Дело Ямадаева как провал российской политики на Кавказе

Прежде чем приступить к рассмотрению политических последствий инцидента в столице Объединенных Арабских Эмиратов (назовем это событие так ввиду отсутствия всей полноты картины), хотелось бы обозначить одну принципиальную позицию. В отличие от ищущего сенсации журналиста, для эксперта строить какие-то версии покушения на Сулима Ямадаева вряд ли целесообразно. Наверное, придет время, когда мы будем выбирать между несколькими наиболее достоверными гипотезами. Но сегодня, не имея на руках достаточного наборы источников и надежных доказательств, мы рискуем превратить обсуждение важной политической проблемы (а этнополитическая ситуация на российском Северном Кавказе - это, без преувеличения, ключевая проблема для РФ в целом) в досужие спекуляции. А потому поступившие версии необходимо просто суммировать и кратко изложить их суть, не вступая с их авторами в полемику. Это необходимо для лучшего понимания того информационного контекста, в котором обсуждается дубайский инцидент.

Версия первая озвучена представителями официального Грозного. Согласно ей, покушение на Сулима Ямадаева связано с некими не до конца понятными внешними силами. «Мы надеемся, что правоохранительные органы Объединенных Арабских Эмиратов проведут тщательное расследование и назовут тех, кто причастен к смерти Ямадаева. Правоохранительные органы Чечни, администрация региона готовы оказать всю необходимую помощь». С этим заявлением выступил руководитель информационно-аналитического управления президента и правительства Чечни Альви Каримов. А по словам члена Совета Федерации от Чечни Зияда Сабсаби, покушение на Ямадаева «направлено на то, чтобы разрушить наметившиеся позитивные связи между Чеченской Республикой, отдельными арабскими странами и крупными частными компаниями из этих стран».

Вторую версию можно определить как «арабский след». Она базируется на том факте, что ведомый Ямадаевым батальон «Восток» в свое время уничтожил известного арабского полевого командира Абу аль-Валида.

Третья версия может быть названа «работой спецслужб», которые избавляются от людей, связанных в той или иной степени с ними, а потому слишком много знавших.

Четвертая версия - «намекающая». В ней нет места для окончательных выводов, зато есть намеки на противоречия, существовавшие между братьями Ямадаевыми и нынешним президентом Чечни. Так, «Газета.ру» в редакционной статье с говорящим заголовком «Лишние герои» приводит хронику знаковых убийств последних лет: «Ни убийцы, ни заказчики убийства Руслана Ямадаева до сих пор не найдены. История с Байсаровым и роль в ней федералов до сих пор остается неясной (официальная версия: объявленный в розыск в Чечне и скрывавшийся в Москве Байсаров был застрелен сотрудниками чеченского УБОПа, поскольку при попытке задержания собирался взорвать гранату). Роднят все эти убийства несколько обстоятельств. Все погибшие были оппонентами нынешнего президента Чечни Рамзана Кадырова». Виталий Портников фиксирует: «Первым, кого станут обвинять в покушении на Сулима Ямадаева, будет, конечно же, Рамзан Кадыров. Вряд ли кого-то убедили публичные заявления в непричастности к смерти Руслана Ямадаева, сделанные и самим Кадыровым, и Сулимом Ямадаевым. Пока Сулим жив, Рамзан не может чувствовать себя в безопасности – посчитают обвиняющие. Но искать причины покушения на Сулима исключительно в опасениях Рамзана Кадырова также было бы заблуждением».

Пятая версия - внутричеченские разборки, клановые войны, хотя понять, какой клан воюет с каким, авторы не пытаются. Главное - списать все на местные традиции и социальную архаику. И, наконец, шестая - «происки Запада». После победы в «пятидневной войне» стало модно валить все провалы и просчеты на «вашингтонский обком». Наверное, руководствуясь логикой «война все спишет», некоторые доброхоты начнут поиски не только американского, но и, чем черт не шутит, грузинского следа. Сулим Ямадаев связан с батальоном «Восток», который хорошо (без всякой иронии) зарекомендовал себя в той самой «пятидневной войне».

Однако вернемся к тезису, заявленному в начале статьи. Принимая во внимание информационный контекст дубайского инцидента, следует сосредоточиться на определении политических последствий этого события и для Чечни, и для России в целом. Как бы мы ни относились к тем или иным фигурам в руководстве Чеченской Республики или к их оппонентам, мы можем зафиксировать следующее. Сегодня людей, имеющих какие-то свои особые амбиции, неподконтрольных официальному Грозному, нет. Кто-то отошел от дел (как Гантамиров), кто-то вышел из чеченской игры, перейдя на другую работу в Москве (как Алханов), кто-то ушел из этого мира не по собственной воле (как Руслан Ямадаев). Даже если предположить «чудесное воскресение» Сулима Ямадаева (в новейшей истории Чечни такие случаи бывали, и не раз), то это будет воскресение не оппонента республиканской власти, а эмигранта, оторванного от родной земли и вынужденного искать убежище на чужбине. Это объективный итог дубайского инцидента вне зависимости от того, кто его заказал и спланировал.

