Марш равнодушных: Россия не готова к массовым протестам

Пой, революция! Я искренне рассчитывал на то, что первого мая стану свидетелем интереснейших событий – тревожных с точки зрения государственной стабильности, но зато дающих широкий простор для журналистской работы. Мне виделись десятки тысяч людей на улицах, я предвкушал запах демократии – первобытной и настоящей. Такой, какая была в начале девяностых, когда люди были искренними и убежденными в том, что если сто тысяч человек выйдут на улицу и потребуют, требование будет выполнено. Так я думал осенью и зимой.

Но чем меньше дней оставалось до первого мая, тем с большей ясностью я понимал – не будет ничего существенного. Если еще точнее – не будет вообще ничего такого, что можно было бы назвать событием. И оказался прав.

1 мая стал Днем весны и труда 18 лет назад. День весны в мае, как и день осени в ноябре или день зимы в феврале, штука очень спорная, хотя вполне допустимая. Другой вопрос в том – стоило ли давать новое название празднику, который имеет ярко выраженную политическую окраску. Если власть решит 9 мая всей страной отмечать день рождения Булата Окуджавы, люди все равно поднимут “фронтовую сотку” за день Победы. Хотя Окуджава, бесспорно, прекрасный поэт. День Весны – тоже отличный повод выйти на улицу, но для абсолютного большинства жителей бывшего СССР 1 мая останется Днем международной солидарности трудящихся. Днем протеста против капитализма и демонстраций в поддержку левых, социалистических идей.

Для того, чтобы это ощущение пропало, должны смениться несколько поколений – как-никак “кумачовые” маевки проходили 73 года подряд. А это – уже традиция. Первомай-2009 имел все предпосылки для того, чтобы после долгого политического и социального затишья стать по-настоящему протестным днем. Таким, о котором уже лет пятнадцать грезит несистемная оппозиция.

Тучные годы закончились, на дворе кризис, который по всем прогнозам должен был показать свой людоедский оскал аккурат к концу весны. Более того, многие очень серьезные эксперты-экономисты говорили о том, что глобальная финансовая лихорадка сигнализирует о крахе рыночной экономики вообще, а значит, весь “правый” политический сегмент – рыночники, либералы и прочие идейные капиталисты - должны уступить штурвал своим «левым» конкурентам: коммунистам, социалистам и прочим сторонникам госрегулирования экономики. Во всяком случае, США уже осторожно его внедряет, вызывая буйное ликование марксистов во всем мире. В России все эти чудесные предпосылки подкреплены сугубо внутренними факторами – у нас традиционно (или инерционно?) сильные позиции у КПРФ – до такой степени, что, несмотря на титанические усилия конкурентов, она даже ухитрилась выиграть на последних выборах. Правда, в местные органы власти, и далеко не везде, но сам факт хотя бы одной весомой региональной победы уже говорит о том, что партия Зюганова еще может рассчитывать на традиционную верность своего электората и, соответственно, вторую по численности фракцию в Госдуме. Кроме того, дает бесспорные плоды поистине гениальная задумка “красных” аппаратчиков – единый штаб протестных действий. Это новообразование помогло вовлечь в уличную активность несистемный и непримиримый “Левый фронт” и даже разрешенных нацболов из запрещенной НБП.

КПРФ, которая заявляла протестную акцию, устроила праздничное гуляние от Калужской до Театральной площади, где прошел митинг-концерт. Голоса партбоссов терялись из-за множественного эха, постоянные участники коммунистических акций ежились под ярким, но холодным солнцем и грелись, чем Бог послал, подпевая знакомым патриотическим песням. Первомай прошел в лучших традициях социалистических мероприятий – собрались, постояли, разошлись. На мои вопросы о цели и желаемом результате акции мне не ответил никто. Я спросил человек двадцать.

