Нам не говорят о важном, а мы и не хотим знать

На модерации Отложенный

В минувшую пятницу с Анастасией Бабуровой прощались в одном из ритуальных залов Москвы. Телекамер было больше, чем прощающихся. Пришло около ста человек: родители, коллеги из “Новой газеты”, несколько друзей, несколько журналистов…

Речей было немного; их, как обычно, произносили стоя лицом к гробу. Но когда заговорили отец, а потом мать убитой — произошло невероятное. Родители, рыдая, обращались к телекамерам. Этому бесконечному ряду треножников и оптики они объясняли, какая Настя была хорошая, добрая, отлично училась…

Они не деревенские, не из глуши; живут в Севастополе, преподают студентам физику и математику. И — такая наивность. Им казалось: всё, что они скажут, — всё покажут; и вся Россия узнает, каким замечательным человеком была их дочка, погибшая в 25 лет.

Но от родительских речей в теленовостях не осталось ни слова.

“Будем помнить!” — говорили над гробом. Кто будет помнить? Родителям и друзьям для этого не надо теленовостей. А граждане, большинство граждан России, ничего об этом не узнают.

Это только кажется, что о Маркелове и Бабуровой много говорили и писали на прошлой неделе. Это кажется тем, кто это писал и кто это читал.

На четвертые сутки после убийства мне подвернулись московские старшеклассники. Они ничего об этом не знали. В субботу (на следующий день после похорон) заговорил с молодым незнакомым человеком в маршрутке.

— Какое главное событие этой недели?

— Инаугурация Обамы.

— Но это — там. А у нас?

— Это и у нас событие.

— Нет. Выборы Обамы — действительно мировое событие, а инаугурация — шоу. От этого шоу ничего не зависит.
Он задумался. Я спросил: “Про убийство слышали?” Он припомнил: “Да, что-то было: какого-то судью и журналистку”.

Он не из деревни, не из глуши, он компьютерный дизайнер, телевизор не смотрит, газет не читает, на информацию об убийстве наткнулся случайно в Интернете на сайте Би-би-си, где не новости ищет, а практикуется в английском.

Молчание властей сработало. Если бы президент (как мы дважды писали ему об этом) выступил по поводу двойного политического убийства, его слова много раз прозвучали бы по всем телеканалам. В школах, быть может, устроили бы “политинформацию”… Но бог с ними, со школьниками, с дизайнерами…

Одни не знают, другие знают, но закрывают глаза. Ни один чиновник не пришел. Власть полностью онемела. И только Министерство иностранных дел открыло рот. МИД России распространил заявление, где призвал “не политизировать это событие”. МИДу (читай: властям России) хочется, чтобы это убийство считали бытовым — мол, заурядная криминальная разборка, но бог с ними, с чиновниками…

В Москве около 20 тысяч журналистов, несколько тысяч студентов учатся на факультетах журналистики в МГУ и др. Выходит, пришел едва ли один из тысячи. А в прессе даже появились статьи в поддержку кремлевского равнодушия и молчания: мол, в смерти Маркелова и Бабуровой нет ничего особенного — заурядное заказное убийство, а может, и вообще их мог убить любой случайный прохожий.

Все граждане (в том числе и чиновники, и журналисты) — люди умные, взрослые, воспитанные. Не надо нас учить, говорят они.

Может, и не надо. Но для кого висят таблички “мойте руки перед едой”? Для кого ежедневно, ежеминутно — в автобусах, троллейбусах, метро: “Будьте взаимно вежливы! Уступайте места беременным, инвалидам и пассажирам с детьми!”

Раз даже об этих элементарных вещах нам всем необходимо напоминать, то, может быть, стоило сказать и о последнем долге?

Профессура журфаков должна была бы всю прошлую неделю твердить: исполните свой долг, господа студенты! И главные редакторы, и председатели адвокатских контор (а из 10 тысяч московских адвокатов проститься с Маркеловым пришли сотни полторы), и президент…

Президент, так много и горячо призывавший к законности, к борьбе с правовым нигилизмом, не заметил казни без суда у себя под окном. И Церковь, увлеченная выборами, не заметила убийства под стенами храма Христа Спасителя.

Это не только отказ от ответственности. Это отказ от соблюдения приличий. Не надо свозить автобусами. Достаточно сказать: “Это ваш долг”. Никто нигде этого не сказал.

Убили Дмитрия Холодова — президент сказал два слова и замолчал. Убийцы не найдены (или оправданы).

Убили Надежду Чайкову — президент промолчал. Убийцы не найдены.

Убили Щекочихина — президент промолчал. Убийцы не найдены.

Убили Политковскую — президент сказал: “Она больше навредила своей смертью, чем своими статьями”. Лучше бы промолчал. Убийцы не найдены.

Убили Домникова — президент промолчал. Убили Бабурову — президент промолчал… Это третий президент молчит. Традиция, однако.

* * *

Надо признать и свою вину. В минувшую среду в письме президенту “Высокие молчальники” (об убийстве и о президентском молчании) есть очень неудачное место, тяжелая ошибка:

“Бабурова еще ничего не успела сделать такого, за что какие-нибудь фанатики решили бы ее убить”.

Мысль была простая: несколько статей, репортажей — разве за это можно убить? Для нормальных людей — нет, но для фанатиков — безусловно да.

Фанатик убивает за одно слово, за карикатуру на пророка, за косой взгляд… Убивает ребенка за азиатскую внешность — то есть вообще без всякого действия жертвы: без слов, статей… А Бабурова сделала очень много. Это ясно из того ликования, которое вызвала ее смерть на фашистских сайтах в интернете. Кроме того, она не шарахнулась от убийцы, а попыталась его задержать. Она морально была готова к схватке, серьезно занималась восточными единоборствами, такие не шарахаются.

* * *

Прошло 10 дней. И с запозданием возник вопрос: а где была знаменитая “антифа”? Сколько их в Москве? Почему лишь единицы пришли прощаться с Бабуровой? 

А где свежесделанная партия “Правое дело” со скошенными от постоянного вранья глазами?

Где оппозиция? Где отцы русской демократии, их дети и племянники?..

Не знали? Не может быть. Испугались? Может быть. Или — равнодушие и множество важных дел? Скорее всего. Ну, туда вам и дорога — в политическое небытие.

Люди в России встали с колен и легли перед телевизором… Точнее: легли под телевизор. Это такая подстилка.

Вытирайте ноги. Гасите свет.

Александр Минкин