Российская милиция сегодня — это карательный орган

Майор Евсюков не исключение, а серийный продукт. Преступления, подобные расстрелу в московском супермаркете, будут повторяться до тех пор, пока мы не изменим сами принципы строительства правоохранительной системы.

В ночь с 26 на 27 апреля в московском супермаркете «Остров» начальник ОВД «Царицыно» майор Денис Евсюков устроил беспричинную стрельбу. Погибли трое человек, шестеро были ранены. Как выяснилось впоследствии, стрелял майор из пистолета, находящегося в розыске.

Сразу после расстрела в магазине своих постов лишились начальник УВД Южного округа столицы и три его заместителя, чуть позже указом президента был отстранен от занимаемой должности руководитель московской милиции Владимир Пронин. Министр внутренних дел Рашид Нургалиев пообещал, что МВД будет «решительно избавляться от тех, кто позорит звание российского милиционера».

Дело майора Евсюкова — самый резонансный, но далеко не единственный случай, когда подобное преступление совершает человек в милицейских погонах. Расстрелы родственников, друзей, знакомых и незнакомых людей происходили и раньше, причем с завидной регулярностью. В 2001 году челябинский оперативник Александр Чоботов расстрелял прямо на улице четвертых прохожих. Две девушки 15 и 19 лет и 16−летний мальчик скончались на месте. В 2002 году пьяный сотрудник ГИБДД капитан Семидовский из ружья расстрелял 14 человек, из которых четверо погибли на месте. Дело происходило в селе Ярославка Приморского края. В 2005 году в Кемерове был арестован бывший начальник Кузбасского УВД на транспорте, генерал-майор милиции в отставке Юрий Леточных. Он устроил стрельбу из наградного оружия, убив при этом одного человека. В сентябре 2007 года оперуполномоченный ОВД по Рудничному району города Кемерово сначала застрелил повздорившего с ним на дороге водителя, а потом, управляя автомобилем, сбил насмерть двух девушек 1991 и 1990 годов рождения. Пострадавшие скончались. В начале 2007 года дагестанский милиционер, офицер ГИБДД после скандала с женой бросил в одну из комнат своего дома две ручные гранаты, а затем открыл стрельбу из ружья. Жена и дочь были убиты, сын, зять и вторая дочь — ранены. В итоге зять разбушевавшегося офицера, также милиционер, застрелил тестя из табельного пистолета. В 2008 году скандальная история случилась с бывшим начальник ГУВД Москвы Виктором Швидкиным. Генерал-лейтенант Швидкин у подъезда собственного дома открыл стрельбу из наградного пистолета по молодежной компании.

Бывший глава московского ГУВД Пронин сразу после расстрела в супермаркете «Остров» назвал майора Евсюкова хорошим профессионалом и объяснил его действия нервным срывом, вызванным большой загруженностью на работе. В этом трудно было не усмотреть попытку выгородить подчиненного. Тем более сразу после преступления стало известно, что 27 апреля Евсюков праздновал свой день рождения, причем отнюдь не на рабочем месте. Примеров, когда милиционеры уходили от ответственности за совершенные ими правонарушения и проступки, предостаточно. Их начальство кровно заинтересовано в том, чтобы замять любые скандальные инциденты. Практика работы милиции — как и всех прочих силовых структур — такова, что, если расследовать подобные происшествия законным путем и наказывать виновных, первым делом достанется тому, кто не положил дело под сукно.

Да и что мы только о милиции. Сотрудники прокуратуры, участвующие в скинхедских организациях, или пьяные сотрудники ФСБ, швыряющие ресторанные столики в прибывший их утихомиривать наряд милиции, — тоже не редкость. И такие истории также предпочитают заминать.

Больше милиции, меньше доверия

В 2008 году, по данным фонда «Общественное мнение», милиции и правоохранительным органам в целом доверяли 27%, не доверяли 55% российских граждан. В США полиции доверяют 66% населения, в Германии — 75%, в Италии — 71%, в Испании — 59%, во Франции — 55%.

В Германии, США и Японии на одного полицейского приходится от 410 до 460 жителей страны, в Израиле, находящемся в состоянии постоянной войны с терроризмом, этот показатель составляет 1 к 240. Один российский милиционер приходится на 172 гражданина. Общая численность милиции — 821 тыс. человек. А всего у нас около 2 млн человек под погонами, ответственных за внутреннюю безопасность.

Милиции в России очень много, но милиции в России не хватает. По данным собеседника «Эксперта» из Главного управления кадров МВД, в некоторых подразделениях Москвы и Подмосковья недобор составляет до 50–70% личного состава. Пользователи милицейского интернет-портала Police-club.ru приводят схожие цифры по другим регионам.

