Признание властью ошибок - проявление слабости?

Нежелание чиновников брать ответственность за проступки – часть негласной бюрократической этики, утвердившейся в годы путинского президентства. Признание собственных ошибок воспринимается как слабость власти.

Добровольная отставка вице-премьера Республики Алтай Анатолия Банных — для современной российской политики явление из ряда вон выходящее. Обстоятельства, при которых она случилась, заставляют усомниться в ее добровольности. Как известно, Банных находился на борту вертолета Ми-171, девятого января разбившегося в алтайских горах, где высокопоставленные чиновники и бизнесмены охотились на горных баранов — архаров. Архары занесены в международную Красную книгу и охота на них запрещена. В той катастрофе среди прочих погиб полномочный представитель президента в Госдуме Александр Косопкин, а Анатолий Банных оказался одним из четверых чудом выживших. Но факт незаконной охоты чиновник признал только 2 марта (в интернете же практически сразу появились фото с места катастрофы, где среди обломков лежали туши отстрелянных архаров) — почти через два месяца после случившегося, хотя состояние здоровья не мешало ему сделать это раньше. Такая задержка может свидетельствовать о том, что к «добровольной» отставке Банных все-таки принуждали.

Впрочем, даже если отставка чиновника действительно была добровольной, такой поступок, несомненно, вызывающий уважение, не меняет общей картины.

Российские чиновники в принципе не привыкли добровольно уходить в отставку под влиянием обвинений в нарушении закона, очевидных провалов в работе или этических прегрешений.

Такое упрямое нежелание признавать свою ответственность за любые поступки и качество работы прямо вытекает из характера негласной этики, окончательно утвердившейся в чиновничьей корпорации в годы путинского президентства.

Во-первых, уходить в отставку под влиянием уголовных дел против себя или ближайшего окружения чиновники не торопятся добровольно потому, что лучше обывателей знают о «басманном правосудии» — о том, что уголовные дела массово фабрикуются, а сами правоохранительные органы превращены в России в инструмент сведения счетов в рамках внутривидовой борьбы российской провластной элиты. Во-вторых, дурной пример чиновникам подают первые лица государства — если президент, премьер и министры у нас никогда не признают своих ошибок, какой резон признавать их остальному чиновничеству?

Тем более что с путинского президентства так повелось, что признание чиновниками собственных ошибок воспринимается как слабость власти, а не как ее честность или адекватность. В-третьих, власть прекрасно чувствует отсутствие гражданского контроля и собственной ответственности перед политическими партиями — ни президент, ни премьер в партиях у нас не состоят, нет в России и партийного правительства.
В-четвертых, к росту коллективной безответственности региональные элиты подтолкнула отмена выборов губернаторов. Теперь и федеральное чиновничество, и региональные власти должны быть лояльны только своей политической крыше (именно эту роль играл и в значительной мере продолжает играть Путин), а ответственности перед избирателями они искусственно лишены.

Наконец, есть примеры вопиющего нежелания признавать ответственность за очевидные провалы на самом высоком уровне. Конечно, замечательно, когда никому не известный за пределами региона вице-премьер уходит в отставку из-за обвинений в браконьерстве. Но для формирования в стране ответственной власти было бы куда важнее, если бы со своих постов после трагедий «Норд-Оста» и Беслана в отставку добровольно ушли бы руководители МВД и ФСБ, по должности ответственные за то, чтобы вооруженные террористы не проникали в концертные залы и общеобразовательные школы. Власть же сделала все, чтобы вывести из-под удара после этих страшных терактов всех первых лиц, ответственных за случившееся. Министр внутренних дел и глава ФСБ даже не были допрошены по делу о захвате заложников в школе Беслана, хотя провести такой допрос публично обещало тогдашнее руководство генпрокуратуры, в частности, первый заместить генпрокурора Владимир Колесников.

Представители власти не хотят добровольно расставаться со своими должностями ни при каких обстоятельствах еще и потому, что власть в России остается лучшим бизнесом. К тому же, если верховная власть делает ставку на собственную несменяемость, если президент, отработав положенные Конституцией сроки, не уходит в отставку, а пересаживается в кресло премьера, сохраняя неограниченное влияние на страну, с какой стати рядовые чиновники должны думать о репутационных потерях или моральных издержках своих действий. В своем нежелании признавать ошибки и нести ответственность за любые действия они всего лишь подражают вышестоящим начальникам. Именно такая круговая порука безответственности вкупе с отсутствием в России нормальных политических институтов, контролирующих власть, приводят к полному отсутствию института репутаций у людей, работающих на государство.
На их карьеру не влияют ни некомпетентность, ни моральная нечистоплотность, ни даже прямые нарушения закона. И если не поменять существующие принципы корпоративной этики чиновничьего сословия, Россия так и останется страной, где главный враг закона и порядка – сама власть.