Тихую революцию в России могут организовать избиратели

То, что выборы в России деградируют, ясно, кажется, всем. Однако, как и на фондовом или валютном рынках, современный мир требует точности: а насколько? Где больше, а где меньше? И — главное — что за этим последует?

Все эти маленькие различия

Административный ресурс, применяемый на выборах, не безграничен и не повсеместен. В Кабардино-Балкарии результаты голосования оказываются чарующе единообразными, будто приглажены утюгом, а в соседней Карачаево-Черкесии творятся чудеса.

Новому президенту Борису Эбзееву пока не удалось достичь консенсуса с местными кланами, и явка в избирательных округах Карачаево-Черкесии гуляет от 49 до 97%, а показатели «Единой России» варьируются от 45 до 86% голосов. Странные скачки совершает КПРФ (0,5—34%) и «Патриоты России» — 0,2—32% голосов. Однако было бы опрометчиво искать причины колебаний в популярности или непопулярности у населения тех или иных партийных программ. Просто местные группировки, которым не досталось места под флагом «Единой России», пытаются лоббировать свои интересы под иными знаменами — все равно какими. Итоговый баланс сил определяется распределением мандатов между лоббистскими группами.

Неформальная «партия» Бориса Эбзеева имеет менее 20 мест из 73. Остальные места делятся между «партиями» бывшего президента Мустафы Батдыева, главы Черкесска Петра Коротченко и людьми Рауля Арашукова («Ставропольрегионгаз»). Наивно рассчитывать, что в этих условиях депутаты будут проводить линию федерального партийного руководства, будь то «Единая Россия», КПРФ или «Патриоты России». Отдать дань уважения — пожалуйста. Следовать партийной линии — извините.

Да и в соседней Кабардино-Балкарии, где вроде бы электоральный порядок, — ситуация не лучше. То, что «Единая Россия» там получила в среднем 72% голосов, означает только, что районы республики чутко прислушиваются к словам президента Арсена Канокова, а не к директивам московского партийного руководства. Вот вам средневековый принцип в действии: «Вассал моего вассала — не мой вассал».

Городские вольности

Если на уровне субъектов Федерации происходящее напоминает зрелый феодализм с его нехитрой игрой в монархов и баронов, то в городах подспудно зреет буржуазная фронда. За отдельными исключениями (Назрань, Нальчик, некоторые другие города), тотальная фальсификация в городах затруднена. Результаты весьма заметно искажаются, но, во-первых, трудно добиться стопроцентного послушания избирательных комиссий. Во-вторых, население самостоятельнее. В-третьих, партиям легче организовать контроль. В-четвертых — какие-никакие СМИ. В-пятых, как известно еще с ганзейских времен, воздух города делает человека свободным.

Можно сказать, что Борис Ельцин был «президентом городов», а Владимир Путин — «президентом провинции». В 2000 году при сравнении электоральных достижений первого и второго президентов России выяснилось, что в большинстве городов поддержка населением Владимира Путина немного снизилась, если ее сравнивать с последними результатами Бориса Ельцина. «Просадку» в городах Путину компенсировал резкий рост поддержки (15—25%) в сельских районах и в зонах «управляемого голосования» (например, на Кавказе). В значительной степени это обстоятельство определила смена настроений местных элит: они убедились, что в условиях рыночной экономики им живется лучше, чем при коммунистах. С тех пор провинция укрепляет электоральную монолитность. В городах же, по выражению советских партработников, «результаты пестренькие».

Насколько это соотносится с реальными переменами в условиях жизни и настроениях сельских жителей, догадаться несложно. Да какая, собственно, разница? Все равно в сельских районах результаты получатся такие, какие понадобятся местному начальству. При Ельцине оно было за коммунистов, при Путине его грамотно перевербовали: не зря самый мощный скачок поддержки нового президента зафиксирован в регионах бывшего «красного пояса». Теперь «пояса» нет, как нет и свободы (или, если угодно, административной зыбкости) лихих 90-х.

