Путин виноват в смерти заложников \"Норд-Оста\"?

Шесть лет назад, 23 октября 2002 года группа боевиков под командованием Мовсара Бараева захватила театральный центр на Дубровке во время мюзикла "Норд-Ост". Заложниками оказались 923 человека — зрители и артисты. В обмен на жизни заложников террористы требовали немедленного прекращения боевых действий на территории Чечни и вывода оттуда федеральных сил. Требования боевиков не были удовлетворены, власти пошли на штурм. Погибло 130 заложников, пострадало более 700. Все 40 террористов (21 мужчина и 19 женщин) были убиты во время штурма, который проходил на Дубровке 26 октября 2002 года.

В марте 2003 года заложники, а также их родственники для защиты прав пострадавших от терактов создали общественную организацию "Норд-Ост". К ним примкнули пострадавшие во время других терактов. Всего таких в России насчитывается более 20 тысяч, а погибших — 8 тысяч. "Невозможно бороться с будущими терактами без досконального расследования предыдущих", — считает сопредседатель "Норд-Оста" Дмитрий Миловидов, с которым мы беседуем накануне шестой годовщины трагедии "Норд-Оста".

— Дмитрий, закончено ли расследование по делу о теракте на Дубровке?
— Приостановлено в очередной раз. Расследование дела номер 229133 по факту захвата заложников в театральном центре на Дубровке было возбужденно вечером 23 октября 2002 года. Затем, как мы понимаем, была реализована президентская установка на то, чтобы потихоньку похоронить это дело, никого не наказывая. Но только благодаря нашей настойчивости это не удавалось сделать, нам важно знать, кто виноват в смерти наших близких. На протяжении шести лет версии на этот счет выдвигались разные. В частности, сначала пытались обвинить медиков в неоказании должной медицинской помощи. Об этом в 2004 году заявил бывший замминистра внутренних дел Владимир Васильев. На одной из передач на наш вопрос: почему распущена огромная следственная группа, он сказал, что расследование завершено, оно пришло к выводу, что во всем виноваты медики. После чего прокуратура в своем письме официально прокомментировала заявление Васильева, дескать, это заявление частного лица. При этом она сослалась на свое постановление, принятое еще в 31 декабря 2002 года о том, что в действиях спасателей и медиков отсутствует состав преступления. Так мы узнали о существовании этих постановлений, но с их текстом познакомились значительно позже.

— Каким же образом?
— Вообще, наш уголовно-процессуальный кодекс не допускает знакомства с материалами дела до его завершения, то есть получается, что мы о ходе следствия и всех следственных мероприятиях до сих пор ничего не должны знать. Однако с апреля 2004 года по 5 мая 2005 года в замоскворецком суде прошли слушания по заявлению одной из заложниц, гражданки Казахстана Светланы Губаревой, у которой погибла во время штурма дочь. Так суд отреагировал на заявление иностранной гражданки, нам же всем было отказано в возбуждении уголовных дел по факту гибели наших родственников на том основании, что ведется одно общее дело по расследованию захвата заложников. Так вот, благодаря настойчивости судей, а также настойчивости адвоката Каринны Москаленко в процессе упомянутых слушаний были истребованы материалы дела и получено 17 томов уголовного дела из 120 на тот момент. Сейчас их гораздо больше.

— Что это вам дало?
— Началась работа с фактами. Целый год ушел на проработку материалов дела, 5 тысяч страниц текста было отсортировано и выложено на бумагу. После чего появилась книга "Норд-ост: незаконченное расследование". Она была издана 26 апреля 2006 года и переведена на английский язык, а также разослана во все международные общественные организации. В ней отсутствуют наши эмоции, обществу были предложены только факты. Наш собственный вывод, основанный на анализе материалов дела, заключается в следующем: власти предприняли неспровоцированный штурм с применением высокотоксичного вещества, но при этом спасателей, имеющих антидот, было явно недостаточно. Применялся газ на основе фентанила, который имеет и цвет, и запах. Его, разумеется, заметили терротисты. Это провоцировало их на ответные действия, которые, к счастью, не последовали. Заложники утверждают, что террористы почувствовали запах газа, их главарь выбежал на сцену и велел разбивать окна. Газ подействовал только через 20 минут.

