Тандем Медведев-Путин изжил себя

На модерации Отложенный

Я был в числе тех, кто считал, что президент Дмитрий Медведев и премьер Владимир Путин должны по крайней мере какое-то время обязательно поработать вместе. Такой тандем отвечал интересам Медведева как молодого президента и давал возможность Путину, используя опыт и влияние во властных структурах и в обществе, сделать плавным переход от одного стиля руководства к другому, учитывая, что все-таки они люди и разных поколений, разных условий формирования личности и разной ментальности. Иначе говоря, считал, что этот своего рода дуумвират отвечает интересам России. Соответственно полагал, что не правы те, кто утверждал, будто такая форма правления не свойственна России и может привести к размыванию ответственности и даже возникновению двоевластия, считая такую опасность преувеличенной. Заявлял об этом открыто, в том числе - выступая по радио «Говорит Москва».

Хотя уже тогда настораживали некоторые заявления Путина - в частности, о том, что «правительство должно быть центром выработки идеологии и стратегических планов», что противоречит Конституции, наделяющей таким правом только президента. Вскоре, однако, аналитики и в России, и за рубежом стали говорить о «перетекании» реальной власти из Кремля в Белый дом и утверждать, что премьер Путин взял на себя гораздо больше полномочий, нежели президент Медведев. Отсюда делался ложный вывод, что Путин скоро снова вернется в Кремль. Некоторые даже в обидной для второго президента форме стали намекать на то, что он может разделить судьбу Симеона Бекбулатовича (внука последнего золотоордынского хана Ахмата и правителя Касимовского ханства), которого Иван Грозный по непонятным обществу причинам неожиданно посадил на трон, а через год так же неожиданно снял.

Но это по большому счету мелочи. Главное совсем в другом. Оно в том, что у президента и премьера разные взгляды на стратегию развития России. Это угадывалось и раньше. Путин первостепенное внимание всегда уделял энергетической и прежде всего газовой отрасли и не был замечен в пристрастии к инновационной сфере, к новинкам в науке и технике, а его по-своему богатый лексикон почти лишен технологических терминов. Я уже как-то упоминал, что, будучи в Китае, в свободное от официальных переговоров время Путин посетил не какую-нибудь из зон высоких технологий, которые вывели Поднебесную на одно из первых мест по количеству патентов, а школу единоборств в монастыре Шаолинь.

Медведев же стал широко известен своими четырьмя «и»: институты, инфраструктура, инновации, инвестиции. Известно, что компьютер является его постоянным спутником, а свой рабочий день он начинает с Интернета. И за сравнительно небольшое время пребывания на посту президента он уже не раз проводил совещания по вопросам информатики. Совсем недавно он с прискорбием говорил, что в вопросах информатизации общества и даже в информатизации работы правительства («электронное правительство») Россия сильно отстает от других стран.

До кризиса разные предпочтения президента и премьера не имели решающего значения, ибо в конечном итоге их взгляды на стратегию развития России сходились в долгосрочном плане перевода экономики на инновационный путь развития. Когда теоретически была возможной, так сказать, конвергенция сырьевого и инновационного векторов ее развития. Однако после краха ставки на сырье как основу национальной экономики ситуация резко изменилась. Продолжать прежнюю стратегию означало бы самоубийство для России. И об этом заговорили едва ли не все крупные и не ангажированные корпоративными и корыстными интересами администраторы, ученые, специалисты.

Бывший заместитель министра экономического развития и торговли, а ныне один из руководителей крупной частной компании Андрей Шаронов заключает: «Не нужно даже думать о том, чтобы воспроизвести прежнюю, докризисную структуру - и экономики, и поведения, и хода мысли. Это было бы равносильно попытке после наводнения восстановить старый город в том же виде, как он был. Наводнение унесло старые лачуги, смыло еще что-то, и не надо пытаться это восстанавливать. Надо продумать новую организацию экономики, новую организацию управления... Мне кажется, что первоначальные попытки некоторых правительств, в том числе и российского, помогать в буквальном смысле всем нуждающимся - это значит заморозить старую структуру, предохранить... ее от здоровых ветров перемен».