На региональных выборах то же самое. Даже в прославленном электоральной управляемостью Татарстане (не путайте с управляемостью «коллективного Минтимера Шаймиева» — ему не жаль сделать Москве приятное там, где от него не убудет) «Единая Россия» на селе стабильно получает больше 90% голосов.

При этом в Казани «медведи» берут чуть за 70%, а в Набережных Челнах — 60—64% голосов. Это — при давно невиданных 21—25% голосов за КПРФ.

Да, начальству с городами тяжело. В Брянске у «Единой России» 34—43% (у коммунистов 28—33%). Во Владимире при явке 32% «Единая Россия» набрала 41—45% голосов. В Волгограде единороссы взяли 39—43%, а в Архангельске 30—38%. В целом по регионам результаты «Единой России» выше — естественно, за счет энтузиазма глубинки. Вообще, если судить по цифрам, «Единая Россия» — самая «деревенская» партия страны. Беда в том, что 3/4 избирателей Российской Федерации (77 миллионов человек) живут в городах, и для компенсации недобора административному ресурсу на селе приходится демонстрировать подлинный героизм. К счастью для чиновников, горожане не любят посещать избирательные участки. Но если бы явка в городах оказалась в два раза выше, то для приемлемого итога начальству пришлось бы загнать сельскую явку за 150% (при 120% голосов за единороссов).

На муниципальных выборах там, где голосование проходило исключительно по партийным спискам, «Единая Россия» победила в трех случаях из четырех. Но результаты снова «пестренькие»: в Твери — 29,4% (верх взяла КПРФ — 49,2%), в Брянске — 36,6%, в Улан-Удэ — 39,1%. И только в Чите «медведям» удалось перевалить за половину — 50,5%. Только во втором туре при небольшом преимуществе кандидат от «Единой России» Николай Николайчук добился победы на выборах мэра Томска. При полном понимании томичей, как это произошло. Казус мурманского мэра достаточно известен. В Смоленске кандидат от «Единой России» занял третье место, а победил, как назло, человек, которого «медведи» как раз перед выборами изгнали (за дерзкий отказ слить кампанию в пользу другого партийного назначенца). Победителя быстро вернули в партию, и теперь Смоленск опять считается опорой «Единой России».

Революционная ситуация

В России больше 1000 городов, и направление развития страны в ближайшем будущем определят именно они. В ситуации кризиса массовых проявлений верноподданнического восторга от горожан ждать было бы странно, однако власть, кажется, может ответить только усилением административного давления и массированной телеобработкой. Фундаментальная сложность сценария заключается в том, что центр обязан мотивировать городские элиты. Это легче сделать там, где городской бюджет зависит от федеральных дотаций — на Северном Кавказе например. Есть нужный электоральный результат — есть дотации. Нет — пеняйте на себя.

Эта модель хороша для сырьевой экономики, когда правительство контролирует экспортные потоки, аккумулирует принесенные этими потоками доходы и распределяет деньги в соответствии со своим представлением о прекрасном. Конструкция перестает работать, если на дворе глобальный кризис, сбивающий цены, или если страна намерена расстаться со своим статусом сырьевого придатка и перейти к инновационной экономике. Тогда главным источником добавленной стоимости становятся не недра, а экономически активное городское население. Значит, у городских элит появляются свои, не зависящие от центра, источники налоговых поступлений. Города задумываются об установлении своих правил, а поводок, на котором они гуляют, растягивается.

Налицо обе тенденции. Несмотря на декларации об инновационном развитии, поддержке малого бизнеса и так далее, федеральная бюрократия кровно заинтересована в сохранении контроля над городами и, следовательно, в сдерживании их экономической самостоятельности. В этом желании нет ничего нового: через этот конфликт прошли все монархи и все города. При этом, напомним, города всегда — раньше или позже — брали верх над монархами, потому что таков закон экономического развития. Этот момент обычно назывался буржуазной (от немецко-голландского «бург» — «город») революцией.

В принципе, если бы не фальсификация выборов, то революция могла бы пройти в России совсем тихо: одни элитные группы сменяются другими, один механизм отношений центра и территорий замещается другим. Но, увы, без электоральной корректировки власти пока не мыслят величие державы, и федеральная бюрократия будет стоять до последнего.