Недобор объясняется просто. Обычный охранник в Москве и других крупных городах зарабатывает 30–50 тыс. рублей в месяц при фиксированном графике работы. Лейтенант милиции — 12–15 тыс. рублей при ненормированном рабочем дне. «При необходимости сотрудники милиции могут быть привлечены к выполнению служебных обязанностей сверх установленного времени (40−часовая рабочая неделя по КЗОТу. — “Эксперт”), а также в ночное время, в выходные и праздничные дни», — гласит часть 1 статьи 20 Закона о милиции. Необходимость возникает при проведении всевозможных операций — дежурство на футбольных матчах, регулярные кампании по обнаружению и изъятию незарегистрированного оружия и взрывчатки, ежегодная борьба против торговцев ландышами и прочее, — а также при «усилениях» во все праздничные дни. Бывали времена, когда усиление объявлялось на 270 суток из 365, имеющихся в году.

Практический смысл всего этого неясен — оружие и браконьерски добытые ландыши милиция должна изымать и без всяких специальных операций. По сути, объявляя такие операции, руководство МВД исходит из того, что в обычном режиме милиция бездельничает. Что касается усилений, то непонятно, почему штатный состав милиции не может поддерживать порядок в праздники, при том что население городов остается неизменным или уменьшается за счет дачников. Если только не предполагать, что МВД каждые праздники ожидает массовых беспорядков с участием всего населения страны. Разумеется, милиционеры, приходя на работу в праздники, тут же удаляются «на территорию», то есть в ближайшее кафе (на майские — в лесок), кушать шашлыки и пить водку. Но от этого не сильно легче.

Добавим, что в Москве и области большинство участковых, а также часть оперативников в дополнение к своим основным обязанностям числятся исполняющими обязанности дознавателей. Нужного по штату числа дознавателей в милицейских отделениях просто нет, а те, что имеются, загружены сверх меры. Поэтому участковые и оперативники вынуждены нести двойную нагрузку.

Зная об этом, востребованные «на гражданке» жители крупных городов желания служить не выказывают. Исключением является, пожалуй, лишь Северный Кавказ с его культом вооруженного человека и дефицитом рабочих мест. Престижной милицейская служба считается на селе и в депрессивных регионах. Но кадровые проблемы ощущаются и там из-за низкого уровня подготовки и образования кандидатов.

Министерство открытых дверей

За дефицит сотрудников в милицейском ведомстве отвечают отделы кадров. Под угрозой выговоров, лишения премий, а то и увольнения от них требуют любой ценой набрать личный состав. Во многих подразделениях сотрудникам, завербовавшим новобранца, полагается премия.

Никаких претензий к формальному механизму проверок при поступлении на работу в милицию нет. Помимо проведения полного медицинского обследования при приеме на службу проверяются психическая устойчивость и интеллектуальные способности кандидата. Кандидаты на некоторые должности проходят обследование на детекторе лжи. Требования по здоровью к кандидатам в патрульно-постовую службу, а также сотрудникам ГИБДД не слишком отличаются от тех, что предъявляются к спецназовцам или летчикам-космонавтам. Так называемая первая боевая группа, к которой они относятся, накладывает очень жесткие ограничения: например, недобор или превышение массы тела более чем на 5–10 килограммов — повод для отказа кандидату. По мнению собеседников «Эксперта» в центральной военно-врачебной комиссии МВД, если бы требования к кандидатам всегда соблюдались, половина всех милиционеров не попала бы на свою работу. Основную сложность для прохождения, кстати, обычно представляет не проверка состояния здоровья, а психологические тесты и собеседование с психологом.

Милицейские кадровики научились договариваться с членами военно-врачебных комиссий. Если договаривается непосредственно работник отдела кадров, дело ограничивается подношением врачам бутылки коньяка или духов. Есть несколько категорий новобранцев, которым приходится платить за прохождение комиссии. Как правило, платят те, кто идет на должности, предполагающие приличный дополнительный приработок, например в ГИБДД или отделы по борьбе с экономическими преступлениями. А также те, кто идет в милицию по знакомству или родству с начальством, но не хочет тревожить своих высоких покровителей из-за таких пустяков, как военно-врачебная комиссия.

Размер тарифов за прохождение медкомиссии устоялся давно, и никакие экономические кризисы на него не влияют. В Москве ценовой диапазон составляет от 100 до 200 долларов, многое зависит от взаимных симпатий договаривающихся сторон. За эту цену кандидат гарантированно проходит все проверки, часто даже не показываясь на глаза медикам.

