Мировой финансовый кризис позволил справиться с продовольственным?

Еще весной над глобальным рынком продовольствия нависла катастрофа. Крутой рост цен на базовые товары, такие, как рис (более 150% всего за несколько месяцев!) и кукурузу вызывал продуктовые бунты, свергал правительства и угрожал жизням десятков миллионов людей. Но товарный пузырь лопнул, давление ослабло, и цены на еду, хотя все еще и высокие, сползли вниз с астрономических уровней апреля. Для американцев падение цен на товары означает лишь несколько лишних долларов в карманах; но в большей части развивающихся стран оно многих спасло от голодной смерти. Неужели мировой финансовый кризис позволил справиться с продовольственным?

Возможно, на время. Но недавнее падение цен не обеспечило долговременного облегчения угрозы нехватки продовольствия или будущих ценовых пиков и никого не убедило в здоровье глобальной сельскохозяйственной системы, опасную нестабильность которой вскрыл кризис. Четыре десятилетия спустя после Зеленой революции и после нескольких волн рыночных реформ, направленных на изменение аграрного производства, нам все еще трудно элементарно прокормить людей, и мы явно более уязвимы по отношению к 'сотрясениям' со стороны поставщиков сегодня, чем когда-либо.

Так не должно было быть. За последние два десятилетия страны всего мира сместили фокус своего внимания с 'продовольственной безопасности' и вручили рычаги в деле строительства аграрной политики рынкам. До наступления 80-90-х, в развивающихся странах существовали так называемые 'советы по аграрным рынкам', которые могли закупать у фермеров товары по фиксированным ценам (достаточно высоким, чтобы они могли работать дальше) и затем хранить их в стратегическом запасе, который можно было вскрывать в случае неурожая или взлета цен на импорт. Но в 80-е и 90-е годы, часто в рамках программ перестройки инфраструктуры, выполнения которых требовали МВФ или Всемирный банк, многие такие советы были расформированы или сокращены, а зерновые запасы, сочтенные неэффективными и ненужными, были распроданы. Подобным образом программы структурной перестройки часто избавлялись от правительственных инвестиций и субсидирования сельского хозяйства - заметнее всего была отмена субсидий на удобрения и высокоурожайные семена.

Логика, которой следовали реформаторы, была простой: рынок распределил бы ресурсы эффективнее, чем правительства, что должно привести к повышению производительности. Фермеры, вместо того, чтобы выращивать субсидируемую кукурузу и пшеницу по высокой себестоимости, могли бы сосредоточиться на 'ценных' культурах - таких, как орехи и какао, а на заработанные деньги уже закупать базовые продукты. Если страна не может конкурировать в глобальной экономике, то производство переместилось бы в те страны, которые могут себе это позволить. Также считалось, что как только правительства уйдут с дороги, частные инвестиции наводнят сельское хозяйство, увеличив его отдачу. А международные программы продовольственной помощи казались более эффективным способом облегчения продовольственного кризиса, чем поддержание расточительных и дорогих излишков и программ продовольственной безопасности.

'Маркетизация' сельского хозяйства явно не была выполнена до конца. Субсидии по-прежнему процветают в богатых странах, а бедные, но развивающиеся страны часто устанавливают пошлины на ввозные продукты, что помогает фермерам, но взвинчивает цены для потребителей. А в чрезвычайных ситуациях государства ограничивают экспорт, сберегая еду для собственных граждан. Тем не менее, налицо более 'стройная' и рыночная аграрная система, чем была ранее. Действительно, она слегка похожа на систему глобального производства с низкими 'складскими остатками' (запасы пшеницы находятся на самом низком уровне с 1971 года), концентрированным производством (3 страны обеспечивают 90% экспорта кукурузы, и 5 стран - 80% экспорта риса) и меньшим количеством избыточных элементов. Роль правительств намного меньше, а общественные расходы на сельское хозяйство резко упали.

Проблема состоит в том, что хотя эта система, несомненно, более эффективная, но она и намного более хрупкая. Плохая погода лишь в нескольких странах может посеять хаос во всей системе. Когда цены взлетают так, как они взлетели весной (по далеко не очевидным даже теперь причинам), результатом становятся нехватка продовольствия и недоедание в бедных странах, поскольку они намного больше зависят от импорта и имеют меньше продовольственных резервов. В то время, как более высокие цены и рыночные реформы должны были вызвать взлет производительности в сельском хозяйстве, глобальные показатели урожайности между 1990 и 2007 годами выросли даже меньше, чем в предыдущие 20 лет - в частности, из-за того, что во многих развивающихся странах инвестиции в частный аграрный сектор так и не были осуществлены, а сокращение правительственных расходов подкосило их инфраструктуру.

Сами по себе эти изменения не вызвали роста цен за последнюю пару лет, но сделали результат этого роста более разрушительным. Давний акцент на продовольственную безопасность был, несомненно, дорогостоящим, и часто - расточительным. Но все эти 'излишества' приобретали огромную ценность, когда что-то шло неправильно. И вот что не подлежит сомнению: в такой сложной системе, как сельское хозяйство, сбои будут обязательно, и часто с катастрофическими последствиями. Если система производства машин в строгом соответствии со спросом вдруг 'запнется' и предложение автомобилей вдруг снизится, люди легко приспособятся к этому. Если то же самое случится с едой, люди будут голодать и умирать. Это не значит, что нам нужно с головой броситься в ценовое регулирование и колхозы - ведь существуют разумные рыночные механизмы, например, отмена импортных тарифов, которые помогут потребителям в развивающихся странах. Но несколько недель назад даже Билл Клинтон - а он отнюдь не враг рыночных реформам - сказал, что мы должны помогать странам достигать 'максимальной самодостаточности в сельском хозяйстве'.

Вместо более эффективной системы нам следует пытаться построить более надежную.

Джеймс Суровики