Что мешает модернизации России?

О модернизации в современной России не говорит только ленивый, но заметных успехов в продвижении к заветной цели пока нет. Косвенно это подтвердил и премьер Владимир Путин — выступая в Давосе, он указал на «чрезмерную сырьевую ориентацию экспорта и экономики в целом». Жаль, что ничего не изменилось в нашей стране со времен его прежнего премьерства — ведь в первом же послании Федеральному собранию он говорил: «Сохраняется сырьевая направленность экономики. Доходы бюджета во многом зависят от динамики мировых цен на энергоносители. Мы проигрываем в конкуренции на мировом рынке». Но почему модернизация откладывается? Что играет в этом главную роль: объективно существующие препятствия или отказ от развития выглядит осознанным «выбором России»?

Мне кажется, что отечественные интеллектуалы вносят сегодня весомый вклад в то, чтобы модернизационный проект для России не стал реальностью. С одной стороны, есть формальные сторонники модернизационного пути, уверенные, что модернизация вот-вот начнется — и ей не помеха ни нефтяная зависимость, ни грянувший кризис. С другой стороны, им противостоят те, кто считает, что Россия — слишком особенная страна, чтобы модернизироваться «как все»; что мы не сможем конкурировать с Китаем и потому надо искать путь «в обход» индустриального этапа; и, наконец, утверждается, что Запад не желает дать России подняться с колен. Как ни странно, все эти полярные точки зрения льют воду на одну и ту же мельницу.

В первом случае утверждается, что у России нет выбора. Ей либо предстоит модернизироваться, либо она просто перестанет существовать. Эта постановка вопроса, которая кажется ее авторам мобилизующей, на деле несет обратный посыл: если страна обречена модернизироваться, можно не предпринимать дополнительных усилий в этом направлении. При этом те же авторы говорят, что в России якобы имеется «модернизационный консенсус» — хотя ничто не указывает на то, что хотя бы большая часть россиян мечтает не сохранить результаты последних лет, а начать крупномасштабную перестройку во имя перемен. В результате оказывается, что удары в набат звучат как малиновый звон: чему быть, того не миновать. Такова и официальная позиция властей: признается, что есть недостатки, но в целом все «идет путем».

Во втором случае придумываются несуществующие обстоятельства, якобы затрудняющие модернизацию. На одно из первых мест обычно выдвигаются традиции и устои русского народа, которые якобы требуют, чтобы модернизация опиралась, говоря словами новоизбранного патриарха, на «сформированный в течение столетий религиозно-культурный код, закваской которого являются религиозные традиции, в первую очередь православие». Однако опыт модернизаций в протестантской Германии и католической Бразилии, мусульманской Малайзии и синтоистской Японии, конфуцианском Китае и в по преимуществу атеистической Южной Корее говорит скорее о том, что ни одна из них не случилась бы, если бы лидеры ставили задачу прежде всего сохранить идеолого-историческую самобытность страны. Не выдерживают критики рассуждения о том, что мы не должны ориентироваться на индустриальную модернизацию. Достаточно посмотреть на потребительский рынок европейских стран, чтобы увидеть, что китайские ширпотреб и бытовая техника занимают на нем около 30%, конкурируя с товарами из Турции и Бразилии, Польши и Мексики, да и из многих других стран мира — только не из «предназначенной к более высокой миссии» России. Не ясно и то, как и почему Запад может препятствовать реформам: все модернизировавшиеся государства поднимались на импорте технологий и капитала, и ни одной стране — даже Китаю — не «перекрывался кислород»; а если речь идет о трудностях входа на новые рынки, то для решения вопроса нужно было быстрее вступать в ВТО, что те же китайцы сделали еще семь лет назад.

Не нужно «изобретать сущности сверх необходимости», как говорил Оккам. Не надо убеждать себя в том, что у России нет выбора и все будет хорошо, — большая часть Латинской Америки и Африки дает представление об имеющихся альтернативах, и они не слишком радуют. И не надо рассказывать об объективных трудностях — все это рассчитано на тех, кто не собирается ничего делать. Поэтому позитивный выбор для нас таков: беспристрастно изучать опыт тех, кто осуществил успешные модернизации в ХХ в., всемерно перенимать его положительные черты и постоянно помнить, что все успешные страны — как и счастливые семьи — очень похожи друг на друга, а все неудачники несчастливы «в соответствии со своей культурной спецификой».