Зачем выпускать джинна русского национализма из бутылки?

На модерации Отложенный

Сначала были согласие и примирение, на что ушло «лихолетье» 90-х. Потом, вместе со стабильностью, формированием новой исторической общности – российского народа, наступило народное единство. Чем-то напоминает полную и окончательную победу социализма со всеми вытекающими последствиями. Но, с другой стороны, что прикажете делать – до самой физической кончины поколения, которому в 1961 году обещали жизнь при коммунизме, отмечать 7 ноября?

4 ноября, конечно, праздник своеобразный. Его историческая подоснова сомнительна и апеллирует к довольно темным чувствам – национализму и антипольским настроениям. Его уже окрестили днем русского националиста, потому что число «русских маршей», совмещенных с шествиями хоругвеносцев и официозными фестивалями-выставками с названиями, в которых звучит нецыганский надрыв и прочитывается вызов некрещеному миру (типа «Русь православная»), зашкаливает.

Стоило выпускать джинна русского национализма из бутылки, чтобы потом с помощью ОМОНа отлавливать выходящих из-под контроля марширующих «патриотов», мешающих маршировать подконтрольным «патриотам-молодогвардейцам» вокруг станции метро с говорящим названием «Площадь революции»...

В светлый праздник изгнания супостата с земли русской запланированные народные гулянья были омрачены сонмищами гаишников, ротами солдат, тучами автобусов с омоновцами. Днем во вторник я наблюдал, как шествие немногочисленной группы граждан с хоругвями по Тверскому бульвару было остановлено ОМОНом, причем число представителей сил правопорядка на порядок же превышало число хоругвеносцев. Так они и стояли, довольно долго, друг напротив друга, являя собой символ единства правоохранительных органов и подлинных патриотов. Других фактов единения обнаружено за этот день не было. В этом событии была своя внутренняя интрига, но о ней – в самом конце.

Вообще во всяком единстве есть лукавство. Не зря при советской власти говорили: «Народ и партия едины, но ходят в разные магазины». Сегодня слишком по-разному прочитывается национальная история, что провоцирует раздвоение национальной памяти. Термин «война историй» уже стал общим местом и обсуждается на научных конференциях.

Проект «Имя Россия», призванный усугубить гордость за собственную историю, обернулся на этот раз не трагедией, а фарсом. Из одной, но единственно правильной версии исторических событий пытаются слепить замену марксизму-ленинизму, и иной раз небезуспешно. Однако собственно народное единство начинает прорастать совсем с другой стороны – благодаря естественному отторжению любой идеологии.

Это очень слабая тенденция, потому что для массового общественного сознания по-прежнему основной бациллой остается национализм и современная версия сталинизма, оправдывающая государственные убийства уже не интересами идеологии, а интересами экономики. (Вполне себе марксистский экономический детерминизм.) И, тем не менее, граждане кое в чем едины.

В том, что, согласно социологическим опросам, по-прежнему в большинстве своем склонны отмечать именно 7 ноября.

Не из фронды, не в силу коммунистических убеждений, а просто по инерции «мышечной памяти» – рука сама тянется к рюмке строго в красный день календаря. В этом можно усмотреть некое аполитичное единство. По данным недавнего опроса ВЦИОМа, посвященного оценке событий Гражданской войны, большая часть респондентов – 47% – считают участников «белого» движения не врагами и не героями, а жертвами трагического периода истории. Ну, примерно такими, какими они представали в «Беге», «Белой гвардии» или «Днях Турбиных» (недаром эту пьесу так любил и многократно смотрел на сцене лично Иосиф Виссарионович). И это тоже свидетельствует о восприятии собственной истории не как красной, белой или коричневой, а как общей для всех россиян.

Понимание трагичности отечественной истории – окно возможностей для объединения нации: история была не плохая и не хорошая, она просто была, и многие ее страницы оказались трагическими.

Тогда-то и отпадет сама необходимость в апологии того же Сталина, которая сегодня обрела масштабы, слабо сравнимые даже со временами «бархатной реабилитации» вождя в брежневские времена. Но тогда и нет нужды в поисках новых мифологизированных фигур, призванных сформировать образ нового национального героя, как это, например, происходит с таким персонажем, как Колчак. Гламуризация истории взамен строительства пантеонов пионеров-героев – это тоже способ опошления исторических событий, которое на выходе не способствует единству нации.

Но, как в рыночной экономике невозможно всерьез централизованно управлять процессами (можно только тешить себя иллюзией контроля и регулирования), так и в государстве и обществе, где действуют институты пусть и имитационной, но все-таки демократии, нельзя навязать одну-единственную официальную, как в «Кратком курсе», версию национальной истории.

И вообще реальная жизнь сильнее и жестче любой исторической мифологии. Пока «молодогвардейцы» требуют изгнать гастарбайтеров с земли русской, пока ОМОН с хоругвеносцами в едином порыве осуществляют большое стояние на Тверском бульваре, происходят более приземленные процессы. В день народного единства по левой стороне того же бульвара, если идти от «Тверской» к «Арбатской», решительно не обращая внимания ни на милицию, ни на «патриотов», умело и ни на секунду не прерываясь, «понаехавшие тут» продолжали реставрировать исторический особняк.

Особняк – свидетель не чьей-нибудь, а российской истории. И пока мы, народ-богоносец, будем бегать с хоругвями и кричать что-то о России для русских, нерусские мастеровитые рабочие с бывших окраин империи будут мести улицы, убирать отхожие места и реставрировать дома.

Пожалуй, историческая память тоже нуждается в реставрации – ради народного единства.

Андрей Колесников