“Справедливая Россия” прошла от Трубной до соседней с коммунистами Пушкинской площади. То, что им удалось собрать пять тысяч человек – это прекрасно и наверняка о многом говорит. Я до сих пор был убежден, что в этой партии состоит только один человек – Сергей Миронов. Теперь я понял, что в ней есть, как минимум, еще двое – Левичев и Гудков. Их сторонники несли вполне левые лозунги. Инициативы, с которыми партия выступает в Госдуме, и даже ухитряется проталкивать – откровенно левацкие. Инициатива по поводу вступления в международный интернационал – плодотворна. Плохо только одно – партия, которая создается по команде, нестабильна как последние элементы таблицы Менделеева. Потому что может существовать относительно долго только в искусственных условиях. В этой связи совершенно гениальную, на мой взгляд, мысль высказал знакомый анархист: “В России большие сложности с социалистами. Есть КПРФ – псевдолевая партия, и СР – левая псевдопартия. Выбирай любую”. Я хотел возразить, но с удивлением понял, что абсолютно с ним согласен.

И даже готов продолжить мысль: с правыми та же проблема. Есть псевдоправая партия ЛДПР и правая псевдопартия “Правое дело”, которая тоже создана по команде “кремлевских модераторов”.

Демонстрация профсоюзов имела самую большую заявленную численность – 2,5 млн. человек по всей стране. Это – масштаб. Это реальная сила. До такой степени реальная, что премьер Путин встречался с главой ФНПР Шмаковым и советовался по поводу антикризисной программы. А после встречи журналисты спросили у профбосса всея Руси: а вы, профсоюзы, будете акции протеста устраивать в связи с массовыми увольнениями? На что, как говорят, ответил Шмаков человеческим голосом: да, вот как раз первого мая и устроим. – А почему не раньше? – удивились журналисты. Разговор был, если что, в марте, поэтому их удивление понятно. Но это, в сущности лирика.

Суровая действительность рисует неутешительную картину. Сегодня профсоюзное движение больше всего напоминает динозавра, которого на бегу хватил инфаркт. Умер он моментально, но огромное тяжелое тело еще долго волочет силой инерции. Самой яркой иллюстрацией протестного потенциала ФНПР является то, что уже несколько лет подряд общей колонной с ними идет “Единая Россия”. Партия власти, партия чиновников, партия думского большинства – кому что нравится. Но ни одно из этих определений в принципе не может подразумевать политический протест. “Русский марш труда” - сам по себе явление очень загадочное.

Националисты, устраивающие шествие в интернациональный день. Впрочем, национальное движение в России – это вообще очень замысловатая штука. Александр Белов (Поткин), много лет возглавлявший ДПНИ, решил его покинуть.

Дмитрий Демушкин из “Славянского союза”, который мог бы притянуть к себе непримиримую паству, тоже, вроде бы, собрался на покой. В итоге нацдвижение осталось без головы, балансируя на самом краю легального поля. Причем лидера, который мог бы его возглавить, в обозримом будущем не просматривается. Часть активистов ДПНИ, говорят, уже подалась в движение “Наши”, еще часть – в КПРФ. Несколько характерных для наци имперских флагов я видел в колонне нацболов на коммунистическом шествии. Остальным, похоже, придется бороться с иммигрантами не политическими, а самыми что ни на есть радикальными методами. Такой сценарий развития событий предрек Александр Белов за неделю до своего ухода. Сегодня их было особенно мало – мероприятие переносилось по всей Москве раза четыре. В итоге на площадь у метро 1905 года пришли только самые информированные.

Партия “Яблоко” устроила праздничный митинг, на который пришло около трехсот человек. Надежда социал-демократов предъявила миру вполне рыночные лозунги о защите предпринимателей. Моя попытка выяснить политическую ориентацию партии опять-таки окончилась ничем. Блок “Явлинский-Болдырев-Лукин” (если кто забыл – это аббревиатура названия партии) похоже, изжил себя окончательно: в контексте партии употребляется только Явлинский, причем все реже. Сейчас организация напоминает деревеньку, построенную на развалинах большого города. Положение не спас даже несанкционированный марш, который благополучно протопал от Болотной площади до Третьяковки. Нынешний лидер “Яблока” Сергей Митрохин назвал это победой над властью, на самом деле это есть не что иное, как совершенно унизительное равнодушие – они оказались просто неинтересны.

“Солидарность” решила выбрать новый формат публичных акций – покатушки на роликах с песнями и выставкой картин. Это, пожалуй, самая свежая протестная мысль за последнее время, хотя главный посыл дойдет до немногих.

