Россия - страна исчезающего кино

Первый показ в Москве фильма Павла Бардина «Россия 88» сос­тоялся: картину представили в рамках мини-фестиваля «Весенняя эйфория» в кинотеатре «Ролан». Фильм, мобилизовавший армию влиятельных противников, первым в постсоветское время (если не считать «4» Ильи Хржановского) претендовал на диссидентские лавры и «полочную» судьбу.

Разрешительное удостоверение получено, но кто из прокатчиков решится выпустить на экраны черно-белую ленту, снятую дергающейся ручной камерой, полную ненормативной лексики и показывающую разгул скинхедов и неофашистов в наших мегаполисах как почти рутинное явление? Даже несмотря на ореол скандала, сулящий некую коммерчес­кую перспективу, хозяева киносетей, взвесив все «за» и «против», скорее всего, проявят осторожность. И получат молчаливое одоб­рение сверху. Ведь нет проката — нет фильма. Нет фильма — нет проблемы. А зритель не так уж и рвется на проблемные фильмы, он успел привыкнуть к развлекательному кино с долей примитивного патриотизма.

С прокатом зарубежного кино на первый взгляд все в полном порядке. В прошлом осталась идеологическая и моральная цензура, перекрывшая путь на советский экран не только фильмам про вьетнамского героя Рэмбо и убийство Троцкого, но также шедеврам Пазолини и Бертолуччи, Бунюэля и Копполы, наконец, Жан-Люка Годара, виновного сразу по двум статьям: «политический экстремизм» и «сексуальная революция». Хотя мы поругиваем американцев, но по-прежнему охотно покупаем и прокатываем их фильмы независимо от идеологической начинки: была бы касса. С европейским артхаусным кино хуже, но все-таки и для него существует ниша, так что с творчеством Альмодовара, фон Триера или Ханеке наши зрители худо-бедно знакомы.

Но вот появляется «Катынь» Анджея Вайды. Это было год назад, на предпоследнем Берлинском фестивале. Премьера прошла с помпой, с участием европейских топ-политиков.

Потом, спустя пару месяцев, фильм показали в Московском доме кино, и это тоже было заметное событие, хотя пос­ле просмотра некоторые наши кинематографисты удрученно сетовали, зачем их завлекли на «антисоветский фильм». Дальнейшая история по своей драматургии напоминает сюжет того же фильма: трудно пробраться к истине, скрытой под гнетом манипуляций. Как советские спецслужбы и гитлеровская пропаганда сваливали друг на друга преступ­ление в Катыни (уничтожение польского офицерства), так требуется специальное расследование, чтобы установить, куда девался фильм и почему не попал в российский прокат. То ли непрофессионализм польских продюсеров тому причиной, то ли страх российских дистрибуторов. Самая невероятная, но тем более правдоподобная версия состоит в том, что одной украинской компанией были специально приобретены права на фильм, чтобы потом заблокировать продвижение его в российский прокат. Так или иначе — «Катынь» исчезла.

Пример другого рода — «Харви Милк» Гаса Ван Сента, кинобиография гей-активиста из Сан-Франциско, первого политика, открыто заявившего о своей нетрадиционной ориентации и сделавшего своей программой борьбу за права меньшинств. Поплатившийся за это жизнью, Милк стал знаменем «другой Америки», а Шон Пенн получил за эту роль своего второго «Оскара». И вот из оскаровских фильмов «Харви Милк» дольше всех идет к нашим экранам. Руководители компании «Парадиз» заявили, что откладывают его представление «по причине Великого поста»; копия анонсированного фильма не поступила и на закрытие мини-фестиваля «Весенняя эйфория». Что это — техническая отсрочка или уступка давлению православной церкви? В постсоветской истории уже был случай клерикальной цензуры: вспомним скандал с телепоказом фильма «Последнее искушение Христа»...