Желание медкомиссий заработать и жесткий кадровый дефицит практически до нуля снизили планку отбора кандидатов в милицию. Туда попадают даже психически ненормальные люди. В декабре 1999 года в Северном округе столицы разразился скандал.

От оперативника одного из ОВД поступило заявление об изнасиловании. Причем, в отличие от обычных заявлений, укладывающихся в несколько строк, в этом случае прокуроры получили эротический триллер на трех листах с красочным описанием преступления. ОВД посетили следователи прокуратуры с судмедэкспертом, который произвел осмотр пострадавшего. Дело кончилось тем, что оперативника комиссовали с психиатрическим диагнозом. Разумеется, о сумасшествии молодого сыщика в отделении милиции догадывались еще до инцидента. Поэтому, например, табельный пистолет ему в руки не давали по негласному указанию начальника ОВД. Проблема была в том, что до заявления в прокуратуру назначить ему психиатрическое освидетельствование никто не имел права. При поступлении он прошел врачебную комиссию, которая вынесла вердикт: здоров. До следующего освидетельствования нужно было ждать как минимум год (медкомиссию милиционеры проходят ежегодно, обычно перед отпуском). Заявление же, написанное в прокуратуру, дало возможность провести внеплановую проверку на вменяемость, и сумасшедший оперативник не причинил никому вреда, если не считать того, что этот отдел милиции коллеги из других ОВД стали именовать обидным прозвищем «Голубинский».

Почему это работает

Пожалуй, единственное, что спасает милицию от полной кадровой деградации, это постоянная подпитка за счет двух категорий новобранцев: тех, кто хочет приобрести милицейский опыт, чтобы потом уйти в другую область деятельности, и энтузиастов. И первые, и вторые обычно идут либо в уголовный розыск, либо в следственные подразделения. Желающие приобрести опыт рассчитывают в будущем стать судьями, адвокатами по уголовным делам либо сотрудниками служб безопасности коммерческих структур. Они ясно понимают, зачем пришли в милицию, выполняют свои обязанности до буквы и не идут на откровенные преступления. Дело тут не в особенной нравственности — просто плохая репутация может повредить при будущем трудоустройстве. Ждать каких-либо подвигов от этой категории милиционеров не приходится. Как правило, они увольняются, отслужив пять-семь лет. С одной стороны, опыт и связи уже достаточны, чтобы найти лучше оплачиваемую работу. С другой — адвокатские конторы, например, предпочитают не брать на работу бывших милиционеров, выслуживших более десяти лет. Считается, что через десять лет происходит профессиональная деформация и человек может смотреть на обвиняемых в уголовных преступлениях только глазами обвинителя.

С энтузиастами сложнее. Приходя на службу, они искренне желают принести обществу пользу. Обычно они плохо представляют реалии милицейской системы и поэтому наиболее подвержены ее деформирующему влиянию. Из энтузиастов получаются либо высококлассные и честные профессионалы, либо люди, обиженные на весь мир. Многое зависит от начальника низового звена, формирующего коллектив, поскольку именно он обозначает границы дозволенного и формирует взгляд новичка на профессию. Если начальник купил свою должность и все подчиненные озабочены сбором дани для того, чтобы он мог потраченные деньги отбить, — энтузиаст уходит или ломается.

Но даже если допустить, что коллектив и начальник оказываются идеальными, сыщик по роду службы действует на грани закона. Его агентура — это мелкие преступники, которые время от времени совершают правонарушения. Оперативник знает об этом, но готов мириться с «заходами» подопечного ради получаемой от него информации. Грань, за которой тяжесть преступления перевешивает ценность информации, он устанавливает сам для себя. Проконтролировать этот процесс невозможно. Покрывая агента, оперативник, в сущности, совершает уголовное преступление, в какой-то момент привычка жить вне закона начинает у него преобладать.

Ограничителем для этого становятся специфические представления о сравнительной тяжести различных преступлений, слабо связанные с положениями УК, но более или менее разделяемые милицейским сообществом. Например, кража, а также и большинство экономических преступлений считаются не слишком тяжелыми. Грабеж и разбой, наркоторговлю, любые преступления против детей безнаказанными, как правило, стараются не оставлять. Объясняя различия, милиционеры рассуждают так: «На кражу человек может пойти под давлением обстоятельств, и она наносит лишь материальный ущерб. Грабеж или разбой связан с угрозой для здоровья или жизни, и тут никаких оправданий быть не может. Был бы голоден — мог бы украсть».

