Спартанский метод выращивания эмбрионов

В одной книге Станислава Лема (Stanisław Lem, 1921–2006) Робот спросил Человека: «А как вы программируете детей?». Ещё недавно всем было понятно, что знаменитый фантаст шутит. Сегодня «программирование» детей — уже не вымысел. У родителей, которые прибегли к искусственному оплодотворению, появилась возможность выбирать, какому из нескольких эмбрионов подарить жизнь.

В «программировании детей» нет никакой фантастики: стратегия простая, как приёмы селекционера скота. Сначала искусственно оплодотворяют несколько яйцеклеток. Затем проводят генетический скрининг получившихся эмбрионов — выявляют гены, ответственные за появление того или иного признака, и оставляют «хороший» эмбрион, то есть эмбрион, имеющий или не имеющий определённый ген.

На практике это выполняется следующим образом. С помощью инъекций женских половых гормонов искусственно стимулируют созревание нескольких яйцеклеток в яичниках пациентки. Затем под контролем УЗИ специальной иглой проникают внутрь яичника и «высасывают» оттуда фолликулы — образования, внутри которых созревают яйцеклетки. Потом уже в лабораторной посуде яйцеклетки отделяют от «сопровождающих» клеток и смешивают с подготовленными сперматозоидами. После оплодотворения яйцеклетки (теперь они называются зиготы) помещают на специальную питательную среду, где они начинают делиться — будущие дети начали расти.

Через 2–3 дня самые «лучшие» из эмбрионов (обычно не больше двух) возвращают в матку, и если хотя бы один прикрепляется к её стенке, то наступает беременность. Вопрос в том, как отбирать этот или эти «лучшие» эмбрионы. Современная медицина способна выполнять преимплантационный генетический скрининг, то есть определять наличие ряда генов, которые приведят к развитию серьёзных наследственных болезней. Среди них гемофилия, серповидно-клеточная анемия, болезнь Хантингтона, бета-талассемия и много других. Для существующих сверхчувствительных методов генетического анализа достаточно одной клетки, которую «отщипывают» от эмбриона. Обычно это происходит на стадии, когда он состоит из восьми клеток; как ни странно, такое «увечье» не влияет на дальнейшее развитие эмбриона. Скрининг должен быть выполнен очень быстро: помещать эмбрион в матку нужно не позже, чем на пятый день после оплодотворения. Итак, «счастливчику» дают право на жизнь, а остальные эмбрионы элиминируют — проще говоря, убивают.

Началось всё с такого достижения медицины, как искусственное оплодотворение. Бесплодные пары получили возможность иметь детей. Методика далеко не всегда успешна, поэтому обычно оплодотворяют сразу несколько яйцеклеток: хоть с одной, да всё получится. Дальше ещё одно вполне гуманное достижение — преимплантационный скрининг для выявления наследственных «дефектов» у эмбрионов до их имплантации в матку. Раньше можно было выявлять дефекты только уже растущего в матке плода и рекомендовать аборт. Любой врач скажет: чем раньше выявлена наследственная болезнь, тем лучше.

Однако эти достижения современной медицины породили серьёзную этическую проблему. Есть несколько эмбрионов, а мать обычно может вынашивать только одного-двух. Так какого из них выбирать? Эта проблема касается не только бесплодных пар: искусственное оплодотворение может использовать любая пара, чтобы иметь несколько эмбрионов в «ассортименте» на выбор.

Именно этого выбора касается Билль о человеческом оплодотворении и эмбриологии (Human Fertilisation and Embryology Bill), который сейчас рассматривается в Палате общин британского парламента и может быть принят в октябре. Вокруг будущего закона разгорелись серьёзные споры, в которых активно участвуют общественные организации. Одно из положений гласит: если известно, что данный эмбрион имеет некоторый наследственный «дефект», и при этом есть другой эмбрион, «недефективный», то выбирать эмбрион с «дефектом» нельзя.