— Значит, вы считаете, что власти виновны в гибели заложников?
— Мы никого не обвиняем, это должен сделать суд. Мы требуем честного расследования, а пока только фиксируем факты вранья со стороны официальных лиц, в частности, бывшего министра здравоохранения Юрия Шевченко, который уверял всех граждан в том, что газ абсолютно безвреден и что он широко используется при анестезии. Но это не так. Его коллеги говорили нам: "Мы не понимаем, почему Юра (Шевченко) взял на себя чужой грех". Кстати, Путин тоже говорил, что газ не мог причинить вреда. Вообще складывается впечатление, что власти очень хотели провести красивую операцию. Хотели, как лучше, а получилось даже хуже, чем всегда. Спецслужбы изначально готовились к штурму, и его проведение, на мой взгляд, было намеренно спровоцировано. Перед штурмом в здание театрального центра через три кольца оцепления проникли сразу три человека, которые якобы были расстреляны боевиками. Я сам лично пробовал пройти — это невозможно.

— А вообще в истории были случаи спасения заложников с использованием газа?
— Мне известно, что только рассматривалась возможность применения газа, например, для спасения 700 заложников в Перу, захваченных в 1996 году в резиденции японского посла. Но от этой идеи пришлось отказаться, потому что для успешности ее проведения надо было ввести 1000 врачей для оказания медицинской помощи, а это нереально. Поэтому ставка была сделана на затягивание переговорного процесса, в результате которого удалось вытащить до 90 процентов всех заложников, только потом была проведена силовая операция. В отечественной практике также не удалось найти примеров операций с использованием производных фентанила. Насколько я знаю, какие-то опыты проводились в Военно-медицинской академии. Видимо, кому-то очень хотелось провести "натурный эксперимент"...

— Гибель заложников в ходе операции, на мой взгляд, только скомпрометировала власть. Разве она была в этом заинтересована?
— Расследование показало, что было четыре видимых штаба, кто именно принял решение о применении газа, неизвестно. Следовали пытались это выяснить. О том, кто решил применить газ, спрашивали, в частности, Сергея Ястржембского, который осуществлял связь штаба с прессой, но при этом членом штаба не являлся. На вопросы: кто принял решение о штурме, кто разрабатывал операцию, он ответил, что не знает. Мы полагаем, те же вопросы задавались и другим должностным лицам, но не знаем, кому, и что они ответили. Мы не имеем доступа ко всем показаниям. Возможно, спецслужбы не рассчитывали на то, что газ будет вызывать какие-либо реакции. Бойцы отряда "Альфа" шли в противогазах, а бойцы "Вымпела" и "Рыси" без противогазов. По утверждению врачей, в отсутствии информации о веществе, меры реанимации не применялись. Нам очень многие говорили, загадочно кивая на "соседа": вы что, не понимаете, что Путина хотели подставить? Мы допускаем, что Путин, а также Владимир Проничев и Николай Патрушев не были посвящены во все детали операции, но мы хотим, чтобы во всем этом разобралась прокуратура.

Конечно, мы исключаем то, что это было спланированное убийство. Но за просчеты, которые привели, на наш взгляд, к непредумышенному убийству, кто-то должен ответить.

— Как удалось следствию обойти тот факт, что именно в результате применения газа погибли люди?
— За счет фальсификации показаний. Согласно свидетельствам о смерти, нет ни одного заложника, погибшего от газа. При вскрытии не применялись методики для обнаружения синтетических химических веществ. Получается, что заложники умерли, потому что они мало ели, мало пили, не дышали свежим воздухом и имели разные нарушения органов. Следователя вообще не интересовало, какой был применен газ. В материалах дела отмечается, что некоторые погибшие заложники имели дыхательные расстройства, вызванные неидентифицированным веществом. То есть между применением газа и гибелью заложников не установлена прямая связь.

— Но не может же эта связь полностью игнорироваться?
— Есть в материалах дела и такая фраза: "В результате действий в экстремальной ситуации спецподразделений погибли..." И дается список. Вывод: ситуация была безвыходной, и ничего нельзя было сделать. Наш адвокат предполагал, что будет проведен масштабный эксперимент, но ничего подобного не произошло. Типичная практика следствия — замалчивание. Она также была применена, когда выносилось постановление по результатам проверки действий врачей. Привлечь их к ответственности не удалось, они честно написали про все недостатки спасительной операции, что им приходилось грузить только трупы. Следствие зафиксировало, что 114 человек погибли почти мгновенно. Дальнейшие рассуждения, что они, возможно, погибли в автобусе, не имеют под собой оснований.

— Одномоментная смерть не может произойти от "недоедания"...
— Естественно. В свидетельствах указаны признаки отравления наркотическим веществом: отек легких, кровоизлияние во все органы. У 14 погибших вообще не было обнаружено никаких признаков хронических заболеваний. Прокуратура проигнорировала все эти факты, потому что еще до результатов проведения комплексной экспертизы на пресс-конференции власти озвучили класс примененного вещества и назвали в качестве основной причины смерти резкое прогрессирование хронических заболеваний. Власти также не хотели признаваться в нарушении Конвенции по применению химических веществ.