В этой связи можно только заметить, что даже во времена Чеченской Республики Ичкерия у ее президентов имелись оппоненты, как внутри самой Чечни, так и за ее пределами. Это были довольно разношерстные силы, от умеренных светских националистов до религиозных радикалов и террористов. Среди них были и интеллектуалы, и люди, связанные с криминальным миром. Однако они были, пытались реализовывать какие-то политические амбиции. Сегодня кроме «ичкерийского зарубежья» (часть которого испытывает некоторые симпатии к Рамзану Кадырову, вспомним признания того же Ахмеда Закаева) и религиозных радикалов Доку Умарова (собирающихся строить Кавказский Эмират) у республиканской власти Чечни нет реальных соперников. Зато есть фактический карт-бланш от федеральной власти, которая с каждым днем уступает свое влияние внутри Чечни официальному Грозному. Республиканская же власть ведет себе уверенно, понимая зависимость федерального центра от «стабильной Чечни».

Однако гораздо более важные последствия дубайский инцидент может иметь для северокавказской политики России в целом. В очередной раз Россия дает повод усомниться в том, что она может быть надежным защитником и гарантом прав тех, кто сделал непростой выбор и встал на ее сторону. И внутри РФ, и за ее пределами. Автор статьи не собирается никоим образом идеализировать Сулима Ямадаева. Были в биографии этого героя России (удостоен этого звания в 2005 году) разные эпизоды. И командование Гудермесским фронтом чеченских сепаратистов, и успешная борьба с боевиками под российским триколором. Про уничтожение Абу аль-Валида мы уже писали выше. Был союз с Кадыровым-старшим и противостояние Кадырову-младшему. По словам известного российского генерала Владимира Шаманова (которого трудно заподозрить в излишнем «чеченофильстве»), батальоны «Восток» и «Запад», «выполняя задания командования объединенной группировки войск... за восемь лет существования провели десятки успешных операций и уничтожили немало боевиков». Как бы то ни было, в первом после 1991 года открытом внешнем конфликте России – «пятидневной войне» с Грузией на территории Южной Осетии - Ямадаев был на стороне РФ. Боевую эффективность его батальона «Восток» признали и грузины, и иностранные военные эксперты. Следует напомнить также, что батальон был не простым воинским формированием, а подразделением Главного разведывательного управления Министерства обороны (то есть наследника знаменитого «Аквариума»). В этой связи кажется справедливым замечание члена Общественного совета при Министерстве обороны РФ Игоря Коротченко о том, что «убийство Ямадаева - это большой удар по имиджу и престижу Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил России. Ямадаев, долгие годы выполнявший боевые задания в составе спецбатальона ГРУ «Восток», фигура знаковая. И то, что ГРУ не смогло защитить людей, которые выполняли задания по приказу руководства Генерального штаба, говорит о том, что в своем нынешнем статусе Главное разведывательное управление в значительной степени утратило функции влияния на процесс принятия ключевых политических решений, в том числе, связанных с постчеченским урегулированием».

Дубайский инцидент заставляет вспомнить гибель в Катаре в феврале 2004 года одного из лидеров чеченского сепаратизма Зелимхана Яндарбиева. Здесь не наблюдается параллелей. В одном случае речь идет о покушении на героя России и командира батальона ГРУ, в другом - о смерти сепаратиста, выбравшего путь борьбы против Российского государства. Однако в этой связи возникает вопрос: «Почему герой России, участник «пятидневной войны» и пока еще не отмененной контртеррористической операции в Чечне вынужден искать приют на чужбине так же (или почти так), как «временно исполняющий обязанности президента» непризнанной Ичкерии»? Где его лавры, заслуженные в «пятидневной войне»? Что повлияло на решение об объявлении в федеральный розыск героя России, а потом на пересмотр этого решения? И есть ли гарантии того, что другие люди рангом поменьше, избравшие путь служения России, не повторят путь командира «Востока», то есть не будут объявлены в розыск, не окажутся в эмиграции или в заключении?

Сегодня на все эти вопросы ищут ответа те, кто принимал участие в защите российских интересов на Северном и на Южном Кавказе, хотя делают это непублично. Их размышлений не встретить в газетах или в блогах. Однако не стоит забывать, что многие из них владеют хорошо только военным ремеслом, а потому их рефлексия и не может быть похожа на философские диспуты и литературные вечера. Между тем, позиция Москвы по дубайскому инциденту (как и по многим другим) является отстраненной. Даже со стройной версией (имеющейся у официального Грозного) у российской власти существуют проблемы. Таким образом, государство фактически добровольно отказывается от права интерпретации важного события. Но только пойдет ли такое молчание Москвы на пользу государству, его внутри- и внешнеполитическим позициям?