Бывший министр и руководитель аппарата правительства РФ, а ныне исполнительный директор фонда «Общественная альтернатива» Константин Мерзликин подчеркивает: общество должно понять, что у нас не просто финансовый и экономический, а системный кризис; что мы «забрели в какой-то темный угол, и для того, чтобы из него выйти, надо развернуться и встать на другой путь».

Действующий научный руководитель авторитетного журнала «Эксперт» Александр Привалов констатирует: «Если мы хотим и в посткризисном мире претендовать на роль сырьевого поставщика развитым странам, то мы должны понимать, что эта роль будет еще менее почетна, чем докризисная. Потому что там они найдут способы сырьевую зависимость немножко притормозить... Если мы под ударами кризиса не поймем, что либо мы этот кризис освоим, либо мы его вместе с собой потеряем. И это будет значить, что когда через 10 - 15 лет мир как-нибудь с нами разберется, нас не будет».

Бывший и нынешний руководитель «всего и вся» Анатолий Чубайс отказался «быть Кассандрой» и изрек: «Выиграет тот, кто закладывает сейчас основы будущей экономики, тот, кто думает о завтрашнем дне».

Крупнейший же ученый с мировым именем, лауреат многих премий, включая Ленинскую и Государственную, академик РАН Виктор Маслов поставил и диагноз болезни, то бишь нашему кризису: «Нынешнее отречение от науки на деле (ни к чему не обязывающих обещаний и словесных гимнов в ее честь по-прежнему хватает) самоубийственно для страны».

Кому хочется признавать свои ошибки и промахи?!

Путин же, судя по всему, признать провал экономической политики не хочет или не может. По-человечески его понять можно. Он не только отдал много времени и энергии развитию нефтяной и газовой инфраструктуры, но и гордился достижениями страны, не скрывая и личных заслуг. Например, разъясняя иностранному корреспонденту роль доходов от энергоносителей в развитии российской экономики, Путин говорил: «Что же касается роли ценовых факторов и мировой конъюнктуры, то, конечно, она сыграла свою позитивную роль.

Конечно, эта роль заметна и существенна. Вместе с тем хочу обратить ваше внимание на то, что и в прежние времена, еще во времена Советского Союза, тоже были периоды высоких цен на нефть. Однако все это было «разбазарено». Все это проели, разбазарили, и эффекта для развития экономики не имело».

Как человек, знающий людей, которые угробили свое здоровье в поисках и обустройстве недр «на Северах», считаю, однако, своим долгом защитить ту эпоху. За все 74 года своего существования СССР не имел и половинной доли тех доходов от экспорта сырья, которые имела новая Россия за несколько «тучных лет». По оценкам вышеупомянутого Константина Мерзликина, эта сумма составляет 1,5 триллиона долларов. Эти деньги, говорит он, освоены в сфере потребления, на них выросла известная всем недвижимость и пр., но в то же время подчеркивает, что «мы не видим никаких объектов, которые производили бы какую-то реальную продукцию, реальные услуги».

Очевидно, Путин ошибочно принимал рост ВВП и сопровождающий его рост торговли, сферы услуг и простейших производств за счет небывало высоких цен на энергоносители за рост современной экономики, которая как таковая в ХХI веке может расти только высокотехнологичным производством, ноу-хау, а отнюдь не сырьем. При том что есть и объективные критерии стратегии развития. Если Россия, имея огромные финансовые средства, по экономической конкурентоспособности, по параметрам научно-технического и культурного развития продолжала катиться назад, значит, ошибочна стратегия.

Когда вопрос касается национально-государственных интересов и самой судьбы страны, то императивно необходимо судить о людях на уровне не эмоций, а заслуг. Путин сделал многое для укрепления России, и за это ему честь и хвала. Но наступил этап, когда продолжение прежней политики крайне опасно. Впрочем, внутреннюю и внешнюю политику, по нашей Конституции, определяют не премьеры, которых не избирают, а назначают, а избираемые нами президенты, и они отвечают перед народом и историей за судьбу страны. Другое дело, что на высоком авторитете Путина все эти годы держится «Единая Россия», держатся многие чиновники, которых он привел во власть, но которые не имеют собственного потенциала. Они же успели провозгласить его национальным лидером и поэтому наверняка будут говорить, что в других странах еще хуже, чем у нас, будут всеми силами стараться вину за кризис свалить на кого угодно - хоть на марсиан. А возможно, и кого-то из второстепенных лиц сделают козлом отпущения. Только ведь это делу не поможет!

