Финансовый Армагеддон: мыльный пузырь \"новой экономики\"

Последнее десятилетие XX века характеризовалось для США высокими темпами экономического роста, намного превышающими среднестатистические показатели. Причем этот результат был достигнут практически без видимого роста инфляции, что является уникальным результатом для американской экономики. Однако, проводя исторические параллели, мы можем заметить, что подобное было в конце 20-х годов прошлого века, когда экономический рост не сопровождался инфляционными процессами. Тогда все закончилось Великой депрессией. Сегодня ситуация еще серьезнее. 

Экономический кризис в США становится глобальным и от него страдают миллионы людей. По подсчетам директора МВФ Доминика Стросс-Кана, потери в результате финансового кризиса уже составили $ 10,229 трлн. И ведь это еще не предел! Попробуем разобраться, в чем же причина кризиса. 

Спецификой экономического развития США с начала прошлого века было постоянное доминирование фондового рынка, который был фактически регулятором основных экономических процессов. В результате ценные бумаги стали основой активов практически всех финансовых институтов страны. 

В процессе роста рынка банки и другие финансовые институты выпускали вторичные, третичные ценные бумаги, которые требовали для обслуживания своего оборота дополнительные объемы наличных денег. В свою очередь, излишки денежных средств стимулировали рост фондового рынка, который, пропуская их через себя, создавал фиктивные активы, уменьшающие текущее инфляционное давление на рынок. Поскольку исходная база этих активов достаточно сомнительна, любое существенное замедление темпов роста фондового рынка могло привести к крупному кризису. 

Одновременно, в начале 1990-х годов произошло крушение мировой социалистической системы. США и их союзники захватили рынки, которые раньше контролировал СССР. Но экспансия доллара не могла быть бесконечной. Основной механизм, обеспечивающий стабильное развитие экономики США, исчерпал себя. Американская экономика должна была оказаться в предкризисном состоянии. Но появилась «новая экономика», которая оттянула на себя избыток финансовых ресурсов. Именно избыток финансовых ресурсов в начале 1990-х годов стал той «затравкой», на базе которой выросла «новая экономика». Благодаря ей, повторился феномен 1920-х годов — быстрый рост практически без инфляции. 

Механизм «новой экономики» состоял в том, что в стране появился сектор экономики, базирующейся на информационных технологиях, который, как ожидалось, способен обеспечивать норму прибыли в несколько раз больше, чем нормальная, производительная экономика. Поддержанная массовой пропагандой, в том числе и государственной, и финансовыми механизмами, «новая экономика» стала раковой опухолью на теле США. В прогнозах отраслевых аналитиков и в воображении инвесторов предполагаемый рост прибыли был колоссальным, хотя никакие текущие показатели доходности не давали даже намека на это. 

Судя по котировкам акций некоторых компаний в разгар интернет-бума, ожидалось, что доходы новой экономики на протяжении десятилетий будут расти со скоростью, многократно превышающей средние темпы роста экономики в целом, и в результате обеспечат как возврат вложенных средств, так и баснословную прибыль. Но все эти расчеты оказались неверны. В итоге, огромное количество компаний прекратило свое существование, так и оставшись убыточными. А недавние громкие скандалы с корпоративной финансовой отчетностью многих гигантов «новой экономики», выглядевших благополучными и даже успешными, разбивают последние иллюзии. 

При этом реальных товаров для населения от «новой экономики» практически не прибавилось. Более того, значительная часть тех услуг, которые они реально оказывают конечным потребителям, во многом лишь заменяет уже давно существовавшую часть сектора потребительских услуг. Это привело к двум интересным явлениям. 

Первое из них — основным покупателем услуг «новой экономики» стала она сама. Начал расти колоссальный «мыльный пузырь» виртуальной экономики, объем которого существенно превышал объем той «пуповины», которая связывала ее с экономикой старой, реальной. В реальное производство продуктов массового потребления «новая экономика» вторгается с трудом, ведь основные потребности конкретных людей продолжает удовлетворять именно старая экономика. Подавляющую часть своих доходов граждане продолжают тратить на оплату жилья, медицины, образования и еды. По этой причине трудно объяснить нормальному человеку, зачем его компьютеру каждые три месяца увеличивать производительность. 

Не менее сложным вопросом является доказательство необходимости использовать в повседневной практике холодильники с выходом в Интернет. «Новая экономика» была вынуждена находить новые сферы применения, которые «привязывали» бы ее к реальной жизни. 

Поэтому вторым явлением стало то, что до начала получения стабильных прибылей основным товаром «новой экономики» стал поиск новых механизмов продажи продукции экономики традиционной. Как следствие, основные инвестиции в «новую экономику» даются под новые маркетинговые технологии на базе Интернета. 

Кроме того, главным феноменом современной мировой экономики является глубокая и все более усиливающаяся диспропорция между новыми, информационными и традиционными секторами экономики. Такие разрывы появлялись и раньше, когда новые технологии занимали полностью пустующую нишу чисто экстенсивными методами. Однако даже на переходе от экстенсивного пути к интенсивному, то есть в момент резкого уменьшения нормы прибыли, общий объем новых отраслей был настолько меньше объемов экономики в целом, что завышенная норма прибыли не оказывала влияния на общеэкономическую конъюнктуру. 

Сейчас ситуация другая: капитализация «новой экономики» настолько велика, что она не просто «оказывает влияние» на общеэкономическую конъюнктуру — это влияние становится доминирующим.

