Россия-Грузия-Абхазия: ни мира, ни войны

Признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии изменило очень много и не изменило ничего. Все проблемы, имевшие место до акта признания, остались и теперь. Взяв на себя ответственность за две бывшие грузинские автономии, Москва рискует повторить опыт своих отношений со странами Восточной Европы.

26 августа 2008 года, пойдя на признание независимости Абхазии и Южной Осетии, двух бывших грузинских автономий, Россия начала формирование нового статус-кво на Южном Кавказе. Сегодня можно спорить о том, насколько мотивированным и политически выверенным было данное решение. Но очевидно одно — любой российский президент с любой фамилией не пойдет на отмену этой непопулярной меры (не поддержанной ни одним из союзников и партнеров РФ). В этой связи чрезвычайно важно понимать, какие проблемы и вызовы ожидают Москву в условиях нового статус-кво.

Во-первых, следует решительно отбросить то представление, которое усиленно пытались навязать российскому обществу пропагандисты, близкие официальной власти. Суть его такова. С признанием Абхазии и Южной Осетии для России наступает новый этап, когда риски для безопасности и стабильности на нашем юге будут намного ниже. События последних недель в Южной Осетии и особенно в Абхазии показали правоту знаменитой поэтической метафоры «и вечный бой, покой нам только снится». Серия убийств и взрывов в Гальском районе Абхазии и Западной Грузии говорит о том, что в условиях, когда стороны не готовы к компромиссу, военные столкновения могут происходить не только в «холодном формате». Одной женевской трибуной вражда между Тбилиси и ее бывшими автономиями, скорее всего, не ограничится. Принятие данного тезиса вовсе не означает, что России нужно посыпать голову пеплом, отказаться от признания Абхазии и Южной Осетии и принести покаянную голову в «цивилизованную Европу». Вообще, с нашей точки зрения, вопрос о признании формальной независимости Абхазии и Южной Осетии был (и остается) сильно переоцененным как сторонниками двух частично признанных республик, так и противниками. Что, в сущности, изменилось после того, как 26 августа Дмитрий Медведев объявил свою президентскую волю? И до 26 августа, и после этого дня Грузия считала Абхазию и Южную Осетию своими территориями (население которых интересовало Тбилиси во вторую очередь). И до того, и после грузинские власти были готовы вести диверсионную и партизанскую борьбу на «спорных землях».

Историческим решение Медведева стало потому, что Москва изменила свою роль в абхазских и осетинских делах. Кремль просто оформил это изменение юридически (в отличие от той же Турции, которая продолжает называть своих солдат на севере Кипра миротворцами). Россия также могла изменить свою роль и без признания независимости двух бывших автономий. Все дело в том, что четырехлетний процесс «разморозки конфликта», начатый Грузией, подтолкнул Россию к тому, чтобы пересмотреть свою позицию «оправдывающейся стороны». «Пятидневная война» окончательно разрушила статус-кво и превратила Россию в сторону конфликта.

Эту реальность сегодня многие политики и эксперты не хотят признать открыто. Но от этого нежелания мало что зависит. Из миротворца РФ превратилась в политического покровителя Абхазии и Южной Осетии, и в этой смене статуса нет ничего ни плохого, ни хорошего. Это простая констатация факта.

Ни Грузия, ни окружающий мир не признали полностью новые реалии. Россия не оказалась, конечно же, в изоляции (трудно представить себе ее, принимая во внимание международный вес РФ и проблемы хотя бы глобального финансово-банковского кризиса). Но ее голос по абхазским и осетинским вопросам остался одиноким на международной арене. Как говорится, со всеми вытекающими последствиями. А значит, впереди не одно обострение на абхазском и осетинском фронтире. Но выбор-то в этой ситуации был не между обострением и миром в райских кущах. Реальный выбор был между повторением сценария «Сербская Краина — 95» и нестабильностью «за гранью дружеских штыков». Думается, что время объективно будет работать против Грузии. Однако до той поры, как в Тбилиси появится свой Джинджич или Тадич, придется жить в условиях этнополитической турбулентности. Пока же с Джинджичами в Грузии дефицит.

Следовательно, Москве необходима эффективная политика по обеспечению гарантий безопасности (в самом широком контексте) для Абхазии и Южной Осетии. Иначе неизбежно разочарование у самих жителей этих образований: они искренне полагали, что формальное признание их независимости означает наступление мира. Оказалось, что это пока лишь конец их грузинской истории. А дальше впереди непростая работа по строительству своей государственности (пускай и ограниченной всеми непростыми политическими и экономическими реалиями), выстраиванию оптимального формата военного присутствия РФ. Следовательно, нельзя недооценивать возможные проблемные очаги в двусторонних отношениях. Сегодня уже видны те объективные расхождения, которые если не обозначены уже публично, то в латентном виде присутствуют.

Захочет ли Москва повторить опыт 2004 года в Абхазии? Станет ли навязывать ей модель «суверенной демократии», или, напротив, не будет мешать тем небольшим росткам демократии, которые там имеют место? Между тем от ответов на эти вопросы зависит успешность не только новой государственности, но и отношение к России. Чем дальше, тем проблемы Грузии будут отходить на второй план, а проблемы РФ, напротив, переоцениваться. Еще одна острая проблема (она есть и в Абхазии, и в Южной Осетии) — это сдерживание радикальных «патриотов», готовых продолжать борьбу с Грузией даже там и тогда, где это невыгодно и неинтересно Москве.

Следовательно, Москве надо найти оптимум между вмешательством во внутриполитические процессы в Абхазии и в Южной Осетии и обеспечением российской национальной безопасности на Большом Кавказе. Иначе история с Восточной Европой в той или иной степени может повториться.

Сергей Маркедонов