Когда не остается ни возможностей, ни ресурсов, ни желания протестовать, оппозиционную работу нужно совмещать (замещать?) с нехитрыми житейскими удовольствиями. Верхи боятся, низам недосуг. По меткому выражению одного оппозиционера, политическое поле в России заасфальтировано. И тех предпосылок, которые сегодня есть для протестной активности, явно недостаточно, чтобы этот асфальт пробить.

Существует целый набор совершенно объективных факторов, про которые я забыл в профессионально-романтических мечтах. Кризис, которым так пугали и на который возлагали такие надежды, с одной стороны, наступил, а с другой – вроде как, и нет.

Людей сокращают, зарплаты урезают, производства приостанавливают, но при этом деловая активность на рынках растет, цена на нефть болтается в районе 50 долларов (что, конечно, не очень хорошо, но и не критично), государство говорит, что Россия как бы «отскакивает» с минимальными потерями. А еще по телевизору все время рассказывают о беспрецедентных мерах по поддержке населения. И делают, и показывают настолько много, что намерение протестовать как-то само собой трансформируется в чувство вины – мол, как так? Власть вон как старается, а я тут протестовать задумал.

Другой, немаловажный фактор пассивности людей кроется в массовой психологии. Восемь лет нам насаждали культ потребления – для него были все предпосылки, возможности, а главное – деньги. И именно этот культ сделал из нас индивидуалистов, которые предпочитают выплывать поодиночке. В крайнем случае – с семьей. А значит – выходить на улицу – глупо и бессмысленно, особенно когда надо решать финансовые проблемы, латать дыры в семейном бюджете, искать работу или “халтурку”.

Но самое главное – идти сегодня не за кем. Можно даже не делать скидку на тотальную политическую безграмотность населения, чьи представления о способах государственного устройства и управления либо отсутствуют в принципе, либо чудовищно деформированы тем же телевидением.

Впрочем, крестьянство и пролетариат в начале прошлого века тоже не были поголовно Герценами и Чернышевскими.

Дело в другом. На улицы надо выходить за кем-то. Либо за левыми, либо за правыми, либо за аполитичным харизматическим лидером.

Хотя по-настоящему аполитичный харизматик за всю мировую историю состоялся как лидер только однажды – об этом написаны четыре Евангелия, не считая апокрифов. Все остальные аполитичные претенденты, в конце концов, все равно оказывались либо левыми, либо правыми. Да и Христа позднейшие толкователи уже записали в родоначальники левой идеологии. За социалистами в России пока идут неохотно. Старых коммунистов становится все меньше, поросль молодых непуганых КПСС марксистов еще не выросла в достаточном количестве.

Интересы правых “рыночников” в России по идее должен представлять “средний класс”. О нем шло столько разговоров, что уже никто не может с уверенностью сказать, что это такое и существует ли оно хоть где-то в нашей транскрипции. Видимо, в связи с нашим исторически сложившимся евразийством, западный термин приобрел какую-то восточную, буддистскую суть – неизменное среднее, которое “как бы невидимо, как бы не существует, как бы пропало”. Что самое забавное, рыночнику в России действительно лучше быть буддистом, причем просветленным. Потому что организовать малый или средний бизнес в нашей стране не намного легче, чем сыграть на железной флейте без отверстий или издать хлопок одной ладонью. Эти люди на улицы не пойдут.

Последней правой партией, способной на уличные акции, был СПС. Но он больше не будет.

На заре перестройки, слегка ошалевшие от плюрализма и бесцензурности, демократы устроили совершенно чудесный аттракцион под названием “Будка Гласности”. Это и в самом деле была будка, засунув в нее голову можно было кричать абсолютно все – материть всесильное КГБ, Горбачева, коммунистов, демократов, жидомасонов – никаких ограничений не было. В пределах будки.

Сегодня прошел кризисный первомай. Я, все-таки, до последнего момента рассчитывал, что он станет такой будкой, которую власть предоставит людям для того, чтобы “выпустить пар”. С одной стороны, оснований для недовольства хватает, с другой – в течение последних недель Кремль очень недвусмысленно заигрывал с оппозицией. Создавалось даже ощущение, что руководство страны осознало, что несколько переборщило с выравниванием политического поля и возжелало как-то его оживить. Но будки гласности не получилось. Получился глобальный общемосковский марш равнодушных.