Статистика против преступности

Но есть вещь посильнее милицейских понятий о добре и зле. Это милицейская статистика. Несколько лет назад в Москве при регистрации на авиарейс в Сочи был задержан двадцатилетний парень родом из Башкирии, объявленный в федеральный розыск, один из четырех детей одинокой сельской учительницы. Как выяснилось, за пару лет до этого он украл и съел, скорее всего в компании с матерью, братьями и сестрой, десять кило мяса. Потом уехал в Москву, работал мойщиком машин, не совершая ничего противозаконного, скопил денег и собрался поехать на отдых. Парня арестовали и отправили на три года в тюрьму. Причем в Башкирии его дело вела следственная группа во главе с майором — обычно такая группа расследует теракт с многочисленными жертвами или дело банды, состоящей более чем из пяти человек и совершившей десяток преступлений. В следственную группу входили не звери. Просто им нужны были «палки» — устраивающая начальство статистика зарегистрированных и раскрытых преступлений.

В советское время показателем работы милиции служил процент раскрываемости. То есть отношение числа зарегистрированных заявлений и количества раскрытых преступлений. Издержками такой системы показателей становилось большое число сокрытых преступлений. Крупное милицейское начальство смотрело на это сквозь пальцы, а мелкое поощряло. По сложившейся тогда практике, не регистрировали относительно небольшие кражи и прочие мелкие преступления. Сокрытие чего-либо более серьезного было чревато увольнением по статье, а то и сроком за халатность.

В 2001 году практика изменилась, процент раскрываемости отменили. Вместо него ввели твердый план с фиксированным количеством преступлений, которые необходимо раскрыть тому или иному милицейскому подразделению. План появился даже у вневедомственной охраны, которая не занимается поимкой преступников, ее задача — охранять имущество.

Введение новой статистической системы, пожалуй, стало одним из переломных моментов в работе МВД. В моду вошли практика подкладывать наркотики или оружие и прочие способы выдумывания уголовных дел. Не то чтобы подобного не было раньше, однако прежняя система учета требовала раскрывать совершенные в действительности преступления. А нынешняя, по сути, позволяет ограничиться имитацией работы. Раньше специалисты, которые могли бы грамотно распутать клубок сложного преступления, были востребованы милицейской системой на всех уровнях. Новый порядок отчетности фактически сделал их ненужными. Отчет по количеству раскрытых дел требуют ежеквартально. По мнению начальства, лучше принести десять мелких дел, чем раскручивать полгода или год убийство — оно дает всего одну «палку». И в этом еще одна причина ухода из милиции профессионалов.

«Достаточно, чтобы боялись»

Недоверие российских граждан к милиции — это не просто досадный социологический факт. Наибольшее разочарование новички-милиционеры претерпевают на первом, максимум втором году службы, когда понимают, что они не нужны ни обществу, ни начальству. «Зачастую со свидетелями приходится “работать” едва ли не жестче, чем с преступником, — говорит оперативник. — Нередки случаи, когда люди отказываются давать показания, узнав, что им придется ходить к следователю и в суд. Такое впечатление, что поимка преступника нужна только мне». «А попробуйте найти понятого — целая проблема», — добавляет его коллега.

В колодце двора, состоящем из нескольких типовых многоэтажек, была зверски зарезана девушка. Дело происходило глубоким вечером, по заключению судебно-медицинской экспертизы, жертва умирала долго и в муках — у нее были сорваны голосовые связки. Несмотря на крики, никто из жителей соседних домов милицию не вызвал. «Иногда, глядя, как равнодушно сами жители города относятся к проблемам ближних, думаешь: да ну их всех к черту — свою семью я защитить смогу, а остальных, раз им так нравится, пусть грабят и убивают», — рассуждают оперативники.

Возникает порочный круг: общество не доверяет милиции, милиционеры злятся на общество. Преобразования в МВД проводились неоднократно: разделяли уголовный розыск на собственно розыск и службу криминальной милиции, создавали управления МВД по федеральным округам, дробили и соединяли главные управления и департаменты, — однако к качественным изменениям это не приводило.

«Милиция — это карательный орган, любить ее не должны, достаточно, чтобы боялись», — говорит один из высокопоставленных членов «Единой России». Это показательное признание. Когда граждане доверяют правоохранительной системе и сотрудничают с ней, большой нужды в громоздком, работающем на износ полицейском аппарате нет. Он необходим, если структура обеспечивает карательные функции. Но нынешняя милиция, пожалуй, не способна обеспечить и этого, иначе не пришлось бы перебрасывать самолетами во Владивосток подмосковный ОМОН для разгона демонстраций протеста против повышения таможенных пошлин на подержанные иномарки. «Карательная» логика правоохранительной политики заходит в тупик, и вопрос лишь в том, как скоро политический класс это осознает.