Но, слава богу, нынешний кризис ни в коей мере не связан с деятельностью президента Медведева. Да ему, на мой взгляд, и ломать-то особо ничего не надо. Надо лишь реальный сектор экономики и инновационную сферу поменять местами с сырьевым сектором - с точки зрения приоритетов. А еще - сменить ту часть правительственной команды, которая была проводником губительной для такой страны, как Россия, политики монетаризма и подстраивания нашей экономики под нужды глобальной экономики на условиях промышленно развитых стран. И это уже само по себе потребует нового кадрового набора и поможет потешную борьбу с коррупцией превратить в реальную, позаимствовав итальянский, а в чем-то - и южнокорейский, и китайский опыт. Да вот и администрация США настойчиво требует от швейцарских банков открыть тайну вкладов американских жуликов и даже ставит цель разобраться с офшорами, где прячется и наш криминально нажитый капитал.

В чем объективно конфликт интересов? Только, разумеется, не отдельных личностей, а по сути могущественного сырьевого лобби, с одной стороны, и преобладающего большинства народа - с другой. Если за счет валютных резервов спасать обанкротившееся руководство и владельцев сырьевых компаний, безоглядно набравших и бездумно, а то и безответственно расходовавших заемные средства, то ничего не останется ни промышленности, ни высоким технологиям. И еще. То соотношение рубля к доллару, которое, по опросам экспертов, было бы выгодным для экспортеров нефти (45:1) и металлов (65:1), просто убийственно для реального сектора экономики и всей инфраструктуры, не говоря уже о социальной сфере.

Если восторжествует приоритет сырьевиков, то из кризиса мы выйдем не только без зачатков новой экономики, но и с технологически отсталым сырьевым сектором, который будет требовать огромных средств для модернизации. А это необязательно окупится, поскольку необязательно цены на сырье будут высокими. И уже следующий кризис может стать для страны последним.

Президент Медведев, выступая на заседании Госсовета в Иркутске 20 февраля, поставил задачу во что бы то ни стало сохранить в период кризиса промышленный потенциал, «чтобы нам не пришлось заново поднимать наш реальный сектор, как это происходило в 90-е годы после развала Советского Союза». Что очень важно, президент подчеркнул: «Мы не можем позволить себе сохранить старую и не соответствующую современным потребностям структуру экономики».

Но примерно в это же самое время, по данным информационного агентства «Финмаркет», вице-премьер и министр финансов Алексей Кудрин потребовал от госкорпорации Роснанотехнологии вернуть в бюджет 165 миллиардов рублей, а еще он намерен изъять 80 миллиардов рублей у регионов, многие из которых, как известно, находятся в крайне бедственном положении. Так мы не сохраним промышленность, окончательно растеряем кадры специалистов, ученых и не сдвинемся с места на пути к высоким технологиям. Тут либо - либо. Либо даже в условиях кризиса постепенно осуществлять реструктуризацию экономики и идти вперед, либо по-прежнему работать на сырьевиков, то есть возвращаться назад. Навсегда.

P. S. Хочу, однако, закончить статью на оптимистической ноте. Она появилась у меня после публичной лекции «Сценарии посткризисного развития России» одного из наших самых талантливых молодых экономистов - научного руководителя Центра исследований постиндустриального общества Владислава Иноземцева. С одной стороны, он подчеркнул, что отказ от выстроенных правительством Евгения Примакова приоритетов промышленного развития в пользу сырьевой ориентации был ошибкой. Но, с другой стороны, он заявил: «Думаю, что ничего ужасного, за исключением краха той экономической структуры, которая существовала в России в последние 10 лет, и за исключением серьезного потрясения на финансовых рынках, не произойдет».