Почему Америка считает себя избранной нацией?

Провозгласив себя лидером всего мира, Соединенные Штаты раздражают даже союзников своим безоглядным мессианством. А дело всё в том, что, начиная с основания нации, американцы считают, что главным продуктом их экспорта является не что иное, как… благодеяние.

«Мы все – американцы», - гласил заголовок во французской газете «Монд» на следующий день после взрывов 11 сентября 2001 года. После всех потрясений, которые пришлись на долю Америки в годы президентства Буша, эти слова снова обрели актуальность. Финансовый кризис выявил нашу взаимозависимость и указал Уолл-стриту на необходимость возвращение в лоно регулируемого капитализма.

Приближающиеся президентские выборы в США позволяют надеяться, что молодой политик, метис, родившийся в семье выходца из Кении, духовный наследник Кеннеди и Лютера Кинга, протестующий против имперских авантюр и отстаивающий идею государства-провидца, сможет примирить Америку с остальным миром.

Но американский национализм не сдается. Наоборот, накануне выборов Америка показывает своё лицо, обновленное в духе все той же исключительности, избранности: «Избранная нация», передовой бастион человечества, мессианская роль которого заключается в свержении тираний и в приобщении других народов к своим ценностям. Говоря языком неподражаемой прозы Джорджа Буша-младшего, «Свобода, которую мы лелеем, не является подарком Америки остальному миру, это – Божий дар человечеству».

Но мессианство оборачивается изоляционизмом. Философ Марсель Гоше не перестаёт удивляться: Америка – это нация, которая участвовала в двух мировых войнах и выиграла «холодную войну», сохраняя чувство своей исключительности. Эта страна-континент позиционирует себя, как «нечто внешнее по отношению к миру».

Соединённым Штатам противостоит постнациональная и постколониальная, недоверчивая, разочарованная, релятивистская Европа, которая хорошо знает, какими разрушительными могут быть национальные страсти и мессианство во имя распространения цивилизованности.

Есть все основания опасаться, что разрыв между континентами усилится. Тем более, что страна, которая преподносит себя миру как образец для подражания, не терзаясь сомнениями отказалась подписать Киотский протокол о потеплении климата, тянет с признанием легитимности Международного уголовного суда, выступает за смертный приговор, узаконивает пытки и допускает у себя дома беспрецедентный всплеск неравенства. Робер Каган в своей книге «Мощь и слабость» пишет, что американцы живут на другой планете. Он противопоставляет американский Марс с его воинственностью Венере, на которой обитает Европа, - планете, где высоко ценят радости цивильной жизни и верят в иллюзию пацифистского международного права.

Даже после перемен, связанных с событиями 11 сентября, идея избранной нации остаётся частью «генетического кода» Америки. Когда первые пилигримы-пуритане высадились в Новой Англии, для них это было разрывом с коррумпированной и нетолерантной Европой. Они приплыли сюда, чтобы создать нового человека и построить «Город на холмах», новый Иерусалим, предвосхищающий царствие Господне на земле. Этот город должен стать примером, моделью для подражания погружённому во мрак миру.

Революция 1776 года придала этому кредо политическую значимость. Радикальный республиканизм американской элиты, обожающей идеи Античности и Просвещения, приобретает утопически-морализующий характер.

Учреждение первой современной республики американцы воспринимали, как начало «новой эры человечества». Томас Пейн, автор памфлета «Общее чувство», пробудившего у тысяч американцев стремление к независимости, писал: «В наших силах начать всё сначала. День рождения нового мира приближается».

Когда началось завоевание западных территорий, все эти мотивы смешались в мощный гимн предначертанной судьбе американской нации, которая отныне продвигалась вглубь континента… забыв про участь индейцев и рабов. Так продолжалось, пока на смену территориальной экспансии не пришла экспансия коммерческая. Как пишет философ Джон Покок, особенность американского республиканизма состояла в сочетании дискурса добрых намерений с дискурсом завоеваний.

Возрождение, обогащение и благодеяние – таковы, по мнению писателя Рассела Бенкса, три главных мечты, которые американская нация предлагала своим гражданам и иммигрантам. По ходу истории три мифа – о Фонтане вечной молодости, о Золотом городе и о Новом Иерусалиме – переплелись между собой, но некоторая несовместимость между ними осталась. Бенкс пишет: «Настоящий американец – циник, материалист, стяжатель (он ищет золото), но в то же время он идеалистичный миссионер. Мы пытаемся сгладить конфликт между материализмом и идеализмом, но иногда это противоречие превращает нас в мечтательных убийц. Всё в американском предпринимательстве сводится к этому дуализму. И в этом – ключ к пониманию американского характера».

Остаётся надеяться, что в будущем эта напряженность между мощью и свободой, капитализмом и демократией, прагматизмом и идеализмом, на которой основана американская исключительность, не перерастет в саморазрушающий конфликт, но будет вдохновляться новыми надеждами. Весь вопрос в том, хватит ли у американцев отваги, чтобы надеяться?

Мартен Легро