Смерть патриарха - внутреннее дело церкви и личное горе каждого

На модерации Отложенный

Россия не православное царство, не духовная империя, не «Третий Рим». Это особенно отчетливо проявилось в дни прощания с Патриархом Алексием II. Ни в идеологическом смысле – с позиций государства, ни в бытовом – с позиций обывателя – мы не готовы строить жизнь по православным канонам.

Очень показательно, что в стране не был объявлен официальный траур – дело ограничилось рекомендацией государства телеканалам воздержаться в день похорон предстоятеля РПЦ от развлекательных программ. Логичных мотивов для отказа от объявления траура было минимум два. Во-первых, Россия светская страна, церковь у нас де-юре отделена от государства. И при всей важности мирской, политической деятельности усопшего патриарха его смерть – внутреннее дело церкви и личное горе каждого отдельного человека, так воспринимающего эту утрату. Во-вторых, Россия страна межконфессиональная. И если объявлять официальный траур по первоиерарху православной церкви, надо делать то же самое и в случае кончины глав других конфессий.

Не менее показательно восприятие случившегося обычными людьми. Да, скорбь многих тысяч россиян (и моя собственная при всей моей дистанции от любых религий) была абсолютно искренней. Но вот только один пример: простая русская женщина средних лет, вовсе не «развращенная» западной потребительской цивилизацией, скорее советским восприятием мира, знакомая моей коллеги, выразила опасение, как бы теперь в РПЦ не избрали «начальником» немца или поляка.

На недоуменный вопрос, как может немец или поляк стать главой Русской православной церкви, она уверенно ответила: «Но ведь в Риме же избрали». Римский папа и патриарх для нее одинаково далеки и непонятны.

Еще более показателен свежий опрос ВЦИОМ об отношении россиян к религии. Вроде бы 73% россиян считают себя православными – на 10% больше, чем два года назад. При этом они честно признаются, что главными мотивами их – нет, не веры, а именно отнесения себя к православию – являются «следование национальным традициям» (39%) и причастность «к мировой культуре и истории». И лишь для 17% религия – это личное спасение, общение с Богом.

В этих ответах кроется разгадка того парадокса, почему наш «народ-богоносец» при большевиках с таким остервенением участвовал в разрушении храмов, так рьяно присягал на верность бесчеловечному коммунистическому режиму. Потому что вера для многих была не личным выбором, а следованием традиции. А когда вопрос встал так – «вера или жизнь», – естественно, выбрать веру было очень непросто.

Сама история России привела к тому, что наши люди выработали, например, такие формулы оценки действительности: «Бог высоко, царь далеко», «Не верь, не бойся, не проси».

Разумеется, при этом мы верим, боимся и просим. Но верим в неизмеримо меньшей степени, чем боимся.

Коллективистское сознание заставляет миллионы россиян кидаться из воинствующего безбожия во внешне активную веру. Но для большинства новообращенных посещение храмов становится чем-то вроде духовного фитнеса, сродни походу в спортзал. В спортзалах мы пытаемся «подкачать» физическое здоровье, а в церквах – нравственное.

Куда сложнее жить «по-божески». Ничего подобного ни в своей собственной жизни, ни в жизни большинства наших знакомых, ни тем более в жизни наших светских правителей, регулярно стоящих со свечками в храмах на все церковные праздники, мы ведь не наблюдаем.

Если не считать веру вполне политтехнологическим способом управления массами, банального подавления индивидуальности человека, вовлечения его в бездумное поклонение действующей власти как носителю истины и полпреду Бога на Земле или модой эпохи, много ли россиян являются истинно верующими, в том числе православными? Вера как работа души, а не слепое следование обрядам, разумеется, может принести кому-то из людей освобождение от тягостных чувств и раздумий, которые вызывает любая жизнь, дать шанс обрести какой-то смысл собственного существования. Но только если эта работа души проделана и проделывается каждодневно, только если вера – это свободный, осознанный выбор, а не «следование традициям» или дань религии как «части мировой культуры», можно говорить о вере как об истинной сути человека.

Ни власть, ни народ в России не живут по религиозным канонам.

Пятисотлетняя попытка представлять Россию как последнюю истинную православную империю, как царство Божье на Земле явно провалилась. Не факт, что этот провал плох или фатален для судьбы России.

Мораль и развитие не исчерпываются религиозными догматами, хотя всякая религия, как и любой другой инструмент манипулирования людьми, может как способствовать развитию человека и страны, так и сдерживать его. Но вера в отличие от религии вещь интимная. Какой бы веры мы ни придерживались, с непостижимым миром, со своей смертью каждый из нас всегда один на один.

Вот и выходит, что не может быть истинно верующий (как, кстати, и убежденно не верящий в Бога) человек не личностью. В России же личность веками прессовалась и прессуется до сих пор. Откуда же тогда взяться здесь империи, основанной на истинной вере?

Семен Новопрудский