Промышленность же стала проигрывать конкурентную борьбу на рынке кредитов и инвестиций, реальная стоимость кредита для нее сильно выросла. 

В результате все сильнее начали проявляться процессы, связанные с переходом промышленности на более экономичные режимы деятельности, скорость ее развития за счет собственных ресурсов существенно замедлилась. Выросли издержки. Труднее стало привлекать квалифицированных молодых специалистов, поскольку они устремились в финансово более привлекательные сектора «новой экономики». Уменьшились вложения в инновации, многочисленные и смелые идеи 1960-1970-х годов так и не нашли своего воплощения. Впервые в истории колоссальные инвестиции вкладывались в сектор экономики, который не смог существенно увеличить свою долю продаж конечному потребителю. 

Так, мобильные сети третьего поколения, на покупку лицензий по которым компании в Европе тратили десятки миллиардов долларов, до сих пор не развернуты — просто потому, что они никем не востребованы. Корпорации все чаще отказываются покупать продукцию новой экономики и поддерживать собственные подразделения, занимающиеся этой деятельностью, потому что они приносят только убытки. Таким образом, сейчас США столкнулись со структурным кризисом невиданных масштабов. На самом деле кризис этот естественным путем должен был начаться лет на пять раньше. Тогда масштабы диспропорций, в частности размеры паразитической экономики, были бы гораздо меньшими. Но кризис все эти годы отдаляли, искусственно поддерживая на плаву дутую часть новой экономики — политикой низких ставок, иллюзорной статистикой роста производительности, всевозможными словесными заклинаниями, да и просто обманом. 

При нынешних же диспропорциях, с учетом объема американского ВВП (около 10 трлн долларов), общее сокращение ВВП должно составить примерно 200-250 млрд долларов в месяц. Если власти США не готовы признать наличие структурного кризиса и допустить некоторые структурные изменения, то они должны направлять примерно такие суммы на поддержание падающих секторов. Каждый месяц! Есть серьезные основания полагать, что изменение бюджетного профицита на дефицит связано именно с проведением такой политики. Скорее всего эта политика обречена на провал, поскольку США не располагают ресурсами таких масштабов, а те, которые можно мобилизовать, по самым оптимистическим оценкам, закроют не более 30-40% необходимого объема. 

Но даже в случае удачного стечения обстоятельств, применение этих мер не заменит болезненную структурную перестройку, а лишь растянет ее во времени. И общий кризис американской экономики будет продолжаться. А так как колоссальное количество наличных и безналичных долларов и ценных бумаг, номинированных в долларах, за пределами США, при первых признаках кризиса вернутся обратно, между кризисом мировой экономики и кризисом американской можно ставить знак равенства. 

По самым предварительным оценкам, можно ожидать, что среднее потребление в мире упадет в 2-3 раза, что приведет к многолетней стагнации мировой экономики. 

Сейчас правительства и денежные институты стран Евросоюза вынуждены спасать важнейшие кредитные учреждения от банкротства, затыкая их финансовые бреши десятками миллиардов евро. Так, в Германии угроза банкротства нависла над крупнейшим ипотечным банком Hypo Real Estate (HRE). На его спасение собирают 35-миллиардный кредит в евро. 75% даст федеральная власть за счет налогоплательщиков. Остальное — частные банки. Однако пока предпринимаемые меры не приостановили падения курса ценных бумаг финансового концерна. 

В Великобритании банкротство нависло над компанией Bradford & Bingley, которую называют «великаном ипотечного рынка». Катастрофу пытаются предотвратить с помощью государственных кредитных гарантий на 63 миллиарда евро. Кроме того, намечена распродажа принадлежащей «великану» сети филиалов и сберкасс. 

То же происходит в остальных европейских государствах. Ирландия стала первой страной еврозоны, объявившей о том, что она вступила в период экономического спада. Финансовый кризис также перерастает в серьезную проблему трансатлантической политики, обостряя противоречия между Европой и США. Также провал плана финансового оздоровления американской экономики, предложенного администрацией Буша, но отвергнутого конгрессом США, придал ситуации еще более катастрофические черты. Комиссар ЕС Питер Мандельсон, отвечающий за торговлю, заявил, что американских законодателей «покинул всякий разум, и я надеюсь только на то, что в Европе не найдется таких политиков и парламентариев, которые готовы проявлять такую безответственность». 

Теперь перейдем к тем, кому предстоит расхлебывать заваренную кашу. Очевидно, что спасение утопающих происходит за счет тех самых рядовых граждан, которые и так теряют все свои сбережения, вложенные в «погоревшие» банки и компании. Отсутствие денег в экономике — это отсутствие перспектив развития, сокращение и потеря рабочих мест, снижение зарплат и жизненного уровня. И все это коснется в первую очередь как раз тех, кто никогда не играл на фондовой бирже и не скупал акции «перспективных» компаний. То есть обычных жителей Европы. Ведь никто не спросит простых налогоплательщиков, на что они хотели бы потратить свои деньги — на выплату пенсий или на спасение частных банков и корпораций. Либеральная экономика в очередной раз бросила за борт миллионы людей. Европейские политики много говорили о том, что экономические кризисы — это дело прошлого, но мы в очередной раз убедились, что капитализм — это непредсказуемость, это опасность, это отсутствие уверенности в завтрашнем дне.

Вера Балахнова