— Каковы дальнейшие перспективы дела?
— Вряд ли мы дождемся открытого судебного заседания. Вспомните гласный процесс по Беслану, когда потерпевшие получили доступ к материалам дела, и были вскрыты факты халатности штаба. По делу "Норд-оста" власть этого не допустит. Чтобы ничего не вышло на свет, на протяжении шести лет планомерно уничтожались все предполагаемые организаторы теракта: Масхадов, Басаев, Яндарбиев. Пособники террористов также либо сидят, либо в бегах. На пособников были заведены отдельные уголовные дела. В частности, на Заурбека Талхидова, чеченца, который, пользуясь мобильным телефоном, осуществлял контакт между родственниками одной из заложниц и главарем банды. Он также проводил в зал переговорщиков и журналистов. По утверждению Талхидова, он работал под прикрытием ФСБ. Потом спецслужбы от него отреклись, Талхидов был обвинен в пособничестве террористам, суду была представлена одна из телефонных записей чеченца, в которой он сообщал бандитам о расположении бронетехники. При этом все остальные записи были уничтожены. Талхидов получил восемь с половиной лет за пособничество террористам. Это весьма запутанная история, потому что незадолго до гибели Аня Политковская прислала мне письмо, что накопала какие-то данные о Талхидове, но просила никому не сообщать об этом. Потом ее убили. Мы подавали прошение в Мосгорсуд, чтобы нас признали потерпевшими по этому делу. Нам отказали. Других пособников также осудили за закрытыми дверями.

— Что для жертв террора важно: справедливость или материальные компенсации?
— Мы работаем по двум направлениям: и добиваемся правды, и требуем материальной компенсации. В масштабах России 20 тысяч пострадавших от терактов и 8 тысяч погибших во время них. На Дубровке было 912 заложников, из них 111 несовершеннолетних. Сиротами остались 69 детей. Нужны законные основания для оказания им помощи. Из федерального и московского бюджетов было выделено по 100 тысяч рублей родственникам погибших и по 50 — пострадавшим. Мы очень благодарны за эти средства, они пошли на похороны наших близких. Но есть частные случаи. Бабушка на воспитание внуков, у которых погибли родители, получила 215 рублей. Это копейки. Есть и другой случай, когда адвокату Венере Камаловой через суд удалось добиться пенсии до совершеннолетия на общую сумму в 50 тысяч долларов для Сонечки Хазиевой, потерявшей отца во время теракта на Дубровке. Тогда я позвонил ее маме Татьяне Хазиевой и спросил, чего мы добиваемся своими исками, — близких все равно не вернем. Она ответила: "Я хочу, чтобы власть знала, что если моего ребенка завтра возьмут в заложники, то ни денег ФСБ, ни денег государства не хватит, чтобы играть его жизнью".

— За свою плохую работу власть должна нести не только материальную ответственность, но и уголовную...
— Это возможно, но только после окончания дела, которое затягивается. Мало того, российская власть пытается уйти от ответственности за предотвращение терактов. На заседании ОБСЕ люди из других стран делали круглые глаза, когда узнавали, что в нашей стране полностью отсутствуют компенсационные меры. На Западе давно на законодательном уровне разработана система компенсаций жертвам террора. Во Франции, например, был большой уровень терроризма, от которого пострадало много людей. Государство задумалось: либо платить огромные компенсации людям, либо заставлять работать спецслужбы. Пошли по второму пути — терроризм исчез. Эту положительную практику пытались использовать наши адвокаты, в исках жертв теракта для привлечения внимания были названы значительные суммы, доходящие до десятков миллионов долларов. В основном мы получили отказы по этим искам. В новой редакции закона "О терроризме" общий вред, нанесенный жертвам теракта, заменен на конкретный ущерб. Хорошо расписана помощь боевикам спецподразделений, а в отношении пострадавших от теракта — общие слова, все на усмотрение соответствующих органов Российской федерации.

— Кого вы лично считаете виновным в смерти заложников?
— Владимира Путина.

— Почему? Вы же сами сказали, что президента могли подставить.
— Не исключено, что эту информацию запустили его пиарщики. Виноватым я считаю Путина, потому что он несет ответственность за ситуацию со Второй чеченской войной. В это время он был директором ФСБ. Война стала кузницей кадров боевиков, которым даже не надо платить. Кроме того, силовой блок, представителем которого является Путин, заинтересован в постоянной напряженности. Война выгодна для силовиков. Путин оказался неспособен взять под контроль силовые ведомства. Закономерен вопрос: а был ли у нас президент? Похоже на то, что мы не знаем, кто нами управляет. Наши заявления очень часто приобретают политическую окраску, потому что мы стремимся изменить политическую структуру так, чтобы жизнь человека имела высокую цену.

Ольга Гуленок