Вроде бы, это вообще перестраховка: кто же захочет, чтобы родился ребёнок с наследственной аномалией? Но нашлись люди и даже общественные организации, которые стали активно протестовать против этого положения. Дело в том, что в список серьёзных наследственных заболеваний, эмбрионы с которыми нельзя выбирать для имплантации, попала глухота. Оказалось, что глухие от рождения люди не считают свою глухоту болезнью. Они образуют своё отдельное сообщество, общаются на своём языке и имеют свою уникальную культуру. Например, Томато Личи (Tomato Lichy), активист одной из организаций глухонемых, заявил в интервью BBC Radio 4: «Чтобы вы понимали меня здесь, нужен переводчик, но если вы попадете на собрание глухонемых, то уже вы будете иметь проблемы. Вы не можете оценить стихи на нашем языке, не понимаете нашего юмора».

Запрет выбирать эмбрион, из которого вырастет глухой ребёнок, организации глухонемых считают проявлением дискриминации и даже геноцида: будет рождаться всё меньше глухих, и самобытное сообщество со временем исчезнет. Некоторые (а может быть, многие) глухонемые семьи хотят, чтобы их дети обязательно рождались глухими. По их мнению, ребёнок, который слышит и разговаривает с помощью голоса, не понимает своих «пальцеговорящих» родителей, оказывается чужим в их особом мире.

Однако аргументы вроде: «Слышащий ребенок не будет понимать язык жестов» кажутся несколько надуманными. Переводчики с языка жестов понимают и глухих, и слышащих! Тем более, что маленькие дети так легко обучаются — в интернациональных семьях они без проблем осваивают сразу два родных языка. Почему же они не могут освоить язык жестов — для своих родителей, а обычный язык — для мира слышащих? Получается, что родители обрекают детей на жизнь в своём специфическом мире, отрезают им путь в остальной мир. Это как минимум очень эгоистично: лишенный слуха ребёнок, конечно, будет больше привязан к таким же, как он, родителям. Но насколько такому ребёнку будет труднее за пределами родительского дома, несмотря на всю борьбу против дискриминации глухих (более корректно, слабослышащих). А главное, слышащий человек может выучить язык жестов, чтобы приобщиться к культуре глухонемых, а глухонемой не может «научиться» слышать.

Тот способ, которым глухонемые хотят обеспечить пополнение своему сообществу, напоминает историю, выдуманную Гербертом Уэллсом (Herbert George Wells, 1866–1946). Герой попадает в страну слепых и пытается объяснить её жителям, что такое видимый мир.

Его считают сумасшедшим и решают ослепить: пусть будет такой же, как остальные члены общества. Трудно было представить, что в XXI веке на родине классика найдутся желающие реализовывать его мрачную фантазию.

Самое удивительное, что британская общественность спорит не о том, этично ли вообще делать выбор: «этому жить, а этому — нет». Споры вызывает только вопрос, как правильно делать такой выбор.

В первой половине ХХ века была популярна евгеника — учение об улучшении человеческой породы. Предлагали, например, запрещать или не рекомендовать иметь детей людям, страдающим наследственными болезнями. На благо человечества, естественно, — чтобы в следующем поколении таких болезней стало меньше. К чему может привести масштабная реализация идей евгеники, стало понятно, когда в 1933-м году в Германии пришёл к власти один особенно фанатичный евгенист. Тогда был принят «Закон о предотвращении потомства людей с наследственными болезнями». В большом масштабе проводились принудительные стерилизации и уничтожение людей, имеющих различные аномалии, которые считались наследственными, например, психические болезни, глухота, наследственная слепота, тяжёлый алкоголизм.

