского адвоката впал в агрессию на почве неудачных вступительных испытаний и грозил, что папа всех купит. Спустя какое-то время приехал папа на джипе, взял сына за ухо и брезгливо повёз в частный колледж. Смеялся весь город. Благо маленький. В Питере всё было по-взрослому. Я узнал, что летний заработок ряда коллег-аспирантов состоит из гонораров за вступительные сочинения. Делалось это так. Исполнитель сдавал документы вместе с заказчиком и писал с ним в одной аудитории. Работа, подписанная фамилией заказчика, получала оплаченную пятёрку. Исполнитель радостно вылетал с деньгами. В зависимости от возможностей заказчика можно было подстраховаться своим человеком в приёмной комиссии. Это стоило дороже тех 300 долларов, которые стандартно полагались за сочинение. За лето можно было подать документы в несколько вузов и слупить больше тысячи. По тем временам это были внушительные деньги. Как в любом бизнесе, работой обеспечивали посредники. Это были люди из вузовской администрации - представители новой элиты, не знавшие, что такое те же три сотни в месяц за 30 часов лекций в неделю. Одна такая административная дама, безжалостно обесцвеченная и накрашенная обладательница шикарного зада, наиболее распространённого среди работниц паспортно-визовой службы, имела протяжённую квартиру на Литейном проспекте и ездила на белом «БМВ».

Она была из тех способных студенток, что быстро становятся вдовами пожилых профессоров. Дама стыковала спрос и предложение по всему филфаку, где главный доход приносили престижные иностранные отделения. Впрочем, бывало, что ради беспросветного места в русской группе обезумевшие родители продавали дачи, машины, квартиры... и всё равно могли «не поступить» своего ребёнка.

В тот самый год по деньгам лидировал престижный петербургский юрфак, стоивший 12 тыс. долларов США (однокомнатная квартира в центре стоила 35). Это был всего лишь единовременный транш для подкупа приёмной комиссии. После этого абитуриент мог претендовать на участие в конкурсе. Если поступающий был никем, это ничего не гарантировало. Шансы возрастали, если в течение всего последнего класса будущий абитуриент готовился к поступлению у того же преподавателя, который будет принимать вступительные экзамены. Занятие в группе у такого репетитора стоило, понятное дело, в несколько раз дороже, чем индивидуальные часы у какого-нибудь заслуженного, но совершенно бесполезного учителя с многолетней репутацией. По окончании группового изнасилования преподаватель-ключник извещал о следующем этапе приближения к студенческой скамье: теперь удвоенная сумма того, что вы мне принесли за этот год, - и милости просим в конкурс. Хотите вне конкурса - рассмотрим варианты. Спасения от этого не было. Преподаватели если не разбегались, то работали кто по привычке, кто из упрямства, чтобы не опускаться. Учились только те, кто хотели этого, вопреки здравому смыслу. Остальные формировали стандарт распространённого ныне отношения к студенческой жизни: пару раз за семестр поспал на лекции у какого-то обсыпанного перхотью придурка, скачал с Сети реферат - и «оторвись с друзьями!».

Любая инициатива наказуема. Возможно даже, что ЕГЭ нравится только министру Фурсенко и тем, кому он заказал всё это придумать. Проще всего зажмуриться и не замечать катастрофу, которая уже успела постичь отечественное образование. Во всяком случае, гуманитарное. Оно ведь так ценит свои традиции, что даже одному иностранному языку не в состоянии выучить. Торжество так называемого человеческого фактора привело к тому, что ещё в советское время вузы практически перестали заниматься исследовательской работой. Ведущие библиотеки страны не имеют права называться научными - в них отсутствует элементарная классика, не говоря уже об актуальных разработках. И всё это - следствие обыкновенного разврата, чувства безнаказанности и потери самоконтроля. Из-за чего и милиция никого не охраняет, и медицина лечит, только если очень захочет (а сможет ли - тоже вопрос). Когда скотство становится нормой, очень трудно вернуться в человеческое состояние. А главное - не хочется. В луже - оно уютнее. ЕГЭ не обязан вытаскивать увязшее образование, это не более чем далёкие следствия. Но это заявка на гарантию, которую раньше можно было только купить. Такова трудная и неудобная неизбежность. В противном случае надо заявить об отмене Уголовного кодекса, если уж милиция не справляется. Причём желательно обратиться с этой инициативой в Страсбургский суд. Там очень обрадуются подмене понятий. Тоже ведь враги как-никак.