Чем опасно сокрытие властью информации о кризисе?

На модерации Отложенный

Говорить правду о кризисе или не говорить? Нынешние власти выбрали второй путь. Ирина Ясина, возглавлявшая в период кризиса 1998 года департамент общественных связей Банка России, уверена, что сокрытие информации ведет к утрате доверия к денежным институтам.

Когда нет информации, появляются слухи, от слухов рождается паника. На днях на сайте «РИА Новости» читаю сообщение со ссылкой на неназванного правительственного чиновника, который говорит о том, что курс рубля снизится, если цена на нефть будет менее $90 за баррель в течение длительного времени. Простой человек, не специалист, отмечает про себя: цена ниже $90 держится уже последние две недели. Это длительный промежуток времени или нет? Мы не знаем, нам никто не сказал. Естественно, начинается паника. Именно слухи вызвали всплеск ажиотажа, когда в Москве доллар в обменных пунктах продавали по 28,5 рубля, а в Питере — по 29 рублей.

Повторение пройденного

Ситуация 98-го была не в пример тяжелее, чем сегодняшняя: нефть стоила $8,5 за баррель, доходов в бюджете практически не было, у Центробанка были минимальные резервы, кризис был и в мире, инвесторы бежали с рынков.

В 2008-м у России третий в мире по объему золотовалютный резерв — больше $500 млрд. Макроэкономических условий для паники сейчас нет вообще, а то, что происходит на потребительском рынке, — следствие недостатка информации.

В 98-м тоже было много слухов, но мы с экрана телевизора рассказывали, что и как мы делаем, чтобы справиться с кризисом. Департамент общественных связей доносил информацию до населения, а с участниками рынка на профессиональном языке говорили руководители, председатель ЦБ (тогда — Сергей Дубинин. — The New Times), его замы.

За неделю до 17 августа 1998 года мы уже понимали, что ползучая девальвация фактически началась: это следовало из данных, которые в текущем режиме приходили из главных управлений Центрального банка. Это были самые тяжелые дни. Тогда я три дня подряд снимала панику своим голосом — как мне казалось. И делала это лишь потому, что еще была какая-то надежда, что кризис удастся купировать. Главной задачей было успокаивать людей. Каждый день у меня было минимум по 5–6 телевизионных интервью. Я не говорила, что ничего не произойдет. Я говорила, что мы делаем все возможное, чтобы предотвратить худшее развитие событий. Как известно, история нам шанс не дала. Но лжи не было.

Правда о банках

Единственное, где приходилось «сдерживать» информацию, — область банковского надзора. Про трудности того же «СБСАгро» мы узнали раньше вкладчиков. Но объявить или даже дать утечку, что тот или иной банк не смог заплатить margincall и испытывает трудности, это значит похоронить его в тот же день.

Это штука обоюдоострая: с одной стороны, ты вроде людей предупреждаешь, а с другой — массовый набег на банк не оставляет ни банку, ни вкладчикам никаких шансов. И при этом мы уже понимали, что в банке денег нет, а Александр Смоленский занял такую позицию, что вкладчики получат от мертвого осла уши — они их и получили. Кстати сказать, Смоленский сейчас неплохо живет во Франции, книжки пишет.

Но сегодняшний кризис по закрытости информации превзошел предшествующий. В начале кризиса, еще в сентябре, официально объявили, что триллион рублей ушел на рынок через госбанки для того, чтобы убрать «тромбы», остановившие денежный поток в банковской системе. Рынок двое суток жил в ожидании этих денег. Шли разговоры: «Деньги не поступили, деньги в пути». Так говорили мы 10 лет назад, когда не было разветвленной отлаженной системы электронных расчетов, и деньги в Анадырь, например, действительно могли идти много дней. Сегодня перевод денег происходит по нажатию кнопки компьютерной мышки.

По идее, госбанки сразу должны были начать их продавать на межбанковском рынке. И они объявили условия: 22% годовых. Под такие проценты кредиты никто не берет. Что происходит при этом с деньгами, которые банк получил от государства, — неизвестно, информации нет. Эксперты пытались выяснить это, анализируя цифры, которые можно выудить из интернета. Выяснили: ВТБ «отгонял» эти деньги в валюту, то есть укреплял свои позиции и поэтому не снижал ставки. И никто никому по шапке не дал. Уже сейчас мы слышим: «Они уворовали ».

Если бы была возможность, я бы спросила публично в телевизоре: почему деньги не пошли дальше? Почему не снизили ставку, а перевели государственные деньги в валюту? Это же надо выяснять и объяснять. И люди должны чувствовать, что власть держит руку на пульсе.

Золотовалютные резервы

2008 год $556 млрд

1998 год $18,409 млрд (на начало августа)

$12,459 млрд (на начало сентября)

Внешний госдолг

2008 год 8% от объема ВВП

После кризиса 1998 года 146,4% от ВВП

Цена барреля нефти

Октябрь 2008 года ~ $70

Август 1998 года ~ $8,5

Бюджет 1998 года

Расходы 499 945,2 млн руб.

Доходы 367 548,0 млн руб.

Дефицит 132 397,2 млн руб.

ВВП 2 840 млрд руб.

Бюджет 2008 года

Расходы 7 022 млрд руб.

Доходы 8 965,7 млрд руб.

Профицит 1 943,7 млрд руб.

ВВП 35 трлн руб.

Ирина Ясина