После этого евгеническое учение было сильно дискредитировано. Человечество вроде бы признало, что даже благая цель не оправдывает вмешательства в появление потомства. Сейчас организации глухонемых называют (точнее, обзывают) евгеникой запрет умышленно выбирать эмбрион, у которого нет гена глухоты. Но умышленно выбирать эмбрион, у которого ЕСТЬ ген глухоты — это та же евгеника, только перевернуты представления, что такое хорошо и что такое плохо. Получается, что в конфликте о гене глухоты евгенику одобряют обе спорящие стороны, а расходятся только в вопросе о предпочтениях: какие эмбрионы выбирать «правильно», а какие — нет. Может быть не случайно, что преимплантационный скрининг эмбрионов (а значит, и их выбор на свой вкус) запрещен в Германии, которая на себе испытала практическую евгенику.

В арабских странах не стоит вопрос, можно ли проводить преимплантационный скрининг и отбирать эмбрионы. Здесь ответ очевиден: не можно, а нужно. Дело в том, что в этих странах традиционно много браков между родственниками (до 50% в ОАЭ и две трети — в Саудовской Аравии). Вероятно, из-за этого дети с врождёнными аномалиями рождаются гораздо чаще, чем в Европе или Америке, что было доказано Центром арабских геномных исследований (Centre for Arab Genomic Studies) в ОАЭ. На преимплантационый скрининг возлагают большие надежды, так как он позволит выявлять и «выбраковывать» эмбрионы, имеющие «дефективные» гены.

Генетическая лаборатория Арабского центра геномных исследований в Дубаи. Фото: Centre for Arab Genomic Studies

Массовое внедрение преимплантационного скрининга обязательного генетического тестирования жениха и невесты рассматривается как более реальная перспектива, чем искоренение традиции родственных браков. Пока на весь арабский мир существует одно учреждение, где выполняют преимплантационный скрининг — Госпиталь короля Фейсала в Саудовской Аравии.

Генетически предопределённая черта эмбриона, которую проще всего определить — пол. Хотя ни тот, ни другой пол не является патологией, многие родители очень хотели бы выбрать, будет мальчик или девочка.

Если в обществе примерно одинаковое количество пар, которые выбирают тот и другой пол, никаких проблем не возникает. Однако в некоторых странах, например, в Индии и Китае, традиционно предпочитают мальчиков. Если у родителей появится возможность выбирать пол ребёнка, то в следующем поколении может появиться серьёзный перекос. Согласно проекту закона, который в конце 2008 года будет рассматривать парламент Индии, выбор пола эмбриона без медицинских показаний (так называемые болезни, сцепленные с полом) будет считаться уголовным преступлением.

Преимплантационный скрининг эмбрионов считается приемлемым с точки зрения морали иудаизма, если речь идет о серьёзном наследственном заболевании. Для правоверных евреев это, вероятно, единственное решение. Дело в том, что с одной стороны, Тора предписывает всем парам пытаться иметь собственных (не усыновленных) детей, даже если оба родителя имеют какой-либо ген наследственной болезни и велика вероятность, что ребёнок будет больным. С другой стороны, иудейская мораль одобряет аборты только в случае угрозы здоровья для матери. То есть нельзя убивать плод (делать аборт) из-за того, что обнаружено наследственное заболевание.

Получается, что выбор эмбриона на основе преимплантационного скрининга — единственная стадия, на которой можно предотвращать появление детей с наследственными болезнями. Правда, ещё один радикальный способ возможен для тех наследственных болезней, которые наследуются по так называемому рецессивному принципу: болезнь проявляется, только если ребенок получил копии «дефективного» гена от обоих родителей.

В традиционном еврейском сообществе первому свиданию будущих супругов должно предшествовать официальное представление при посредничестве свахи. Организация под названием Dor Yeshorim тестирует будущих супругов на наличие генов наследственных болезней до их знакомства и сообщает о результатах (только свахе!), если оказывается, что оба потенциальных супруга имеют один и тот же ген наследственной болезни. В этом случае сваха просто их не познакомит. Исключаются душевные травмы, страх рождения больного ребенка, переживания из-за своей «неполноценности» — самих носителей генов можно и не информировать о результатах тестирования.

Сергей Авилов